Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Зная, что маршевый темп наследника Цезаря все будут сравнивать с темпом его божественного отца, Октавиан неустанно подгонял свои легионы и по Попиллиевой дороге спустился к Бруттию к середине июня. Флот Сальвидиена неотступно шел следом в миле от берега. Появились несколько трирем Секста Помпея, но Сальвидиен удивительно хорошо с ними справился в серии мелких стычек между Вибоном и Регием. Для сухопутного войска марш был утомительным, и не столько физически, сколько морально, ибо этот путь был в три раза длиннее пути к Брундизию по Аппиевой дороге, повторяя извивы носка италийского «сапога» вплоть до Тарента.

Затем, когда на той стороне Регийского пролива завиднелась Сицилия, пришло короткое письмо от Антония. Агенобарб и Мурк заблокировали его, и он не может перевезти в Македонию ни одного легионера и ни одного мула. Поэтому Октавиан должен забыть о Сексте Помпее и немедленно послать флот в Брундизии.

Единственной проблемой, мешающей выполнить этот приказ, был сам Секст Помпей, чьи корабли перекрыли южную часть пролива вскоре после того, как Октавиан послал Сальвидиену сигнал поторопиться в Брундизии. Окруженный вражескими кораблями, Сальвидиен не смог быстро перестроиться в боевой порядок, и быстроходные галеры Секста Помпея атаковали его суда. Поэтому на начальном этапе столкновения успех сопутствовал Сексту Помпею, но не в той мере, чтобы решить исход боя. Молодой сообразительный пиценский воин соображал и на море.

— Я сделал бы лучше, — пробормотал Агриппа.

— Как? — нетерпеливо спросил Октавиан.

— Может быть, легче судить обо всем с бережка, но, Цезарь, я вижу, в чем Сальвидиен просчитался. Эскадра его либурнийцев застряла в задних рядах, а она должна быть впереди, потому что либурнийские корабли быстрее и поворотливее, чем корабли Секста Помпея, — пояснил Агриппа.

— Значит, в другой раз флот поведешь ты. Какая неудача! Квинт Сальвидиен, ну найди же решение! Нам нужен флот в Брундизии, а не на дне моря! — крикнул Октавиан, сжав кулаки.

«Он хочет, чтобы Сальвидиен не дрался, а улизнул», — подумал Агриппа.

Вдруг подул северо-западный ветер и погнал более тяжелые корабли Сальвидиена сквозь ряды кораблей Секста Помпея, позволив более легким кораблям следовать за ними. Флот триумвиров ушел на юг с двумя продырявленными триремами и доплыл до Регия только с небольшими повреждениями у нескольких галер.

— Статилий, — крикнул Октавиан Гаю Статилию Тавру, — возьми шлюпку и плыви к Сальвидиену. Скажи ему, чтобы он как можно скорее взял курс на Брундизий, потом вернись. Армия должна будет поторопиться. Гелен! Где Гелен?

Это был его любимый вольноотпущенник, Гай Юлий Гелен.

— Я здесь, Цезарь.

— Садись и пиши: «Это довольно глупо, Секст Помпей. Я — божественный сын Цезаря, Гай Юлий Цезарь, командую армией, которая, как тебе, конечно же, сообщили твои моряки, идет по Попиллиевой дороге в сопровождении флота, также подчиненного мне. Я с удовольствием окажу тебе честь, дав морское сражение, но, может быть, у нас есть какая-нибудь возможность встретиться и поговорить? Только мы двое, ты и я? Предпочтительнее не на море. И не в месте, до которого мне пришлось бы добираться по морю. С этой запиской я посылаю тебе четырех заложников в надежде, что ты согласишься повидаться со мной через один рыночный интервал в Кавлоне».

Заложниками назначили Гая Корнелия Галла, братьев Кокцеев и Гая Сосия. Корнелий Галл (не из патрициев Корнелиев, а из лигурийской Галлии), как хорошо всем было известно, входил в ближайшее окружение Октавиана, и Секст Помпей должен был по достоинству оценить это. Взяв записку, Галл и остальные сели во вторую шлюпку. Маленькое суденышко полетело по обманчиво спокойным водам, словно бы не подозревая о том, что где-то рядом прячутся Сцилла и Харибда, чудовищные и беспощадные существа.

Теперь армия должна была за восемь дней дойти до Кавлона, расположенного на подошве италийского «сапога». Всего восемьдесят миль, но кто знает, какой будет дорога? Легионы обычно по ней не ходят. Цепь Апеннинских гор спускается тут в Сицилийское море, местность изрезанная, гористая, а потому все повозки с волами и всю артиллерию решено было отправить в Анкону для последующей морской переброски в Брундизий. Дальше пошли только люди и мулы.

Но марш оказался на удивление легким. Дорога была в хорошем состоянии, кроме одного небольшого оползня, и армия дошла до Кавлона за три дня. Октавиан послал ее дальше под командованием другого Галла, Луция Каниния. Сначала он думал доверить это Агриппе, но тот наотрез отказался оставить его под присмотром, какой выразился, «лакеев и дураков».

— Кто знает, может быть, этот сын Помпея Магна и человек слова. Но я останусь с тобой. А кроме меня — Тавр и когорта Марсова легиона.

В условленный день Секст Помпей оказался в Кавлоне подозрительно быстро после рассвета, и организаторы этой встречи предположили, что он всю ночь стоял на якоре где-то поблизости. Его единственный корабль, аккуратная бирема, была быстроходнее любого из судов, разбросанных по акватории, лишь приблизительно походящей на гавани. На берег его доставила небольшая команда гребцов, которые вытащили лодку на гальку, а потом пошли искать, где можно перекусить.

Октавиан встретил его с улыбкой.

— Теперь я вижу, что слухи верны, — сказал Секст, пожимая протянутую ему руку.

— Слухи? — переспросил Октавиан, провожая гостя в дом дуумвира вместе с Агриппой.

— О том, что ты очень молод и очень хорош собой.

— Годы это исправят.

— Правильно.

— А ты похож на статуи твоего отца, только ты темнее.

— Ты никогда с ним не виделся, Цезарь?

Признал! Октавиан, в любом случае склонный симпатизировать Сексту, укрепился в своем решении еще больше.

— Я видел его только издали, когда был ребенком. Он не водил компанию с Филиппом и остальными эпикурейцами.

— Да, не водил.

Они вошли в дом, где трясущийся от волнения дуумвир проводил их в приемную и удалился.

— Между нами не очень большая разница в возрасте, Цезарь, — сказал Секст, усаживаясь. — Мне двадцать пять. А тебе?

— В сентябре будет двадцать один.

Гелен прислуживал им, а бдительный Марк Агриппа стоял у порога. Меч в ножнах, лицо сосредоточенное.

— Должен ли Агриппа присутствовать? — спросил Секст, сразу отламывая кусок свежего хлеба.

— Нет, но он считает, что должен, — спокойно ответил Октавиан. — Он не болтлив. То, о чем мы договоримся, дальше этих стен не уйдет.

— Ах, нет ничего лучше свежего хлеба после четырех дней на море! — воскликнул Секст, с удовольствием хрустя корочкой. — Не любишь море, да?

— Я его ненавижу, — честно признался Октавиан, вздрогнув.

— Я знаю, многие чувствуют то же. А мне вот привольнее всего на воде.

— Немного подогретого вина?

— Да, но совсем немного, — осторожно сказал Секст.

— О, оно легкое и не затуманит твой ум, Секст Помпей. Что до меня, я люблю глотнуть натощак чего-нибудь согревающего, а подогретое вино намного приятнее уксуса, разведенного в кипятке, какой пил мой отец.

Так они беседовали, пока ели, без напряжения, без подводных камней. Закончив есть, Секст Помпей сунул руки между колен и посмотрел исподлобья на Октавиана.

— Так почему ты захотел увидеться со мной, Цезарь?

— Как видишь, я здесь, и могут пройти годы, прежде чем у меня появится другая возможность поговорить с тобой наедине, — спокойно ответил Октавиан. — Я со своей армией и флотом иду по этому маршруту, чтобы удержать тебя в Тусканском море. Естественно, мы хотим перебросить через Адриатику наши войска, чтобы успеть остановить освободителей раньше, чем они войдут в Македонию, а Марк Антоний считает, что ты скорее на стороне освободителей, чем на нашей. Таким образом, он не хочет, чтобы ты принюхивался к заднице Брундизия и к флоту наших врагов.

— Ты говоришь так, — усмехнулся Секст, — словно сам не уверен, что я поддерживаю освободителей.

— Я говорю откровенно, Секст Помпей, и надеюсь, что ты сделаешь то же. Да, я не склонен автоматически предполагать, что ты их человек. Мое ощущение, что ты сам по себе. Поэтому я подумал, что два таких независимых молодых человека, как ты и я, должны потолковать сами, без патронажа старших, ужасно опытных ветеранов прошлых битв, как на Форуме, так и везде. Надо ли нам, чтобы кто-то постоянно одергивал нас, напоминая о наших нежных годах и нашей наивности? — Октавиан широко улыбнулся. — Можно сказать, у нас одна и та же провинция. Только я курирую ее умозрительно, а ты — на деле.

— Хорошо сказано! Продолжай.

— Фракция освободителей огромна и состоит из влиятельнейших людей, — сказал Октавиан, глядя в глаза Сексту. — Столь знатных и столь известных, что даже такого человека, как Секст Помпей, можно и не увидеть за множеством Юниев, Кассиев, патрициев Клавдиев и Корнелиев, Кальпурниев, Эмилиев, Домициев… продолжать?