Мистериум - Роберт Уилсон

Эвелин была не против стоять в очереди за водой вместе со всеми.

Она и раньше стояла в очереди. Припасы подвозили к ней домой по вторникам и четвергам, и прокторы щедро ими делились, но ей нравилось иметь собственный паёк. Это делало возможным маленькие удовольствия: чашка кофе наедине с собой, когда выдавали кофе; или чай; или просто лишняя порция воды, чтобы по-быстрому сполоснуться в жаркий день. Очередь была небольшой неприятностью, и она не жалела о времени, потерянном в ней.

Её новое платье изменило всё.

Платье было чудесным подарком, и она охотно приняла его, хотя и не без задней мысли. Оно делало слишком очевидной растущую пропасть между ней и остальными жителями городка.

Платье было из немного переливчатой тёмно-зелёной ткани — бомбазин с шёлком, как сказал лейтенант. К нему прилагался комплект нижнего белья настолько вычурного, что ей потребовалась инструкция по эксплуатации, которую лейтенант также предоставил: крошечный томик в твёрдой обложке под названием «Внешность и её совершенствование, для женщин» за авторством миссис Уилл. После того, как Эвелин разобралась со своеобразной орфографией миссис Уилл, научилась отличать пряжку от крючка и поняла, что булавки здесь называются фибулами, у неё всё получилось.

Ей даже, можно сказать, понравилось, как она выглядит в этом платье. Общее впечатление было, понятное дело, викторианским. Быть настолько закрытой и в то же время выставленной напоказ — это было странно, и до странности интересно. В Бостоне или Нью-Йорке, как сказал лейтенант, так одеваются самые утончённые леди.

Но Ту-Риверс — это не Бостон и не Нью-Йорк, и не был ими даже в старые времена. И в этом-то и была проблема. Её и так уже обвиняли в том, что она принимает любезности проктора, поселившегося в её доме. Элеонор Кэмби, жена владельца похоронного бюро, стояла за ней в очереди за водой и раз за разом шептала ей слово «квислинг». Эвелин такого слова не знала, но сразу поняла, что оно означает. Коллаборационист. Предатель.

Стоять в очереди одетой в шёлково-бомбазиновое платье со шнурованным воротником — нет, совершенно невозможно.

Она могла просто переодеться в старое перед выходом на улицу, однако Эвелин чувствовала, что это именно то, чего лейтенант не хотел бы. Целью этого подарка, или, по крайней мере, одной из целей, было сделать её другой, особенной.

Так что когда ей требовался её водный паёк, она просила подвезти её одного из младших офицеров (Эвелин про себя называла их прокторятами; их система званий была слишком сложна, чтобы она могла её запомнить), в данном случае молодого человека по имени Мальтус Феликс. Феликс отвёз её в центр на угловатой машине, по виду напоминавшей старый джип.

Феликс был неразговорчив, однако вежлив — и это была приятная перемена. Она привыкла ожидать презрения или в лучшем случае безразличия от младших офицеров. Она полагала, их так готовили; к тому же их, вероятно, пугали странности Ту-Риверс. Город превратился в жутко странное место независимо от того, с какой стороны стекла на него смотреть. Сегодня Феликс вёл машину по заваленным опавшей листвой улицам и даже слегка улыбнулся (едкой прокторской улыбочкой, но искренне) когда она сказала что-то о том, какое синее сегодня небо. В октябре небо сине́е всего, подумала Эвелин.

Должно быть, это платье заставило Феликса стать вежливее. А может, не само платье, а то, что оно олицетворяло. Печать его командира. Отметка если не ранга, то принадлежности.

Нет, осадила она себя. Нет, прекрати об этом думать. Даже если так думает Феликс.

Она в смятении обнаружила, что водовозная машина сменила расположение.  Сегодня она была припаркована у школы Джона Кеннеди. Из всех возможных мест. Она поразмыслила о том, не велеть ли Феликсу развернуться — не стоило рисковать, что её увидят — только не здесь. Однако Феликс может рассказать лейтенанту, который неправильно это поймёт. Да и чего, собственно, ей стыдиться? Нечего. Ей совершенно нечего скрывать.

Вода выдавалась владельцам пайковых карточек между полуднем и шестью вечера; машина только-только приехала. Феликс перебросился парой слов с рядовыми, бездельничающими в кабине. Bureau de la Convenance Religieuse не входило в состав вооружённых сил; официально Феликс не был старше этих людей по званию, но Эвелин заметила, что военные побаиваются религиозной полиции. Пределы полномочий Бюро были неясны и потому весьма широки, как сказал ей лейтенант. Цензор или проктор, говорил он, мог легко, даже, если подумать, слишком легко создать проблемы служащему по призыву. Так что вполне естественно, что солдаты их опасались.

Угрюмый пехотинец открыл кран в задней части грузовика. Эвелин взяла из машины свой походный термос. Феликс не станет наполнять его для неё, и она была не настолько глупа, чтобы просить его об этом. Это была её вода и её забота. Она согнулась, чтобы пристроить термос под стальной штуцер, другой рукой придерживая подол платья. Вода хлынула наружу и забрызгала ей башмаки. Вода выглядела чистой, но слегка попахивала машинным маслом. Как всегда.

Она наполнила термос под самую крышку и закрыла его.

Идя обратно к машине, она рискнула взглянуть через плечо на школу — конкретно, на комнату на втором этаже, где Декс преподавал историю своим уменьшающимся классам.

Была ли в окне тень?

Смотрел ли он на неё?

Видел платье?

Она отвернулась и зашагала с высоко поднятой головой. Ей всё равно, видел ли он её. Так она себе сказала. Больше нет причин беспокоиться о том, что подумает Декс Грэм.

Военные заняли отель «Дэйз Инн» на шоссе к востоку от города. Все гражданские автомобили бульдозером сгребли с парковки и заменили военными машинами — танками, броневиками, псевдо-джипами. На спешно установленной деревянной мачте развевался флаг Консолидированной Республики, хлопая на свежем октябрьском ветру, и Эвелин некоторое время глазела на него, пока Феликс выполнял собственные обязанности: доставлял документы одному из главных военных.

Флаг был голубой с белыми полосами и красной звездой посередине. Это мог бы быть флаг любой страны, подумала Эвелин; это был не американский флаг, но он не был пугающе чужим. Она постепенно свыклась с идеей о том, что Ту-Риверс каким-то образом переместился, оставаясь на месте, что он оказался в месте, где всё существенно иное. В качестве идеи это было непостижимо; в качестве факта повседневности к этому привыкали. По крайней мере, следовало привыкать.

Она приспособилась и к другим переменам. Эвелин три года была замужем в Трэверс-Сити за общественным нотариусом по имени Патрик Коттер. Она считала, что это тоже будет длиться вечно, но замужество закончилось; её связь с Патриком оказалась такой же хрупкой, как связь Ту-Риверс с Соединёнными Штатами Америки. И её отношения с Дексом: они рухнули сразу, как только в её доме поселился лейтенант. Каков урок? Не существует клея, который надёжно слепил бы части мира. Ни в чём нельзя быть уверенной, за исключением перемен. Главное — каждый раз приземляться на ноги.