"Взлет и падение Третьего рейха" - Уильям Ширер

День 19 августа действительно стал решающим. Приказы немецким подводным лодкам и карманным линкорам задерживались до получения ответа из Москвы. Боевые корабли должны были сняться с якоря сразу по получении приказа, чтобы успеть достичь указанных им районов действий в день, когда Гитлер планировал начать войну, — 1 сентября, до которого оставалось тринадцать дней. Две большие группы армий, которым ставилась задача напасть на Польшу, также должны были начать развертывание немедленно.

Напряжение в Берлине, а особенно в Оберзальцберге, где в ожидании ответа из Москвы нервничали Гитлер и Риббентроп, становилось невыносимым. Депеши и меморандумы министерства иностранных дел хорошо передают нервозную обстановку, царившую на Вильгельмштрассе. Доктор Шнурре докладывал, что переговоры с русскими по поводу торгового соглашения завершились накануне вечером к "полному обоюдному согласию", но Советы тянут с его подписанием. Подпись под соглашением нужно было поставить сего дня, 19 августа, но в полдень русские сообщили, что должны дождаться инструкций из Москвы. "Очевидно, они получили из Москвы инструкцию отложить подписание договора по политическим причинам", — предполагал Шнурре. Из Оберзальцберга Риббентроп направил Шуленбургу "необычайно срочную" телеграмму, в которой просил максимально точно передавать слова Молотова или подробности, способные объяснить намерения русских. Но в течение дня от посла была получена только одна телеграмма, в которой приводилось опровержение ТАСС по поводу того, что переговоры между русской и англо-французской миссиями застопорились из-за вопроса о Дальнем Востоке. Правда, в сообщении ТАСС говорилось, что стороны расходятся во взглядах по совершенно другим вопросам. Это был сигнал Гитлеру, что есть еще время и надежда.

И вот 19 августа, в 19. 10, пришла телеграмма, которую все с таким нетерпением ждали. СЕКРЕТНО

ОЧЕНЬ СРОЧНО

Советское правительство согласно, чтобы имперский министр иностранных дел прибыл в Москву через неделю после опубликования сообщения о подписании экономического соглашения. Молотов заявил, что если о подписании экономического соглашения будет объявлено завтра, то имперский министр иностранных дел смог бы прибыть в Москву 26 или 27 августа.

Молотов передал мне проект пакта о ненападении. Подробный отчет о двух беседах, которые я имел с Молотовым сегодня, а также текст советского проекта передаются срочной телеграммой.

Шуленбург

Первая беседа, которая состоялась 19 августа в 14. 00 и продолжалась час, прошла, по сообщению посла, не очень гладко. Русские, казалось, никак не соглашались принять министра иностранных дел. "Молотов отстаивал свое мнение, — сообщал Шуленбург, — что в настоящее время невозможно даже приблизительно определить дату визита, поскольку к нему нужно тщательно подготовиться… На выдвигавшиеся мною неоднократно и весьма настойчиво доводы о необходимости спешить Молотов возразил, что пока даже первый шаг — заключение экономического соглашения — не осуществлен. Прежде необходимо подписать и опубликовать это соглашение и получить отклики на него. Затем настанет очередь пакта о ненападении и протокола.

Мои возражения, видимо, не оказали влияния на Молотова, так что первая беседа закончилась его заявлением, что он изложил мне соображения Советского правительства и добавить к сказанному ему нечего".

Но кое-что добавить он смог. И даже очень скоро.

"Не прошло и получаса после окончания беседы, — сообщал Шуленбург, — как Молотов попросил меня снова посетить его в Кремле в 16. 30. Он извинился за доставленное мне беспокойство и объяснил, что докладывал Советскому правительству".

После этого комиссар иностранных дел передал удивленному, но обрадованному послу проект пакта о ненападении, сказав, что Риббентроп может приехать в Москву 26 или 27 августа, если экономическое соглашение будет подписано и опубликовано на следующий день.

"Молотов не назвал причин, — писал далее Шуленбург, — внезапного пересмотра им своего решения. Я полагаю, что вмешался Сталин".

Предположение было несомненно верным. Черчилль пишет, что о намерении Советов подписать пакт с Германией Сталин объявил на заседании Политбюро вечером 19 августа. В этот же день, между 15. 00 и 16. 30, он обсуждал это важное решение с Молотовым, что явствует из сообщения Шуленбурга.

Ровно через три года, в августе 1942 года, "в ранние утренние часы", советский диктатор объяснил британскому премьеру Черчиллю, находившемуся в то время с миссией в Москве, некоторые мотивы этого шага.

"У нас сложилось впечатление, — рассказывал Сталин, — что правительства Англии и Франции не решатся вступить в войну в случае нападения на Польшу, но при этом они полагают, что политическое единство Англии, Франции и России сможет сдержать Гитлера. Мы были уверены, что этого не случится. "Сколько дивизий, — спросил Сталин, — сможет мобилизовать Франция против Германии? " Ответ был: "Около ста". "А сколько пошлет Англия? " Ответ был: "Две, а позже еще две". "А! Две, и позже еще две, — повторил Сталин. — А знаете, сколько дивизий придется выставить на русском фронте, если мы вступим в войну с Германией? — Последовала пауза. — Более трехсот".

В своем сообщении о результатах бесед с Молотовым 19 августа Шуленбург добавлял, что все его попытки убедить комиссара иностранных дел согласиться на более раннюю дату приезда Риббентропа в Москву "к сожалению, не увенчались успехом".

Немцам же успех в этом деле был необходим. От этого зависели график вторжения в Польшу, более того, сама возможность проведения наступления до начала осенних дождей. Если Риббентроп не будет принят в Москве до 26–27 августа, если русские будут тянуть с визитом, чего опасались немцы, то Германия не сможет напасть на Польшу в намеченный срок — 1 сентября.

В этот критический момент Адольф Гитлер сам вступил в контакт со Сталиным. Поборов собственную гордость, он лично попросил Сталина, против которого яростно выступал раньше, немедленно принять его министра иностранных дел в Москве. Его телеграмма на имя Сталина была срочно отправлена в Москву в воскресенье 20 августа, в 18. 45, через двенадцать часов после того, как было получено сообщение Шуленбурга. Фюрер приказал послу вручить телеграмму Молотову незамедлительно. ГОСПОДИНУ СТАЛИНУ, МОСКВА

Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первый шаг в перестройке германо-советских отношений {Соглашение было подписано в Берлине в воскресенье 20 августа, в 14. 00. — Прим. авт. }.

Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политический курс, который был выгоден обоим государствам в течение минувших столетий…

Я согласен с проектом пакта о ненападении, который передал мне Ваш министр иностранных дел господин Молотов, но считаю крайне необходимым как можно скорее выяснить ряд вопросов, связанных с ним.

Текст дополнительного протокола, желаемого Советским Союзом, может быть, я убежден, выработан в самые короткие сроки, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. Иначе правительство рейха не представляет, как можно в короткое время выработать и согласовать дополнительный протокол.

Напряженность в отношениях между Германией и Польшей стала невыносимой… Кризис может разразиться в любой день. Германия преисполнена решимости с этого момента и впредь отстаивать интересы рейха всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.

По моему мнению, ввиду намерения двух наших государств вступить в новые отношения друг с другом желательно не терять времени. Поэтому я еще раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник 22 августа, самое позднее в среду 23 августа. Имперский министр иностранных дел будет облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении, а также протокола. Более длительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один или самое большее два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить Ваш скорый ответ.

Адольф Гитлер

В течение последующих суток — с вечера 20 августа, когда телеграмма Гитлера Сталину передавалась телеграфом в Москву, до вечера следующего дня — фюрер находился в состоянии, близком к срыву. Спать он не мог. Среди ночи позвонил Герингу и поделился с ним своими опасениями по поводу реакции Сталина на его послание и задержки ответа из Москвы. 21 августа, в три часа ночи, министерство иностранных дел получило "очень срочную" телеграмму от Шуленбурга, в которой сообщалось, что телеграмма Гитлера, о которой Вайцзекер известил ранее Шуленбурга, до сих пор не получена. "Официальные телеграммы из Берлина в Москву, — напоминал посол министерству иностранных дел, — идут от четырех до пяти часов с учетом разницы во времени в два часа. Надо учитывать также время на расшифровку". В понедельник 21 августа, в 10. 15, взволнованный Риббентроп послал Шуленбургу срочную телеграмму: