Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

Мера, нами принятая, не осталась без успеха. На другой же день по истреблении лодки Каки, по обыкновению беседовавший у меня в палатке, был потребован домой от имени Сипе и через полчаса воротился в сопровождении всего своего семейства, неся с торжеством дрек наш, который будто бы был найден этим старшиной. Топор обещано возвратить скоро. Удовольствовавшись этим, приказал я освободить все лодки и объявить мир и дружбу восстановленными, к общей радости собравшихся около нас островитян, выраженной длинными «уэ!».

Натуралисты, которые в последние дни, по причине ссоры с жителями, несколько приостановили свои прогулки, воспользовались этим, чтобы посетить Леллу – общую резиденцию главных старшин, которые приняли их самым дружеским образом и поручили мне сказать, что они с нетерпением ожидают меня. Я мог помышлять об этом не прежде, как кончив все свои работы на берегу. Работы эти продолжались до 13 декабря, когда я опять перебрался на шлюп, а следующий день назначен был для поездки в Леллу.

Партия наша состояла, кроме меня, из Мертенса, Постельса, Ратманова, Крузенштерна, трех матросов и алеута с байдаркой. Нам предстояли два пути в Леллу: один – через остров, разлогом между горами Бюаш и Крозер, который является самым низким местом и единственным, которым можно переходить с одной стороны острова на другую; другой – по берегу, вокруг северной оконечности. Желая осмотреть эту часть острова, избрал я последний путь, намереваясь возвратиться первым. Кроме Каки, следовавшего в своей лодке, нагруженной нашими вещами, сопровождала нас толпа знакомцев, которые с радостью брались нести наши инструменты и оружие. Между всеми отличался старик Легиак, который, благодаря особенной услужливости своей и всегдашней веселости, сделался общим любимцем. В настоящую прогулку он не отставал от меня и нес либо ружье мое, либо инструменты, которые не могли быть отданы на сохранение в лучшие руки.

Неприятнейшая часть пути предстояла нам в самом начале. Мы должны были идти по колено в воде вдоль опушки ризофор и соннераций, простирающейся от гавани к северу мили на полторы. Впрочем, такие водяные прогулки здесь, при 23°, не имеют того неудобства, какое имели бы у нас, и мы к ним, наконец, до такой степени привыкли, что, встретя лужу на пути, конечно, ни один из нас не сделал бы десяти шагов лишних, чтобы обойти ее. Потом путь лежал песчаным или коралловым берегом до самой губы, в которой лежит остров Лелла. Жители везде ласково нас встречали, предлагая кокосовые орехи для освежения.

У берегов губы Леллы, к которой мы подошли уже в сумерки, ждала нас лодка юроса Сипе, предупрежденного о нашем прибытии, на которой мы все переехали на остров Леллу. Весь берег, где нам надлежало приставать, покрыт был народом, высыпавшим смотреть на нас; большая часть были женщины и ребята. Первые манили нас к себе и знаками требовали украшений, но не было ни шуму, ни докучливости. Приятель мой Нена встретил нас по пояс в воде, объявил, что Сипе нас ожидает, и проводил к нему. Последний сидел в обеденной палате и приветствовал, как обыкновенно, указанием места, где сесть.

Не прошло минуты, как явилось послание от юроса Тогожи, главного на всем острове, с приветствием и несколькими кокосами. Мы при этом только случае узнали о существовании сей важной особы, о которой никто из старых наших знакомых не упоминал. Я отвечал, что в столь позднюю пору не могу его беспокоить, но завтра буду благодарить лично.

Усталость заставляла нас думать прежде всего об отдыхе. Заметя это, Сипе, как обязательный хозяин, поспешил указать нам квартиру нашу – отдельный дом на весьма чистом дворике, который мы поспешили занять. Поперек дверей положенная байдарка образовала заставу для незваных гостей. Жаркое собственной охоты, суп английского приготовления, хозяйские плоды и рюмка вина подкрепили наши силы, и мы предались весьма спокойному сну, невзирая на очень немягкое ложе и ужасную возню крыс всю ночь.

Одной из первых встреч наших в Лелле была огромная черная свинья, оставленная здесь французским корветом «Кокиль», которую мы с того времени более не видали. Ее увели, вероятно, чтобы нас избавить от искушения. Видя, что мы от них требуем только съестного и никогда не имеем его достаточно, могли они легко опасаться, что претензию нашу мы распространим и на свинью. Животное это находилось во владении Сипе, имело особое жилище на одном дворе с нами и жило в большой холе. Его кормят бананами, от чего оно чрезвычайно разжирело. Кажется, что кошо (как ее тут называют) не исполнила надежд, которые подавала; ибо, кроме нее, не видали мы на всем острове ни одного поросенка. К счастью, у нас на шлюпе оставалась еще чушка, которая считалась супоросой и которую я поэтому решил оставить здесь.

Мы встали с зарей. Первое, что нас заняло, был обряд в обеденной палате у Сипе, относившийся, без сомнения, к их религиозным обрядам. Я опишу его подробно ниже, когда буду говорить об этом предмете.

Покуда приготовляли байдарку, на которой я намеревался описывать гавань, сделал я в сопровождении Сипе визит первенствующему юросу. Пройдя через весьма грязный переулок, вошли мы в дом, по-видимому, ничем не отличавшийся от других. В обеденной палате никого еще не было. Немного спустя вошел в боковые двери седой старец, по наружности лет около семидесяти, который, не обращая на нас никакого внимания, сел. После нескольких минут молчания Сипе тихим голосом проговорил: «юрос Тогожа», тогда только догадался я, что знаменитая особа уже перед нами, и потому, встав, приветствовал его по-нашему. Старик смотрел на меня глазами, ничего не выражавшими, и только говорил: «Меа?» (что?). Матрос, меня сопровождавший, внес подарки, состоявшие из топора, ножей, ножниц, буравов, напарьев, стругов, гвоздей и в заключение белой рубашки и красной шапочки; все это было разложено перед ним, а фуражку я надел ему на голову. У него разбежались глаза, и он, указывая то на то, то на другое, только повторял: «Меа инге?» (что такое?). Чтобы объяснить ему употребление каждой вещи, в лежащем возле бревне проверчены были дыры буравом и напарьем, топором сделано несколько зарубок, которые стругом были сейчас сглажены, и пр. Многие из присутствовавших очень хорошо все понимали и выражали удивление свое длинным «уэ!». Старик только твердил: «Меа инге?» Фуражка, по-видимому, его беспокоила, но он скоро нашел ей лучшее употребление, сложив в нее все мелкие инструменты и завернув все в рубашку. Заметив гвоздь, также для опыта в бревно вколоченный, он попробовал было вытащить его пальцами и очень удивился, что гвоздь даже и не шевелится. Это, кажется, была первая вещь, которую он понял. Скрывшись на несколько минут, он возвратился с отдарком, состоявшим из рогожек и тканей, – я охотнее принял бы вместо них столько же пучков бананов и кокосов. Мне намекнули, что меня ждет супруга хозяина, – я обернулся и увидел старуху, которая, с улицы заглядывая в боковую дверь, показывала на свою шею. Ножницы, перстень и несколько ниток бус ее удовлетворили и доставили мне отдарок, подобный прежнему.