«Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

— Кончено,— горестно сказал мастер,— теперь налицо вместо одного сумасшедшего — двое. И муж, и жена!

Он приподнялся, возвел руки к небу и закричал:

— Черт знает что такое!

Вместо ответа Маргарита захохотала, болтая босыми ногами, потом закричала:

— Ты посмотри, на что ты похож. Ой, не могу!

Отхохотавшись, пока мастер стыдливо поддергивал больничные кальсоны, Маргарита стала серьезной.

— Ты сейчас сказал правду невольно,— заговорила она,— черт знает, что такое, и все устроит! — Глаза ее вдруг загорелись, она вскочила, затанцевала на месте и прокричала: — О, как я счастлива! О, как я счастлива! О дьявол! Милый Воланд!

После этого она кинулась к мастеру и, обхватив его руками за шею, стала целовать его в губы, в нос, в щеки. Вихры неприглаженных волос прыгали у того на лбу, и щеки загорались под поцелуями.

— Ты — ведьма! — сказал, отдышавшись, мастер.

— А я и не отрицаю,— ответила Маргарита,— я — ведьма и очень этим довольна.

— Марго! Умоляю тебя,— начал мастер,— поговорим серьезно.

— Ну, поговорим,— совершенно несерьезно ответила Маргарита, и закурила, и стала пускать дым в косой луч солнца.

— Ну хорошо,— говорил мастер,— меня украли из лечебницы… Допустим… Вернули сюда… Но ведь меня хватятся и, конечно, найдут… Этот Алоизий… И вообще, чем мы будем жить?.. Ведь я забочусь о тебе, пойми!

В этот момент в оконце оказались ботинки и нижняя часть брюк в жилочку. Затем эти брюки согнулись, и солнечный луч заслонили колени и увесистый зад.

— Алоизий! Ты дома? — спросили колени.

— Вот, начинается…— шепнул мастер.

— Алоизий? — обратилась Маргарита к коленям.— Его арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?

В то же мгновение колени и зад пропали из окна, стукнула калитка. Все стихло. Маргарита повалилась на диван и захохотала так, что слезы покатились у нее из глаз.

Когда она утихла, она заговорила серьезно и, говоря, сползла с дивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза, заговорила, обнимая колени:

— О, как ты страдал! Как ты страдал, мой бедный. Смотри, у тебя седые нити и вечная складка у губ. Не думай, не думай ни о чем! Я умоляю тебя! И я ручаюсь тебе, что все будет ослепительно хорошо! Все. Верь мне!

— Я ничего не боюсь, пойми,— ответил ей шепотом мастер,— потому что я все уже испытал. Меня ничем не могут напугать, но мне жалко тебя, моя Марго, вот почему я и говорю о том, что будет… Твоя жизнь… Ты разобьешь ее со мною, больным и нищим… Вернись к себе… Жалею тебя, потому это и говорю…

— Ах, ты, ты,— качая растрепанной головой, шептала Маргарита,— ах ты, несчастный маловер!.. Я из-за тебя нагая всю ночь тряслась, глядя на удавленных, зарезанных, я летала вчера, я полтора года сидела в темной каморке, читала только одно — про грозу над Ершалаимом, плакала полтора года, и вот, как собаку, когда пришло твое счастье, ты меня гонишь? Я уйду, но знай, что все равно я всю жизнь буду думать только о тебе и о Понтии Пилате… Жестокий ты человек.— Она говорила сурово, но в глазах ее было страдание.

Горькая нежность поднялась к сердцу мастера, и, неизвестно почему, он заплакал, уткнувшись в волосы Маргариты. И она, плача, шептала ему, и пальцы ее бродили по вискам мастера.

— Нити, нити! На моих глазах покрывается серебром голова, ах, моя, моя много страдавшая голова!.. Глаза, видевшие пустыню, плечи с бременем… Искалечили, искалечили.— Ее речь становилась бессвязной, она содрогалась от плача.

Луч ушел из комнаты, оба любовника, наплакавшись, замолчали. Потом мастер поднял с колен Маргариту, сам встал и сказал твердо:

— Довольно! Я никогда больше не вернусь к этому, будь спокойна. Я знаю, что мы оба жертвы своей душевной болезни или жертвы каких-то необыкновенных гипнотизеров. Но довольно, пусть будет что будет!

Маргарита приблизила губы к уху мастера и прошептала:

— Клянусь тебе жизнью твоею, клянусь тебе копьем сына звездочета, тобою найденного, тобою угаданного, твой заступник — Воланд! Все будет хорошо.

— Ну и ладно! — отозвался мастер, но все-таки добавил: — Конечно, когда люди так несчастны, как мы, они ищут спасения у трансцендентной силы…

— Да ну тебя с твоими учеными словами! — ответила Маргарита.— У меня с похмелья болит голова, и я хочу есть. Садись!

— И я хочу! — заражаясь ее весельем и беззаботностью, ответил мастер.

— Наташа! — крикнула Маргарита.

И из кухоньки появилась Наташа, терпеливо ожидавшая конца объяснений и плача любовников. Если Маргариту хоть немного делал пристойной плащ, про Наташу этого сказать нельзя было. На той не было ничего, кроме туфель.

— Да, действительно, уверуешь и в дьявола…— пробормотал мастер, косясь на садящуюся Наташу.

— А на какой хрен ей одеваться? — заметила Маргарита.— Она теперь вечно будет ходить так.

Наташа на это рассмеялась и бросилась целовать Маргариту, приговаривая:

— Королева, душенька моя, Марго!

Потом уселась, и все трое стали пить водку и жадно есть.

— Я вот смотрю на тебя,— заговорил мастер,— ты резко изменилась. Твой голос огрубел, в глазах решимость и воля… да и выражения тоже появились такие… Впрочем, я не могу сказать, чтобы это было плохо…

— Я много перевидала,— говорила Маргарита,— и теперь знаю, что все, что было… то есть Сивцев Вражек, вежливые выражения, Николай Иванович, одетая Наташа и прочее, все это — чушь собачья!

Наташа рассмеялась.

— Не надо ни о чем думать, не надо ничего бояться, и выражения тоже выбирать не нужно!

— Я потому голая,— заговорила Наташа,— что платья мои все в Сивцевом, а носу туда сунуть нельзя…

— Верно! — воскликнул мастер.— Потому что я убежден, что там уже дожидаются, чтобы арестовать вас. У меня такое предчувствие, что Воланд, и не он сам, а главным образом его компания натворила чего-то такого в городе…

— Будьте покойны,— воскликнула Наташа,— мне Азазелло уже вчера говорил: ты, говорит, не вздумай сунуться куда-нибудь из подвала. Сразу увидят, что ты ведьма.

— Не то что ведьма,— сказал мастер и подивился,— а просто голая… Позвольте, вы ходили в таком виде куда-нибудь?

— Плевала я на это,— ответила Наташа.

— Черт знает что такое! — воскликнул мастер.

В этот момент в дверях мелькнула какая-то тень, и гнусавый голос сказал:

— Мир вам!

Мастер вздрогнул, а привыкшая уже к необыкновенному Маргарита вскричала:

— Да это Азазелло. Ах, как это мило с вашей стороны!

А Наташа до того обрадовалась появлению Азазелло, что стала вся розовая.

Азазелло раскланивался в дверях, повторяя:

— Мир вам!

Маргарита манила его рукой, указывала на место рядом с собою на диванчике, просила извинения за то, что они с Наташей не одеты…

Азазелло раскланивался, просил не беспокоиться, уверял, что видел не только голых, но даже людей с начисто содранной кожей, охотно подсел к столу, предварительно поставив в угол у печки какой-то сверток в темной парче.

Азазелло налили водки, он охотно выпил.

Мастер не спускал с него глаз и изредка больно щипал себя кистью левой руки под столом. Но щипки эти не помогали, да и особенно странного перед глазами ничего не было. Перед ним сидел рыжеватый плечистый человек, с кривым глазом, одетый по-городскому, в пиджачке. Водку пил как все добрые люди, не закусывая, от тостов не отказывался.

Выпив за здоровье хозяйки, за что Маргарита его поцеловала, гость повел речь.

— Мессир передавал вам привет,— говорил Азазелло, поворачиваясь к Маргарите.

— Передайте ему великую мою благодарность!

Мастер поклонился ему, а Азазелло высоко поднял стопку, до краев полную водкой, негромко воскликнул:

— Мессир!

Маргарита поняла, что этот тост торжественный, так же как понял и мастер, и все сделали так же, как и Азазелло,— сплеснули несколько капель на кровавое мясо ростбифа, и оно от этого задымилось. Причем ловчее всех это сделала Наташа.

Спирт ли, выпитый мастером, появление ли Азазелло, но что-то, словом, было причиной изменения настроения духа мастера и его мыслей.

Он почувствовал, что становится весел и бесстрашен, а подумал так: «Нет, Маргарита права… Конечно, передо мною сидит посланец дьявола… Да ведь я же сам не далее как ночью позавчера говорил Ивану Бездомному о том, что встреченный им именно дьявол. А теперь почему-то испугался этой мысли и начал что-то болтать о гипнотизерах и галлюцинациях! Да какие же, к черту, они гипнотизеры! Дьявол, дьявол!»

Он присматривался к Азазелло и понял, что в глазах у того есть нечто принужденное, какая-то мысль, которую тот пока не выдает.

«Он не просто с визитом,— подумал мастер,— он приехал с поручением».

Наблюдательность мастера не изменила ему. Выпив еще водки, гость сказал так: