Всемирная история. Том 2. Бронзовый век - Александр Бадак

Исторический анализ проявившихся в произведениях достаточно зрелых и высокохудожественных тенденций, к сожалению, невозможен. Очевидно, что литература периода Среднего царства опиралась на опыт более ранних творений, однако, практически все письменное наследство Древнего царства утрачено.

Более-менее твердо генетическая связь литературы Среднего царства с произведениями предшествующих эпох прослеживается в жанре поучений. Здесь некоторые произведения авторов древности известны хотя бы по ссылкам на них позднейших дидактиков. Например, велика вероятность того, что известное по многочисленным спискам Среднего и Нового царства поучение царевича Хардедефа в действительности написано значительно раньше. В этом убеждают тяжеловесный, архаичный язык, громоздкость стилистических конструкций и авторитетность текста. Широкая популярность поучений Хардедефа в период Среднего царства заставляет предполагать, что это памятник древний, с устоявшейся литературной репутацией.

Список подобных, архаичных по происхождению, поучений можно продолжить. Это и поучение Птаххетепа, предположительно жившего во времена V династии, и наставление отца сановнику Катемни времен III династии. В одном ряду с ними стоят и оригинальные произведения авторов непосредственно Среднего царства. Достаточно популярно было тогда поучение Ахтоя своему сыну-школьнику, где воплощено чиновничье отвращение ко всяким видам общественно полезного труда. Исключение автор делает только для профессии писца, призывая сына, если уж тому все-таки захочется порадеть о благе близких, выбрать именно это занятие. Еще два известных нам поучения по своему характеру не совсем вписываются в привычные границы жанра и являются по существу политическими завещаниями двух известных царей X и XII династий.

Пространное поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикару полно практических советов наследнику, касающихся многих областей управления государством. Несколько особняком в произведении стоит обширное отступление о значении для жизни всего сущего на земле Солнца, написанное достаточно ярко и выразительно. Несколько иное звучание у поучения основателя XII династии Аменемхета I, адресованного сыну Сенусерту. Здесь остро ощущается горечь много пережившего человека, который пытается предостеречь наследника от повторения собственных ошибок. Возможно, писалось поучение вынужденно отошедшим от престола человеком, глубоко обиженным этой явной несправедливостью.

Столь откровенное выражение чувств, впрочем, было в период Среднего царства скорее исключением из правил, чем нормой. Большинство поучений создано по рецепту, ярко проявившемуся в еще одном достаточно популярном произведении — «Поучении Схетепибра». Этот казначей Аменемхета III самодовольно поучает современников и потомков, как выгодно служить фараону и столь ужасны последствия непокорности царю. Перед нами настоящее славословие владыке, от которого автор целиком и полностью зависит.

Несколько особняком стоит в литературе периода Среднего царства «История Синухета». По определению Б. А. Тураева, это «настоящий роман, совершенно лишенный фантастического элемента». Причем высокий уровень произведения подразумевает, что существовали и другие, возможно, менее художественные произведения подобного типа. «История Синухета» высоко ценилась египтянами, в чем-то приравнивалась ими к жизнеописаниям времен VI династии, но выделялась живостью изложения и напряженностью продуманного до мелочей сюжета. В этом компоненте «История Синухета» не имела равных в литературе Среднего царства. Содержание повести в общем-то незамысловато: придворный Синухет бежит из воинского стана, опасаясь смуты, неизбежной при смене властителя, при первом же известии о смерти Аменемхета I. Герой попадает в Сирию, где, пережив череду испытаний и неудач, все же приобретает высокое положение и богатство, однако в конце концов возвращается в Египет, где ласково приветствуется не забывшим его новым фараоном Сенусертом I. В повести немало удачных сцен, написанных достаточно живо и гармонично, но буквально потрясает описание бегства через пустыню и единоборство героя с сирийским предводителем.

«Красноречивый поселянин» — повесть несколько иного звучания. Это сугубо книжное сочинение, явно написанное по правилам древнеегипетской риторики, где в уста несправедливо обиженного крестьянина вложены обвинительные речи в адрес обидчиков. Из этих речей составляется достаточно четкая мозаика сюжета, согласно которому поселянин в дни гераклеопольских царей отправляется из оазиса в столицу с целью выменять хлеба на добытые им шкуры животных. По дороге он был ограблен прислужниками важного вельможи и долго не может нигде найти управы на обидчиков. Вельможа остается глух к стенаниям пострадавшего, однако, сама речь поселянина ему приходится по вкусу, и он отправляет обиженного поселянина на потеху к царю. Конец морализаторски выведен достаточно благополучным: царь, выслушав крестьянина, награждает обиженного и наказывает грабителя.

Во времена Среднего царства широко бытуют литературные обработки сказок о Хеопсе и чародеях. Сам цикл, возможно, сложился еще во времена Древнего царства и имеет достаточно традиционную для Востока структуру: царевичи один за другим рассказывают Хеопсу о деяниях чародеев, живших при его предшественниках. Набор приписываемых чародеям поступков достаточно своеобразен: один из волшебников сумел перевернуть озеро, чтобы достать оброненную придворной красавицей вещицу, другой сумел покарать неверную жену и ее любовника. При этом царевичи не скупятся на подробности из жизни владык-предшественников: те и любуются обнаженными придворными дамами, заставляя их грести в многовесельных лодках (именно тогда и была обронена в озеро драгоценность), и пируют разгульно, вызывая на пиры чародеев. В конце концов Хеопс сам решается призвать по совету царевича Хардедефа чародея по имени Джеди, но ожидаемого веселья не получается: мудрец, явившийся ко двору, предсказывает, что через несколько поколений власть перейдет к другой династии.

Сказки вообще достаточно популярны в Египте Среднего царства. Пользовалась успехом у читателей и слушателей своеобразная «Сказка о потерпевшем крушение». В фольклорном духе в этом произведении отразились представления египтян о волшебной экзотике далеких заморских стран. Незамысловатость сюжета с лихвой окупается в этом произведении яркими картинками непохожей на египетскую природы, чудностью нравов обитателей неведомых островов. Герой сказки — простой египтянин. В своих скитаниях по Южному Красноморью он был выброшен на остров в результате кораблекрушения. Хозяином острова оказывается ужасный обликом змей. Когда первый испуг проходит, мореплаватель убеждается, что владыка островка — существо в общем-то достаточно безобидное и общительное. За египтянином вскоре прибывает корабль, и змей, расчувствовавшись, дарит гостю на прощание дивные сокровища, а тот, естественно, сразу по прибытию спешит со змеевыми дарами к царю. Царь тут же производит мореплавателя в свои телохранители.

Видимо, простые египтяне в период Среднего царства достаточно благосклонно встречали подобные произведения со счастливым концом. Однако ближе к закату Среднего царства, в годы, когда явственно проявляются признаки надвигающегося на Египет хаоса, звучание многих литературных произведений существенно меняется. Уже в «Повести о красноречивом поселянине» заметны черты формирования нового жанра обличительных фантасмагорий. Осмысливая современную им действительность, авторы периода упадка Среднего царства все чаще начинают высказывать сомнения в гармоничности окружающего их мира. При этом форма подобных произведений позволяет причудливо переплетать реальный и выдуманный автором миры, сопоставлять их, искать и находить аналоги и между рефлексией смятенной внутренней неустроенностью души и катаклизмами пораженного злостным недугом света. Самое отвлеченное из подобных произведений — «Беседа разочарованного со своей душой». Острый и неожиданный диалог разуверившегося в злом и бездушном обществе героя с его душой завершается победой последней. Герой больше не хочет смерти, якобы несущей ему избавление от страданий. Он готов вопреки официальным верованиям и дальше наслаждаться реальными жизненными благами, не слишком-то доверяя возможности возмещения недополученного потом, в загробном свете. Впрочем, «разочарованный» не изменяет своего мнения об обществе, в котором ему приходится жить, и тут душа не делает попыток переубедить хозяина в обратном. Это произведение пронизано свободомыслием, эпикурейским духом сомнения в истинности господствовавшего в период Среднего царства религиозного учения.