Маленький, большой - Джон Краули

Фред Сэвидж возвращался из леса с вязанкой хвороста для костра.

— Куча народу собралась, — удовлетворенно заметил он, подкладывая хворост в золу. — Куча народу.

— Правда? — спросил Джордж с некоторой тревогой. — Дикие звери?

— Может быть. — Белые зубы Фреда светились. В шапочке и пончо он выглядел совсем старым и бесформенным, похожим на мудрую древнюю жабу в лужице на пне. Джордж и Оберон наклонились чуть ближе к слабому огню, насторожили слух и начали вглядываться в кромешную тьму.

От речного берега, куда привез их паром, они успели углубиться в лес совсем немного: спустилась тьма, и Фред Сэвидж предложил сделать привал. Еще когда серая от старости, скрипучая лодка скользила вдоль канатов вниз по течению, они наблюдали, как красное солнце садилось за большими, пока безлистными деревьями, как подлесок сначала разорвал его в малиновые куски, а потом поглотил полностью. Зрелище было устрашающее и странное, однако Джордж сказал:

— Кажется, я тут уже был. Раньше.

— Да что ты? — удивился Оберон. Они сидели вместе на носу. Фред, скрестив ноги, расположился на корме и делал какие-то замечания древнему-предревнему паромщику, который в ответ не произносил ни слова.

— Не то чтобы я здесь побывал, — объяснил Джордж. — Но вроде того. — Чьи приключения здесь, в этой лодке, в этих лесах были ему знакомы и как оно них узнал? Боже, его память в последнее время напоминала высохшую губку. — Не знаю. — Он странно посмотрел на Оберона. — Не знаю. Но только… — Придерживая шляпу, чтобы ее не сорвало речным ветерком, он бросил взгляд на берег, откуда они отчалили, и на другой, куда направлялись. — Но только кажется… что, если мы заблудились?

— Не может быть, — ответил Оберон.

— Не может… — кивнул Джордж. И все же его не оставляло чувство, что они путешествуют не вдаль, а туда-сюда. Он сравнивал его с потерей ориентации, когда вынырнешь из подземки в незнакомом месте и перепутаешь, где центр города, а где окраины; пытаешься мысленно повернуть остров как надо и не можешь; видишь названия улиц и где находится солнце, но и это не вразумляет; чувствуешь себя так, словно попал в зеркало. — Ладно, — сказал он и пожал плечами.

Но тут Оберон начал что-то припоминать. Он тоже знал про этот паром — во всяком случае, слышал. Приближался берег, паромщик выпустил из рук длинный шест и вышел вперед, готовясь причалить лодку. Оберон оглядел сверху его лысую макушку и седую бороду, но паромщик не поднимал глаза.

— Не случалось ли вам… — Оберон не знал, какие подобрать слова. — Не было ли здесь девушки, смуглой девушки — она, наверное, работала на вас раньше?

Длинные сильные руки паромщика тянули канат. Во взгляде, обращенном к Оберону, отражалась равнодушная синева небес.

— Ее звали Сильвия, — добавил Оберон.

— Сильвия? — переспросил паромщик.

Лодка заскрипела, соприкоснувшись с причалом, и остановилась. Паромщик протянул ладонь, и Джордж вложил в нее специально приготовленную блестящую монетку.

— Сильвия… — произнес Джордж у костра, обняв руками колени. — А не кажется ли тебе… Я хотел сказать, не приходило ли тебе в голову, что это вроде как семейное дело?

— Семейное дело?

— То есть все это, — сказал Джордж неопределенно. — Я думал, знаешь ли, это касается только нашей семьи и идет со времен Вайолет.

— Я тоже так думал. Но тогда Сильвия…

— Вот-вот. О том я и говорю.

— Но ведь, — продолжал Оберон, — вполне может оказаться, что все это враки — что говорилось о Сильвии. Они ведь и соврут — недорого возьмут.

Помолчав и посмотрев в огонь, Джордж произнес:

— М-да. Что ж, я должен признаться. Вроде как.

— О чем ты?

— Сильвия. Может, о семье речь и идет. — Джордж помолчал. — То есть Сильвия может оказаться членом семьи. Я не уверен, но… Так вот, давным-давно, тому уже два с половиной десятка лет — нет, больше, — я знавал одну женщину. Пуэрториканку. Настоящую красотку. Мозги набекрень. Но на вид — загляденье. — Он усмехнулся. — Характер — порох, ведьма ведьмой. Жиличка. Снимала у меня комнату, еще когда не было Фермы. По правде, ту самую Складную Спальню.

Оберон присвистнул.

— Дружище, она была удивительная. Вхожу я как-то, она моет посуду, а на ногах туфли на высоких каблуках. Так на высоких красных каблуках и моет посуду. Не знаю, но что-то во мне дрогнуло.

Оберон хмыкнул.

— Ну ладно, — вздохнул Джордж. — У нее была где-то парочка детишек. Я скумекал, что если она забеременеет, то слетит с катушек. Поэтому берегся как мог. Но.

— Черт побери, Джордж!

— И она вроде как разозлилась. Почему — не знаю. То есть мне она не сказала. Просто ушла — отправилась обратно в свое Пуэрто-Рико. Я никогда больше ее не видел.

— Вот как?

— Вот так. — Джордж откашлялся. — Сильвия очень на нее похожа. И она нашла Ферму. То есть она вдруг появилась. А почему — так и не призналась.

— Ну и дела, — воскликнул Оберон, переварив слова Джорджа. — Неужели это правда?

Джордж воздел руку, как бы принося клятву.

— Но разве она…

— Нет. Не сказала ни слова. Фамилия была другая, но что с того? Ее мать уехала, сказала она, исчезла с концами. Больше, мол, я с ней не встречалась.

— Но разве ты не…

— Говоря начистоту, дружище, я не особо лез из кожи, чтобы выяснить правду.

Оберон, изумленный, некоторое время молчал. Выходит, заговор распространялся и на нее. Он касался их всех, а она была одной из них.

— Хотел бы я знать, что она… — проговорил Оберон. — То есть я хочу знать, о чем она думала.

— Угу. — Джордж кивнул. — Вопрос не в бровь, а в глаз. Чертовски хороший вопрос.

— Она часто говорила, что ты ей как…

— Я знаю, что она говорила.

— Боже, Джордж, тогда как же ты…

— Я не был уверен. Откуда бы взяться уверенности? Они все на одно лицо — женщины этого типа.

— Ну, парень, ты даешь, — поразился Оберон, — вот уж…

— Да погоди ты. Я не был уверен. Думал: черт возьми, верно, это не так.

— Ну ладно, — вздохнул Оберон. Оба глядели в огонь. — Это многое объясняет. Если речь идет о семье…

— Так я и думаю.

— Угу, — кивнул Оберон.

— Угу? — спросил Фред Сэвидж. Джордж и Оберон, вздрогнув, подняли глаза. — Тогда какого черта здесь делаю я? — Скалясь, он переводил взгляд с одного собеседника на другого. Его тусклые, но живые глазки смеялись. — Ну как?

— Ладно, — сказал Джордж.

— Ладно, — сказал Оберон.

— Ну как? — повторил Фред. — Какого черта здесь делаю я?

Его желтые глаза закрылись и открылись, и позади, в лесу, закрылась и открылась еще не одна пара желтых глаз. Фред потряс головой как бы в недоумении, но на самом деле вовсе не был озадачен. Он никогда не спрашивал всерьез, что, мол, я делаю, куда это меня занесло, а просто забавлялся, наблюдая, как собеседники испуганно задумываются. Собственно говоря, испуг и напряженные размышления представляли для него не более чем зрелище; что касается мест, смутить его было трудно, поскольку он давно уже перестал проводить различия между пространством за его закрытыми черными веками и пространством, открывавшимся, когда его веки были подняты. Данное же место Фреда Сэвиджа по-настоящему не удивляло; он не беспокоил себя мыслями о том, что жил когда-то в других краях.