Джозеф Антон - Салман Рушди

Именинник, приехав утром, получил от отца подарок — радио для автомобиля — и письмо, где говорилось, что отец гордится им, гордится его храбростью, красотой его поведения. Он прочел и растроганно сказал: «Это очень мило».

Он писал и говорил, спорил и боролся. Ничего не менялось. Хотя нет — правительство изменилось. Он встретился с Дереком Фатчеттом, который был теперь заместителем Робина Кука в Форин-офисе, и встреча прошла прекрасно: настроение сильно отличалось от того, что было в эпоху тори. «Мы нажмем как следует», — пообещал Фатчетт и сказал, что поможет добиться снятия запрета на поездки в Индию, поможет с «Бритиш эйруэйз» — словом, вообще поможет. Вдруг он почувствовал, что правительство на его стороне. Кто может сказать, какие перемены это вызовет? Новые иранские власти никаких подающих надежды звуков не издавали. Новый «умеренный» президент Хатами так поздравил его с днем рождения: «Салман Рушди скоро умрет».

Позвонила Лори Андерсон[225] с вопросом, нет ли у него текста о пожаре. Она организовывала вечер выступлений в пользу благотворительной организации «Дитя войны» для сбора денег на постройку детской больницы. У нее было поразительное видео с картинами пожара, и к нему нужны были слова. Он склеил воедино фрагменты о горящем Лондоне из «Шайтанских аятов». Лори уговорила Брайана Ино[226] записать несколько звуковых «петель», которые намеревалась по ходу его чтения микшировать с маленького пульта за кулисами. Репетировать что-либо было некогда, так что он просто вышел на сцену и начал читать, в то время как на экране позади него полыхал пожар, а Лори микшировала «ино-музыку», заставляя звук неожиданно вздыматься и опадать, и ему надо было катиться на этих волнах, подобно серферу или отчаянному скейтбордисту, его собственный голос взлетал и падал, достигая пределов возможного. За всю жизнь он редко получал такое удовольствие. Зафар пришел послушать его со своей девушкой Мелиссой, это был первый раз, когда сын присутствовал на его публичном чтении, и потом он сказал: «Ты пару раз запнулся, и ты слишком много двигаешься — это отвлекает». Но в целом ему, кажется, понравилось.

Они ужинали у Антонии Фрейзер и Гарольда Пинтера, и Гарольд долго держал Милана на коленях. Наконец вернул его Элизабет со словами: «Скажите ему, когда он вырастет, что дяде Гарольду понравилось, как он ласкается».

У Зафара в школе выступал Роберт Эйлинг, глава «Бритиш эйруэйз», и Зафар спросил его, почему авиакомпания отказывается перевозить его отца, а потом несколько минут критиковал и ругал его. Впоследствии, когда «БЭ» наконец изменила свою политику, Эйлинг сказал, что вмешательство Зафара сильно на него подействовало. Не кто иной, как Зафар, смягчил сердце авиационного босса.

Лето в Америке! Как только Милан достаточно подрос, чтобы ему можно было лететь, они отправились за океан проводить свои ежегодные недели летней свободы… на сей раз на британском самолете, прямым рейсом, все втроем! Авиакомпания «Верджин Атлантик» согласилась доставить его в Соединенные Штаты напрямую. Никаких больше кружных маршрутов через Осло, Вену или Париж. Из тюремной стены выпал еще один кирпич.

Дом Гробоу принял их с распростертыми объятиями, вокруг были друзья — Мартин и Исабель жили в Истгемптоне, Иэн Макьюэн и Анналина Макафи[227] сняли дом в Саг-Харборе, из Нью-Йорка к ним приезжало много других приятных людей, — а у них был младенец и планировалась свадьба. Тут они получали ежегодную подпитку, дававшую силы жить остальной год. На деревьях щебетали птицы, в лесу гуляли олени, море было теплое, Милану было два месяца — невозможно милый, улыбчивый ребенок с проказливым лицом. Все было прекрасно — кроме одного. Через четыре для после приезда он узнал от Тристрама Пауэлла, что индийское правительство запретило Би-би-си снимать в Индии фильм по «Детям полуночи». «Это будет благоразумно — во избежание ложного представления, будто мы каким-либо образом поддержали автора», — гласило правительственное заявление. Оно впечаталось ему в сердце. «Продюсер Крис Холл едет на Шри-Ланку посмотреть, нельзя ли будет снимать там, — сказал Тристрам в своей мягкой манере. — У нас на Би-би-си все считают, что столько усилий было вложено в этот сценарий и он так хорош, что надо попытаться его спасти». Но он чувствовал себя оплеванным. Индия, великая любовь его жизни, велела ему катиться ко всем чертям, ибо она никоим образом не желает его поддерживать. Роман «Дети полуночи», его любовное послание Индии, сочли недостойным того, чтобы по нему в этой стране снимали фильм. Тем летом он работал над «Землей под ее ногами» — романом о людях без чувства принадлежности, о людях, мечтающих об отъезде, а не о возвращении домой. Тогдашние переживания — этот ужас отторгнутости, отверженности — пригодились ему как топливо для новой книги.

Эта история попала в британскую прессу, но он не следил за ней. Его окружали друзья, он писал книгу, и совсем скоро ему предстояло жениться на той, кого он любил семь лет. К ним приехал погостить Билл Бьюфорд со своей подругой Мэри Джонсон из Теннесси, живой, веселой и напоминающей Бетти Буп[228], и на колоссальное барбекю, приготовленное Биллом, который стал подлинным мастером кулинарии, явились супруги Уайли и Мартин с Исабель. Он съездил с Элизабет в Саг-Харбор, и у них там было «предсвадебное свидание» в Американ-отеле. Режиссер-авангардист Роберт Уилсон пригласил его на репетиции своей новой постановки и хотел, чтобы он написал для нее текст. Он полчаса с лишним слушал, как Боб объясняет свой замысел, и потом вынужден был признать, что не понял ни слова из сказанного великим человеком. Приехал Роберт Маккрам и переночевал у них. Элизабет заказала свадебное угощение и напитки в безумно дорогой кулинарии под названием «Хлебы и рыбки»[229]. Они побывали в Истгемптоне и получили в мэрии разрешение на брак. Он купил себе новый костюм. Из Лондона позвонил Зафар и сообщил великую новость: его экзаменационные результаты позволяют ему поступить в Эксетерский университет! Радость и свадебные планы смягчили удар, который нанесла Индия.

Следом она, однако, нанесла второй. Билла Бьюфорда пригласили в Нью-Йорк на большой прием в индийском консульстве на Манхэттене, который должен был состояться 15 августа 1997 года — в пятидесятую годовщину независимости Индии. Билл сказал сотрудникам консульства, что близ Нью-Йорка находится мистер Рушди, но они отшатнулись как от гремучей змеи. Женщина, запинаясь, объясняла Биллу по телефону: «В свете всего, что происходит вокруг него… мы считаем… не в его интересах… очень большое событие… огромное внимание прессы… генеральный консул не может… не в наших интересах…» Итак, в день, когда Индии — и Салиму Синаю — исполнится пятьдесят, создатель Салима, подобно Золушке, на бал приглашен не будет. Он пообещал себе, что не позволит Официальной Индии разрушить его любовь к стране и к живущим в ней людям. Даже если Официальная Индия никогда не позволит ему ступить на родную землю.