Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Когда встал вопрос, откуда у Лебедя деньги на кампанию, он начал ссылаться сначала на гонорары за книги, потом на некий “банковский пул из шести средних банков”, наконец, говорить, что деньги на кампанию ему дает собственная партия, в которой есть люди, умеющие уходить от налогов и приносить “серые деньги”. В качестве оправдания такого подхода Лебедь стал то и дело заявлять: “У нас все воры”. Или вот такой пассаж: “Пофамильно никого не назову, потому что они, как и все в этом зале — немножко жулики и к ним завтра придет прокурор”. Не случайно Лебедь характеризовал тех, кто воевал против бандитов так: “Кто был в Чечне — сволочи и жертвы одновременно. Людей нет.”, а вот о боевиках отзыв был иной: “Уровень благородства чеченских полевых командиров выше, чем у сторонников наведения конституционного порядка”.

Итоговый автопортрет Лебедя: “Я не умею ни врать, ни воровать.” Красноярцы, неискушенные в “избирательных технологиях”, почти захлебнувшиеся в водопаде лжи, поверили в это.

В современной России мы видим практически сложившийся альянс между авантюристом Березовским и авантюристом Лебедем, который подобен альянсу между Гитлером и промышленными магнатами периода Веймарской республики в Германии. Навязывание Березовским представлений о том, что Лебедь будет “уравновешивать президентские амбиции Лужкова”, являются недобросовестной подтасовкой. Устремления Лебедя лежат вне плоскости законной конкуренции на выборах. Его метод — наращивание массового психоза, дестабилизация обстановки, приход к власти на волне искусственно возбужденных страстей.

Масштабы финансирования избирательной кампании (оценочно около 15 млн. долларов только в первом туре) говорят об иностранных источниках средств на ее ведение. Не случайно непосредственно перед началом кампании Лебедь посетил США и встречался с Бжезинским, для которого расчленение России является задачей всей жизни.

Есть основания считать, что Лебедь выдвигается в качестве лидера всех сепаратистских течений России. В случае победы Лебедя в Красноярском крае противостояние Центру со стороны национальных республик будет дополнено противостоянием Центру одного из русских регионов, который сможет объединить вокруг себя все заинтересованные силы в других русских регионах. возникнет коалиция национал-сепаратистов и региональных сепаратистов.

Действия Лебедя и его штаба показали, какого рода команда действовала в Красноярском крае и будет выносить своего кандидата к власти на президентских выборах. Они говорят о порядке, но несут только хаос и страх. Они говорят о чести, но давно забыли что это такое. Они говорят о неподкупности и законности, но используют в избирательной кампании “серые деньги” и “серые методы”. Сила этой команды основана на объединении политического и финансового авантюристов, на неспособности власти противопоставить их деструктивной стратегии что-либо конструктивное.

Административная революция

Даже когда из администрации президента донеслись вкрадчивые слова о происшедшей в результате выборов революции, в столь эпохальное событие мало кто поверил. Между тем, революция все-таки состоялась. Парламентские выборы показали, что эпоха Ельцина преждевременно (или наконец-то) закончилась, и Россия усилиями власти оказалась в совершенно незнакомой для себя ситуации — накануне масштабных контр-реформ, которых у нас не было несколько десятилетий.

Главная интрига выборов сложилась как-то сама собой. Москва, всегда бывшая витриной победившей демократии, не могла не порождать политических амбиций у сплоченной группировки столичной олигархии. Ее лидер Лужков всегда был необъявленным преемником Ельцина, наиболее влиятельным персонажем президентского окружения. Единственное, чего не хватало Лужкову, чтобы оправдать свои претензии на ведущую роль в политике России — своей партии. Летом 1998 она сложилась на базе региональных отделений Конгресса русских общин и отчасти — профсоюзных активов Союза Труда, а потом обросла местным чиновничеством, которому никакие общественные структуры не были нужны. КРО и некоторые другие организации из лужковского “Отечества” ушли, СТ вместе с другими предпочел в нем раствориться. Образовался мощный конгломерат, поглотивший к тому же кремлевскую заготовку к парламентским выборам — движение “Вся Россия”.

После побега “Всей России”о конфронтация Лужкова с Кремлем была неизбежной, и Лужков, ободренный еще и поддержкой Пимакова, сам пошел на обострение. Но Лужков просчитался — Кремль уже подготовил чрезвычайно простую и эффективную технологию противодействия столичной группировке. В условиях неизбежного поражения тандему Примаков-Лужков Администрация президента нашла единственно верный ход — доверилась политическим менеджерам, которые ее и спасли, переместив незаметно для других своих клиентов в постельцинский период. Поэтому Лужкову и всей его контр-элитной инфраструктуре пришлось бороться с ветряными мельницами — сначала с безответным Президентом, потом — с безответным Березовским и ехидным Доренко. Тем временем, блок “Единство” набирал и набирал очки, не испытывая никакой конкуренции со стороны ОВР и прочих участников предвыборной гонки.

Таким образом, действия Лужкова, который слишком рано ушел со старта, спровоцировали эту самую “революцию”, главным содержанием которой стало не соревнование на дистанции, а первенство у финиша за счет своеобразного “туннельного эффекта”. “Единство” прошло по “тоннелю” первым, затем подтянулись СПС и блок Жириновского.

Общий итог выборов показал, что постельцинская эпоха уже наступила, а “старые” партии умерли или агонизируют. КПРФ испытала последний пароксизм, “Яблоко” едва зацепилось за край пропасти, в которую неизбежно падает, ЛДПР превратилась в камерную проправительственную марионетку. Успех сопутствовал новым образованиям — чем больше новизна, тем больше успех. Главным оказался не материал (идеи), а образ (имидж, PR-концепция и пр.), не деньги (у НДР их было не меньше, чем у ведущих блоков), а мощность контролируемых информационных ресурсов.

Постельцинская Россия, как уже ясно многим, характеризуется резкой авторитаризацией власти, которая объявляет себя хозяином всех госресурсов и готова защищать свою собственность, как минимум, методами промывания мозгов. Вероятно, есть готовность и к более крутым мерам. Методичное добивание чеченских мятежников — тому доказательство.

Вторая характеристика постельцинской России — готовность населения принять авторитарную власть и ее пропагандистские методы. Насыщение информационного пространства архетипическими символами (“Медведь” — второе имя блока; “Спаситель” — мифическое имя лидера блока, руководителя Министерства по чрезвычайным ситуациям и т. д.) оказалось важнее идеологических предпочтений.

На авторитарный подход указывает хотя бы история со «Спасом», снятым за нарушения, которые оперативно придуманы Минюстом. Аналогичные нарушения, например со стороны организаций, образовавших «Единство», просто проигнорированы. Между тем, у объединений, ставших носителем для блока Шойгу, порой нет просто и десятка региональных отделений, а в ряде случаев — только печать в кармане лидера.

Избирательное применение правовых норм и переход власти от манипулирования собственностью к манипулированию сознанием и отказу от имитации демократических условий политической конкуренции демонстрирует появление силы, которой страна нужна целиком. Не уделами и отраслями, доставшимися тому или иному клану в кормление, а именно целиком — иначе источники богатства иссякнут.

В этих условиях обиды на центральную власть, которая решала задачу изничтожения контр-элиты (имевшей отчетливо проявленные антигосударственые задачи) и блокировала все мешающие ей политические проекты, вряд ли уместны. Беда “старых” партий состоит в том, что они не узнали новой эпохи, которая уже была на дворе и требовала совершенно иных технологий в борьбе за место в политической элите.

В связи с задачами административной революции, законодательство о выборах подошло как нельзя кстати. Глубокая бюрократизация правового сопровождения избирательного процесса обеспечивалось не только включением в “старый” закон циковских инструкций, но и новым нормотворческим восторгом. Фактически с помощью ЦИК можно было пресечь существование любого избирательного объединения. “Взвешенное” состояние отразилось на энергичности полемики, которая либо была излишне осторожной и миролюбивой, либо велась из позиции “сбоку”, чтобы не затронуть судьбу какого-либо объединения.

Такое положение дел более всего было выгодно крупным объединениям, которые имели ресурсы для содержания огромного аппарата, занимавшегося обеспечением абсурдных требований закона. Но и здесь штабы просто выматывались до полуобморока, чтобы ублажить чиновников ЦИК.