Сорок изыскателей. Повести. - Сергей Михайлович Голицын

Магдалина Харитоновна начала было о «неописуемо отвратительных нарушениях дисциплины», грозила все рассказать Елене Ивановне, но Витя Большой прервал ее:

— Магдалина Харитоновна, в милиции нас простили, и вы тоже простите. Ведь мы изыскатели.

— И давайте тоже назовемся номерами, — предложил один из близнецов и поднял кверху свой острый нос. — Какой у них был последний? Седьмой?

— Здорово! — воскликнул Витя Перец и подскочил ко мне. — Вы, дяденька доктор, будете изыскатель Номер Восьмой, идет?

— А Магдалине Харитоновне отдать Номер Девятый? — пробурчал Витя Большой. — Дудки!

— Пускай, добрее будет, — шепнул другой близнец.

Десятый номер получила Люся.

Галя выразительно посмотрела на меня своими большими, как у олененка, глазами и робко сказала:

— А Номер Одиннадцатый… Мне очень хочется… Пусть будет ваш сын Миша.

Ребята распределили между собой все номера. Тридцать восьмой достался Гале, а тридцатый девятый, как самой младшей, Соне. И я и Соня были очень довольны. Мы выдержали изыскательский экзамен на пять с плюсом.

— Эх, пионеров не хватает для круглого счета! Сорок изыскателей — куда бы занятней! — воскликнул Витя Перец.

Вошла Номер Третий — директор. Мы сразу притихли.

«Знает она или не знает?» — думал я.

— Здравствуйте, дети!

Все вскочили и весело приветствовали ее.

— Ну, как спали?

— Спасибо, очень хорошо! — звонко, хором ответили ребята. И ведь ни один не улыбнулся, не запнулся!

— Очень рада, что хорошо. — Номер Третий что-то чересчур внимательно осмотрела всех нас, медленно повернулась и так же медленно вышла.

Я вздохнул с облегчением. Кажется, она не знает и не подозревает.

Глава девятая

Сперва под землю, потом, кажется, на Марс

Наша тропинка петляет по скошенному лугу. От стогов сена струится тонкий чайный запах, далекий ястреб плавает в синем небе. Направо неширокая речка то прячется в густых ольховых зарослях, то подбирается к самой дороге темными глубокими излучинами. Налево тянется крутой склон, поросший тощими сосенками и березками, кое-где меж деревьев сквозят пролысины белесых известняковых обрывов.

Мальчики сняли брюки, девочки — шаровары.

В одних синих трусах и голубых майках они скачут босиком, налегке и кричат, заливаются, хохочут. Поневоле хочется любоваться нашими стройными, юными спартанцами. С ними вместе носится, высунув длинный язык, милейший Майкл, такой же юный и беззаботный.

А мы, взрослые — Магдалина Харитоновна, изыскатель Номер Первый и я, — шествуем сзади. Мы несем три пустых рюкзака, три геологических молотка, кусок сапожного вара для будущих факелов и два электрических фонарика. Мы — большие, нам положено идти неторопливым шагом и вести серьезные разговоры.

Рассказывает Номер Первый. Рассказывает увлеченно, горячо, размахивает своими короткими пухлыми ручками, то хмурит, то поднимает чахлые, бесцветные брови, надувает щеки…

— Помните у Джека Лондона? Запрятался человек в непроходимые лесные трущобы и на берегу ручья моет золото. Иной раз за много дней труда он не найдет ни миллиграмма; и вдруг ему начинают попадаться драгоценные крупинки, то совсем ничтожные, как пыльца ромашки, то побольше, как просяное зернышко. Золотоискатель волнуется, руки его дрожат, он забывает всё на свете… Вот и я такой. Забрался сегодня с семи утра в кремлевскую башню, роюсь среди старых бумаг, шарю, ищу, чихаю от пыли, перелистываю, читаю все эти поблекшие письма… Все надеюсь: а вдруг блеснет золото и я вытяну хоть фразу об интересном историческом факте, хоть туманный намек на такой факт. И чего там только не попадается: какая-то помещица сообщает барыне Загвоздецкой о покупке новой шляпки, управляющий имением пишет полковнику о скоропостижной смерти борзой собаки… Еще до войны, когда приезжал к нам Номер Седьмой, все эти документы до последней строчки мы переглядели. Сейчас я их снова перечитываю. Вы своими рассказами словно подтолкнули меня. Мне еще больше вашего захотелось найти хоть песчинку сведений о портрете и о художнике, но нет, не намывается золото, да и только… Впрочем, я сделал одну любопытную выписку из письма к полковнику Загвоздецкому.

Номер Первый вынул из кармана блокнот и стал читать на ходу:

— «В окончание своего доклада должен присовокупить: заходил ко мне малый ваш, Егорка, коего вы отдали в учение в Академию, показывал бумагу. Я сию бумагу прочитал и убедился, что успехи в науках и художествах означенный малый имеет весьма отменные, а посему советую не брать его сейчас на хрустальный завод вашего благородия, а годок еще погодить, пускай учение продолжает; а впрочем, на все ваша воля, и, коль приказание ваше будет отправить его из Санкт-Петербурга в Любец, так и поступлю без замедления. Остаюсь при сем нижайший и покорный слуга вашего благородия отставной коллежский асессор Пантелеймон Семикрестовский, 8 генваря 1837 года».

Пока я еще ничего путного сказать об этом письме не решаюсь, — говорил Номер Первый, — знаете, чешуйки слюды тоже блестят, как золото. Но нюх-то изыскательский у меня есть. Думается мне, напал я на какой-то след… Да, между прочим, — добавил он, — кто это там в башне так набедокурил?

Витя Перец, последнее время болтавшийся у меня под ногами, почуял недоброе и ускакал далеко вперед. Однако Люся и Витя Большой его поймали и притащили.

— Послушай, дорогой! — укоризненно поглядел на него Номер Первый. — Что же это такое? А? Ящики вверх тормашками, книги разбросаны. Разве изыскатели так обращаются с историческими документами? Я насилу прибрал.

Витя Перец мрачно засопел и уставился в одну точку. Когда же Номер Первый перевел дух, собираясь продолжать нравоучения, он шмыгнул в сторону и скрылся за кустами.

Ребята дожидались нас у высокого белого известнякового обрыва, круто спускавшегося к речке. Обрыв так ослепительно сверкал на солнце, что я невольно прищурил глаза.

— Видите, ребята, сколько тут камня-известняка, — объяснял Номер Первый. — Когда-то тут было море, миллионы лет подряд моллюски умирали, их раковины падали на дно, одни на другие, и за миллионы лет этих раковин накопилось так много и они так плотно слежались, что их остатки превратились в белый известняк. А теперь смотрите.

Он взмахнул геологическим молотком и острым концом его отколол кусок камня. В свежем изломе мы разглядели целое кладбище крохотных ребристых раковин.

— А хотите, покажу фокус?

Номер Первый выбил из расщелины скалы темную колчужку, напоминавшую гнилую картофелину. Ловким ударом молотка он расколол ее пополам.

— Вот так штука!

Колчужка была пустая, а внутри