Страницы моей жизни - Моисей Кроль

Уезжая на летний отдых в Японию, я, естественно, прервал всякую работу в Харбине, как адвокатскую, так и общественную, но вернувшись обратно отдохнувшим, полный свежих сил, я ощутил потребность в такой деятельности, которая меня захватила бы целиком. Свободного времени у меня оказалось много, занятия в комиссиях Общинного совета и заседания эсеровского комитета не могли утолить моей жажды напряженной общественной работы, и я стал искать нового дела, которому я мог бы посвятить свои силы. И я это дело нашел. Не могу сейчас с уверенностью сказать, кому первому пришла в голову мысль открыть в Харбине Народный университет, мне ли, Ротту ли, или профессору Н.В. Устрялову, но помню хорошо, что мы трое этот проект обсуждали, его приняли и осуществили.

Открытие Народного университета было встречено харбинской публикой с энтузиазмом, особенно интеллигенцией и рабочими. Были объявлены четыре цикла лекций: Устрялов читал лекции, если память мне не изменяет, по истории общественного развития в России, Ротт по истории русской литературы, я взял себе тему – демократический строй в его историческом развитии. Привлекли мы также П.Д. Яковлева, бежавшего в Харбин после падения Колчака, и, если память мне не изменяет, он читал курс на тему «Крестьянский вопрос в России».

Первая лекция Устрялова прошла при необычайно повышенном, я бы сказал даже, торжественном настроении публики. Большой зал, где читались лекции и где могло поместиться около 600 человек, был битком набит, кроме того многие ушли разочарованные, так как попасть в зал не было никакой возможности. Слушала публика лекцию, затаив дыхание, а когда Устрялов кончил, аудитория ему восторженно аплодировала. Лекции Ротта, мои и Яковлева тоже проходили при переполненном зале. Особым успехом пользовались лекции Яковлева. Необыкновенная простота и ясность его речи, ее образность, ее изумительная доступность даже для малоподготовленных слушателей, буквально покоряли аудиторию, и я могу сказать со всей откровенностью, что он был любимейшим лектором.

Неизменным успехом пользовались также прекрасные лекции Ротта, который глубоко любил русскую литературу, чувствовал всю ее красоту и, что было всего важнее, умел заражать своей любовью всю аудиторию.

Посещали также охотно и мои лекции. Должен сказать, что моя тема оказалась куда более трудной, чем я думал. По первоначальному плану я имел в виду ознакомить слушателей с демократией как особой формой государственного правления. Предполагал я сначала охарактеризовать государственный строй античных демократий, затем остановиться на отличительных чертах средневековых демократических и полудемократических государственных образований и, наконец, дать подробный анализ государственного строя современных демократий.

Мои лекции должны были, таким образом, представлять собою курс по особому отделу государственного права – о разных формах демократического образа правления с древнейших времен до наших дней. Но, обдумывая свою тему, я пришел к заключению, что значительная часть моих слушателей не подготовлены для такого сухого и отвлеченного изложения предмета. Многие из них почти и не знали истории греков и римлян, имели весьма смутное представление о Средних веках и даже о современных демократиях у них было не совсем ясное понятие. И я решил придти на помощь этой категории слушателей следующим образом. Прежде чем говорить об образе правления, например, у античных народов, я рассказывал им об их культурных достижениях, об общественном строе древних греков и римлян, о делении их на классы, об экономическом положении этих классов и так далее, словом, давал им те сведения, которые им были необходимы для того, чтобы они ясно поняли, в какой исторической обстановке и по каким причинам возникла или менялась та или иная форма демократического строя. И должен сказать, что моя необычная система вплетать в лекции по государственному праву исторические обзоры дала очень хорошие результаты. Довольно часто я замечал, что мои исторические экскурсии захватывали слушателей гораздо больше, чем основная часть лекции, хотя слушали меня внимательно все время.

После лекций я предлагал задавать мне вопросы, и публика охотно слушала мои ответы и разъяснения, и благодаря этим своеобразным беседам между мною и аудиторией вскоре установился весьма тесный контакт, я чувствовал все время живую связь, возникшую между мною и слушателями, и это мне давало энергию продолжать напряженно работать в том направлении, которое я себе наметил. А работой я себя нагрузил трудной и сложной: я должен был читать и штудировать не только книги по государственному праву, но параллельно перечитывать серьезные труды по истории. Правда, я с юношеских лет имел большое влечение к книгам исторического содержания, и, будучи еще гимназистом, имел мужество читать Шлоссера, Дрепера, Бокля, Гервинуса и др. Но многое было забыто, к тому же, готовясь к лекциям, я подходил к историческим эпохам под совершенно иным углом зрения. И помню, что подготовка моя к лекциям отнимала у меня очень много времени и сил. Я учился сам, чтобы учить других. Мои слушатели чувствовали, что мой курс является плодом усиленного труда, и, судя по их отношению ко мне, были мне благодарны за мои старания дать им в доступной форме как можно больше знаний. Само собою разумеется, что моя лекторская деятельность мне давала глубокое нравственное удовлетворение. И сейчас я чувствую и сознаю, что мои лекции в Харбинском университете были самым интересным и плодотворным моим делом в Харбине.

Не помню уже в связи с какими обстоятельствами Гурфинкелям понадобилась комната, которую я у них снимал. И, кажется, осенью 1920 года я переселился в квартиру Гринца Михаила Александровича, который уступил мне комнату как хорошему знакомому. И здесь я пользуюсь случаем помянуть этого милого, сердечного человека добрым словом.

Когда я с ним познакомился, он слыл богачом. Он был владельцем очень крупной мукомольной мельницы, щедрым жертвователем и оказывал широкую помощь всем нуждавшимся его знакомым и друзьям. Производил он впечатление интеллигентного рабочего и, несмотря на свою принадлежность к классу предпринимателей, был преданным социал-демократом. Он жертвовал немалые деньги на нужды партии и оказывал ей всяческие услуги. Наезжавшие в Харбин социал-демократы часто останавливались у него и жили неделями. У него же происходили собрания как местных, так и приезжих социал-демократов, не только потому, что он был очень гостеприимен, но и потому что у него на квартире все себя чувствовали особенно спокойно: там можно было свободно обсуждать самые острые и конспиративные вопросы.