Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич

— Ты смотри, ушастый закукарекал! Прямо как петух поутру! — Яромир обращался к своим приятелям, но так, чтобы слышали его все в зале.

— Разве петух бывает ушастым, Яр? Тем более с одним ухом! Скорее, это курочка, которую петух топтал давеча! Хотя курочка с одним ухом — тоже странное зрелище… Но вообще, мне этот визг бедного порося напомнил, которого не смог зарезать юный мясник с первой попытки! — Ратибор рассмеялся недобро, а за ним и его друзья. Их громкий смех эхом прокатился в наступившей тишине.

Ждан Заяц встал. Казалось, он переливался всеми цветами радуги, как россыпь алмазов под солнечными лучиками. Сначала, опять же, побледнел. Потом покраснел. Затем позеленел. А под конец показалось, что и посинел. В таком бешенстве его ещё никто и никогда не видел. Ведь никто и никогда не смел так с ним разговаривать!

— Молитесь своим богам, покойники! — только и смог он выдавить из себя. — Подыхать вы будете долго и мучительно, это я вам обещаю!

Вся банда Ждана вскочила со своих мест. Сорок человек против трёх. В таверне вдруг стало неимоверно тесно.

Ратибор и Яромир не спеша тоже поднялись и спокойно встали по обе стороны от Мирослава, разминая затёкшие мышцы и хрустя костяшками пальцев. Оружие своё они, как и их товарищ, не тронули.

— Мы обязательно помолимся богам, ушастик, — зло сказал Ратибор, закатывая рукава рубахи на своих здоровенных лапищах. — За упокой твоей никчёмной заячьей душонки, молот Сварога тебе по самые помидоры…

— Ну чего, девоньки, драться будем или глазки строить? — задал риторический вопрос Яромир, тоже закатав рукава на своих, как выяснилось, не менее могучих, чем у Ратибора, бицепсах. — А то уже смотреть тошно на ваши кислые рожи!

— А ты что, любишь драться с девоньками? — раздался визгливый голос Курьяна с задних рядов разбойничьей шайки, готовой вот-вот броситься на троих приятелей и разорвать их в клочья.

— Только с такими бородатыми, как вы… — прозвучало в ответ.

— Рыжего притащить ко мне ещё живым! Я сам ему язык с зыркулями вырежу, собственноручно! Остальных двух порвать на лимонные дольки! Чтоб даже матери родные их по кускам собрать не смогли! — прогремел дрожащий от нетерпения гневный голос взбесившегося Ждана Зайца.

Дважды повторять не пришлось, и при последних словах главаря вся ватага разбойников дружно ринулась на троих друзей, приготовившихся подороже отдать свои жизни.

— Идите сюда, собаки! — сжав могучие кулаки, громко и презрительно бросил в лицо противникам Ратибор за мгновение до того, как четыре десятка двуногих псов, более похожих на рой рассерженных ос, дружно накинулись на них.

Глава 8

Светозар

Начальник городской стражи Орёлграда, а по совместительству и личной охраны князя Изяслава Светозар, мощного телосложения муж тридцати шести лет от роду, с лохматой копной каштановых волос, длинной, окладистой бородой чуть ли не до живота и уже появившимся за несколько лет праздной жизни слегка заметным брюшком, восседал за столом и неспешно потягивал медовуху, с ленивым интересом посматривая в окно. Дело в том, что сидел он в избе, окошки которой выходили аккурат на таверну «Хромая лошадь». Захаживал Светозар в этот дом частенько, чтобы совместить приятное с полезным: повидаться с вдовушкой Фёклой, что жила тут одна с детьми уже несколько лет после пропажи мужа, да заодно поглядеть на ненавистный кабак, что так мозолил ему глаза. Мужа-то Фёклы, Гостимира, он знавал в своё время неплохо, ведь тот служил под его началом. И знал, что обладал он вспыльчивым характером и был подвержен вспышкам ярости. Особенно когда накатит кувшинчик медовухи… Но также Светозар знал, что Гостимир никогда не пропал бы так внезапно, ничего не взяв с собой и не сказав ни слова на прощание своим жене и четырём деткам, коих любил безумно. Фёкла была женщина работящая, не глупа и недурна собой. Да и отношения у них ладились. Не без ссор, конечно! Всякое бывает! Но всё же жили Фёкла с Гостимиром по большей части тихо, мирно. Малые дитятки подрастали, и ничто не предвещало беды. И вдруг на тебе, исчез! Как сквозь землю провалился! Ничего не прихватил из хибарки, никому даже несчастного словца не буркнул напоследок, оставив ещё и детишек расти без отца. Чудеса прямо! А Светозар в чудеса не верил. Не в такие, по крайней мере, ибо пожил он достаточно и повидал всякого. И хмуро глядя в оконце на ненавистную харчевню, он хорошо представлял себе, куда мог деться Гостимир. Но доказательств не было. Как и свидетелей.

«Зашёл, поди, в кабак-то этот, как с Фёклой тогда поцапался слегка. Зашёл, накатил медовухи… Ну а дальше… Местных-то старались разбойники не цеплять, тем более стражей, но бывают ведь исключения из любого правила! Зашёл и не вышел из него. Не он первый, не он последний. Закопали, поди, на заднем дворе-то! Вот и эти трое пришлых чужаков наверняка не выйдут из трактира. Судя по характерному шуму и тому, что в „Хромой лошади“ собралась вся шайка Ждана Зайца в полном составе (чтоб ему и нос отрубили, окаянному), поди, разделывают уже чужаков на куриные окорочка… Эх, да чтобы Изяслав провалился вместе с братцем своим… Велел ведь не трогать „горячо любимого“ дальнего родственничка… Отношения, видите ли, не хочет портить с его отцом Кулбахом да всей егошней роднёй… А то, что творит Ждан, это нормально⁈ Да, пригрел на своей груди князь змею-то гремучую…» — грустные думы одолевали Светозара.

В корчме тем временем слышался шум идущей драки. Побоище было в самом разгаре. Крики, стоны, ругань и проклятия сыпались как из рога изобилия. Всё это сопровождалось какофонией бьющейся посуды да глухими звуками ударов, свидетельствующими о том, что в ход идёт всё, что попадается под руку, а так же падающими телами с разной силой грохота. С улицы, в одно из окон «Хромой лошади», в небольшую щель между ставнями за происходящим увлечённо наблюдал тощий белобрысый паренёк лет семнадцати. На его лице отображались поочерёдно такие эмоции, как недоверие, удивление, страх и восхищение. Периодически парнишка вытягивал шею, стараясь лучше рассмотреть творящееся в кабаке действо, удивлённо качал головой и восхищённо цокал языком.

Светозар не выдержал, нетерпеливо выглянул в окно и окликнул любопытного юношу.

— Ну, что там⁈ Чего-то долго возятся, — пробурчал начальник городской стражи угрюмо.

Паренёк нехотя оторвался от, без сомнения, очень увлекательного зрелища, что предстало пред его очами, и опрометью бросился к Светозару.

— Там такое!.. Такое там!.. Во-о-о-т-т-т! — только и смог, запыхавшись, выдавить он.

— Да чтоб леший порвал твою задницу прямо по шву, Дынко! — вспылил Светозар. — А ну, приведи свою единственную извилину в порядок, сын барана и козы, да доложи внятно, что там происходит⁈ Пришлых уже пустили на отбивные?

— Там ещё вопрос, Светозар, кто кого на отбивные пустит! — выпалил Дынко, лишь с полгода как вступивший в ряды городской стражи и потому бывший сейчас на побегушках у своего начальника.

— Ты что, умом тронулся, скотина⁈ — взорвался Светозар, никогда не отличавшийся спокойным нравом. — Их только трое там супротив всей шайки нашего ушастого злыдня, а это рыл сорок, не меньше!

— Их-то там, может, и трое! Зато каждый из них десятка стоит, если не больше! А тот, что здоровее всех, с рыжей гривой, так вообще сотни! — с пылом выпалил Дынко и с сожалением оглянулся на таверну.

«Эх, от такого зрелища оторвали…» — подумал он тоскливо.

— А чего не тысячи? — Светозар сочувственно взирал на Дынко. — Похоже, ты совсем сбрендил, придурь! Хм… Здоровенный с рыжей гривой, говоришь? Любопытно… А не тот ли это, случаем, рыжий чужак, что сегодня днём на центральной площади Могуту одолел в поединке? Под описание подходит. Интересно…

В этот момент окно трактира, в которое только что подсматривал Дынко, вдребезги разлетелось, разметав по близлежащим окрестностям старые дубовые ставни, на которые оно было закрыто, и из него вылетело тело человека, как будто из пращи пущенное. Пролетев метров пять, оно шмякнулось наземь, перекатилось несколько раз по инерции и неподвижно замерло на дороге в пыли, в неестественном положении со сломанной шеей.