Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

Ворота в Живой Город на ночь запирались, но верховного жреца пропустили без лишних вопросов. По древней традиции, жрецам культа Сеттры разрешалось входить и выходить через ворота Усириана в любое время дня и ночи, поскольку им надлежало выполнять свои обязанности в усыпальницах за чертой города. На улицах храмового квартала царила тишина, но в отдалении слышался речитатив жриц Неру, вышедших на еженощное бдение — они охраняли Кхемри от духов пустых земель.

Миновав храмовый квартал, Кефру повел хозяина в переулок, где их уже ждали восемь встревоженных носильщиков с паланкином. Нагаш быстро сел в паланкин, и носильщики тотчас пустились в путь, направляясь в купеческий квартал, а там свернули на север, где на боковых улочках, к югу от богатых городских районов, выстроились в ряд винные погреба и притоны.

Здесь, несмотря на поздний час, было полно народа. Группы пьяных мужчин, шатаясь, переходили от одного кабака к другому, от одного игорного дома к другому или сидели прямо на улице, передавая друг другу кувшины с вином и играя в кости. Маленькие дети с грязными лицами бегали по переулкам, предлагая пьяницам помочь добраться до нужного места, а по дороге обчищали их. Игроки в кости распалялись, пьяные споры становились все жарче, то тут, то там вспыхивали драки. Небольшие отряды городской стражи с фонарями в руках, вооруженные крепкими дубинками, прочесывали улицы, сердитыми окликами разгоняли самых рьяных смутьянов и колошматили их дубинками по плечам и ногам.

Носильщики пронесли паланкин, не замеченный ни ночными гуляками, ни строгими стражниками, и свернули в узкий переулок около улицы Медников. Бежавший впереди Кефру подошел к незаметной двери, освещенной висячей масляной лампой, и негромко постучал. Носильщики осторожно поставили паланкин на землю. Загремели засовы, дверь распахнулась в тот момент, когда Нагаш вышел в ночную тьму. Быстро посмотрев в одну и в другую стороны темного переулка, верховный жрец шагнул в дверной проем и оказался в небольшом, заваленном мусором внутреннем дворике. Двое домашних рабов Нагаша низко поклонились хозяину и торопливо заперли за ним дверь.

Верховный жрец окинул дворик презрительным взглядом. Потрескавшиеся каменные плиты были засыпаны песком, в застоявшейся воде давно не работающего фонтана росли сорняки. В тени выщербленной стены сновали крысы.

— И эта дыра — лучшее, что ты сумел найти? — спросил он Кефру.

— Но ведь ты хотел анонимности, так? — язвительно напомнил Кефру. — Или ты предпочитаешь особняк в квартале аристократов, на виду у сплетничающих рабов и назойливых вдов? — Он осмотрел рассыпающийся дом и удовлетворенно кивнул. — Места, подобные этому, часто встречаются в районах с дурной репутацией. Знать и торговцы покупают их по дешевке, используют для любовных утех, а потом снова продают. Местные видят, как люди в любое время суток приходят и уходят, и не обращают на них внимания, и дом находится чуть дальше по улице от излюбленных притонов твоих гостей.

— Хорошо, хорошо, — рявкнул Нагаш и повернулся к рабам. — Все на месте? — спросил он.

— Последний пришел час назад, хозяин, — ответил один из рабов, задвигая засов.

— Небось, уже выпили все вино, — хмуро произнес Кефру. — Не самый лучший способ начинать тайный сговор, хозяин.

Верховный жрец не обратил внимания на дерзость слуги.

— Ведите меня к ним, — приказал он рабам.

Нагаш последовал за рабами через внутренний дворик, прошел в открытую дверь и зашагал по узкому коридору, освещенному парой коптивших масляных ламп. Туда и обратно сновали рабы с винными кувшинами и тарелками. Из дальнего конца коридора слышались приглушенные голоса и смех.

Рабы провели верховного жреца сквозь анфиладу маленьких, заставленных ветхой мебелью комнат. Каждая следующая была освещена лучше, чем предыдущая, и наконец Нагаш оказался возле последнего занавешенного дверного проема. Гул голосов и звяканье кубков доносились из комнаты.

Нагаш махнул рабам, отсылая их прочь, коротко глянул на Кефру, поправил одежду и, откинув занавес, шагнул в проем.

В отличие от остальных, эта комната была обставлена мебелью из апартаментов верховного жреца. Пол устлан прекрасными коврами, сотканными в далекой Ламии, софы с шелковыми подушками располагались вокруг внушительного кресла из темного полированного дерева. Не меньше дюжины молодых аристократов развалились на софах и коврах, попивая вино, угощаясь кусочками жареной рыбы и птицы с медных тарелок. В жаровнях, стоявших по углам комнаты, курились ароматическим дымком дорогие благовония.

Верховный жрец вошел в комнату, и все головы повернулись к нему. На лицах, раскрасневшихся от вина, появилось сначала удивление и тут же потрясение. Гости узнали человека, так поздно явившегося на пир.

Нагаш шагнул вперед, остановившись возле кресла темного дерева, предназначенного для хозяина. Пьяные голоса стихли, и человек, полулежавший в кресле, со смешком выпрямился.

— И что теперь? Придут наконец танцовщицы? — спросил он, оглянувшись. — С кожей светлой, как лунный свет, и волосами черными, как… — Его распутная усмешка исчезла, сменившись изумлением, а глаза широко распахнулись — он увидел, кто стоит перед ним.

Аристократ и жрец долго смотрели друг на друга, и тут Архан Черный захохотал. Лицо верховного жреца сделалось жестким.

— Я тебя забавляю? — спросил он негромко.

Архан усмехнулся, обнажив испорченные зубы.

— Мы тут все гадали, кто же такой наш таинственный хозяин, — ответил он и снова захохотал. — Раамкет думал, что это очередная попытка царя удержать нас от посещений винных погребов. — Он отсалютовал Нагашу кубком. — А тут ты.

Раамкет, темноглазый грубиян с лицом портового скандалиста, злобно посмотрел на Архана. Остальные разразились пьяным хохотом, видя замешательство своего товарища. Один, по имени Мерухеп, выудил из тарелки у себя на коленях небольшого угря и начал изучать его, поднеся к лампе.

— Кажется, наш приятель Раамкет слишком много знает. Может быть, среди нас есть лазутчик? — спросил он, запрокинул голову и шумно плюхнул угря обратно в тарелку.

В комнате снова расхохотались. Нагаш молча дожидался, пока веселье утихнет, холодно глядя на Архана. Через пару минут ухмылка исчезла с лица молодого человека. Он угрюмо встал с кресла, и Нагаш грациозно опустился в него.

— Попытка пошутить не удалась, но настроение правильное, — произнес он. — Собственно, вы здесь, потому что вам лучше других известно, каким сомнительным и опасным стало правление моего брата.

Архан фыркнул в свой кубок с вином.

— Единственная опасность, которую я вижу, — это смерть от скуки, — сказал он. — Большие приемы с каждым месяцем становятся все более мучительными.

— Мой брат обращается с вами как с детьми, — кивнул Нагаш. — Это унизительно, и не только для вас, но и для Кхемри в целом, потому что демонстрирует миру слабость нашего царя.

— А что бы ты сделал на его месте? — гадко ухмыльнувшись, осведомился Мерухеп. — Выволок всех нас на базар и отрубил кисти рук?

Верховный жрец проигнорировал вопрос.

— Тхутеп убедил себя, что люди по природе своей доброжелательны и жалостливы, — начал он. — Он думает, что если вы долго пробудете при царском дворе, то в ваши головы, как капли холодной воды, просочатся добродетели и чувство ответственности. Он воображает, что сможет убедить царей Неехары забыть о столетних распрях, соблазнив выгодной торговлей. — Слова стекали с языка Нагаша, как яд. — И как процветает наш город в последние шесть лет? Великие дома Кхемри не обращают внимания на царские призывы и поступают согласно собственным интересам. Целые аристократические кварталы опустели, потому что посольства братских городов переманили в Зандри. Впервые за много столетий Город Волн посягает на звание самого великого города Неехары, принадлежащее Кхемри! И ради чего? Чтобы Тхутеп мог договориться с Нумасом насчет более низких цен на зерно или привозить из Ламии не облагаемые налогом ковры? Вот на что он променял наше превосходство — на бусины для абака!

Кое-кто из собравшихся беспокойно заерзал, услышав страстную речь Нагаша. Один из них, беспечный повеса по имени Шепсу-хур, откинулся на спинку софы и настороженно уставился на верховного жреца.

— Если все обстоит так скверно, как ты нам тут рисуешь, о святейший, так почему же великие дома не восстанут против Тхутепа? — осведомился он. — Разве не так твоя династия пришла к власти, если уж на то пошло?

Нагаш остро взглянул на Шепсу-хура и неохотно кивнул. В жилах Хетепа текла царская кровь, но он не был сыном Ракафа, предыдущего царя. Когда Ракаф умер, его жена, царица Расут, оспорила древний закон и на какое-то время сама села на трон, боясь, что цари Нумаса или Зандри попытаются свергнуть ее младенца-сына и объявят город своей собственностью. В конце концов Жреческий совет Махрака сумел убедить Расут оставить трон и вернуться в Ламию, где она вскоре и умерла. Хетепа, доверенного визиря Ракафа, назначили править городом в качестве регента до тех пор, пока сын Расут не достигнет совершеннолетия.