Очерки по истории Русской Церкви. Том 1 - Антон Карташев

«Поручаем эти артикулы нашим уважаемым собратьям — епископам: Владимирскому Ипатию Потею и Луцкому Кириллу Терлецкому, чтобы они испросили на них, от нашего и своего имени, утверждение у верховного первосвященника и короля. И тогда мы, успокоенные касательно нашей веры, таинств и обрядов, тем смелее и без всякого стеснения совести приступим к соединению с римской церковью, чтобы и другие видя, как все наше остается в целости, охотно следовали за нами».

Снова перед нами картина небрежного отношения к главному: к содержанию веры. Тут епископы капитулируют пред римской церковью. Главные их заботы о второстепенном: о своих удобствах и об удобном обмане народа. Так называемое «Соборное послание к папе Клименту VIII» звучало так: «Святейший отец, Верховнейший пастырь церкви Христовой и Государь наш милостивый! Вспоминая прежнее единство и согласие церкви Божией, восточной и западной, какое предки наши имели под управлением св. апостольского римского престола, и видя ее нынешнее разделение, мы всегда поражались великой жалостью и скорбью сердца и всегда молились Богу о соединении веры, ожидая, не помыслят ли и не постараются ли об этом соединении верховные пастыри восточной церкви, под властью которых мы доныне находимся. Но теперь видим, что надежда на них напрасна, что они ничего не могут сделать. Не столько по нежеланию, сколько по тяжкой неволе, в какой находятся у свирепого тирана магометанского. Поэтому мы сами, обитая в здешних краях под властью христианского государя, яснейшего короля польского и великого князя литовского в свободе и вольности и не желая оставаться виновными и перед собой и перед вверенными овцами стада Христова и носить на своей совести гибель стольких человеческих душ от разделения церкви, решились, с Божьей помощью, приступить к тому соединению, какое прежде имела церковь восточная с западной и которое предки наши восстановили на Флорентийском соборе, чтобы в этой св. унии под верховной властью Вашей Святыни мы могли едиными устами и единым сердцем славить и хвалить пречестное и великое имя Отца и Сына и Св. Духа.

В виду всего этого, мы, с ведома и соизволения нашего господаря Сигизмунда III, приложившего также свое старание к этому святому делу, посылаем к Вашей Святыне, святейший отец, братий наших, велебных в Бозе, Ипатия Потея, прототрония, епископа Владимирского и Брестского, и Кирилла Терлецкого, экзарха, епископа Луцкого и Острожского. Им мы поручили бить челом Вашей Святыне и предложить, чтобы Ваша Святыня согласился оставить нас всех при вере, таинствах и всех церемониях и обрядах восточной церкви, ни в чем их не нарушая, и утвердил бы то для нас за себя и за своих преемников. B таком случае мы уполномочили названных братьев наших принести от имени всех нас, архиепископа, епископов, всего духовенства и всех наших словесных овец, покорность седалищу св. Петра и Вашей Святыне и поклониться Вашей Святыне, как нашему верховнейшему пастырю. Когда все, о чем просим, мы получим от Вашей Святыни, тогда и сами с нашими потомками станем послушными тебе и твоим преемникам и будем всегда под управлением Вашей Святыни.

A для большего подтверждения наших слов мы, подписав этот наш лист нашими руками, припечатали его и своими печатями. Дано в царствование господаря нашего Сигизмунда III в лето от РХ 1595, месяца июня 12 дня по старому календарю».

Под этим псевдо соборным письмом, кроме митрополита и двух вышеуказанных депутатов, стоят еще подписи нареченного епископа Полоцкого Григория и епископов: Перемышльского Михаила Копыстенского, Львовского Гедеона Болобана, Холмского Дионисия Збируйского, Пинского Леонтия Пельчицкого, а также Кобринского архимандрита, нареченного епископа Пинского, Ионы Гоголя. Униатские писатели придумывают для этого акта будто бы собор в Бресте, но этого ничем подтвердить нельзя. Подписи собраны отдельно у каждого епископа. Так русский епископат, проникшийся латинским духом иерархизма и клерикализма, через грубый обман паствы, методом властной интриги наладил унию и гарантировал ее защитой верховной государственной власти.

Но тут и начала вскрываться глубокая ошибка. B православной церкви такой клерикализм неуместен. Народная мирянская стихия подняла бурный протест. И как ни старалась преуспевать уния на протяжении всей ее истории, народ не давал ей полного торжества. Протесты начались сразу же по обнаружении секрета. И от клерикально-интригантского характера унии отвратились даже и те миряне, которые имели сами идею унии, но в ее честном подлинном виде.

Прослыша в какой-то мере об иерархическом заговоре, передовое русско-православное сословие, «шляхта земель киевской, русской (т. е. галицкой), волынской и подольской», в числе 90 человек, собравшаяся в Люблине на трибунальские суды, составила протест: «некоторые духовные лица… почти отложившись от восточной греческой церкви, на каких-то приватных съездах, из-за угла и вдали от всех, на съездах не объявленных, скрытно и тайно, делают постановления против нас и нашей религии, нарушая этим наши права и вольности». Подписавшиеся заявляют, что они за этими епископами не пойдут, будут им противодействовать всеми средствами и выражают уверенность, что король не станет нарушать их прав и вольностей, охранять которые он дал присягу и потому не должен волновать государство. Люблинский протест был сигналом для других. Раздались подобные же протесты с разных сторон. B столице Вильне протестовали духовенство, братства, граждане. Раздался голос воевод: Феодора Скумина-Тышкевича и кн. К. К. Острожского. Малодушный митрополит Михаил Рогоза 12-го июня подписал вышеприведенное письмо папе, а 14-го июня писал Скумину-Тышкевичу: «звали и меня для этого на днях в Брест, о чем и королевский лист был ко мне прислан. Но я без воли и совета вашей милости и собратии моей и без позволения посполитых людей на это не решился. Но взял себе на размышление шесть недель. И дав знать об этом вашей милости, послал также и к воеводе Киевскому, и какой совет оттуда будет, тотчас извещу вашу милость. Если бы я согласился на унию, то от короля обещана большая ласка, а за несогласие немилость и притеснение всему христианству. Не оставить ли митрополию? Уже есть наготове митрополит — владыка Луцкий, которому обещано и владычество за ним оставить и дать ему митрополию. Нужен мне совет вашей милости. Хотел бы я оставить матку нашу церковь при всяких вольностях, а не под ярмом; только бы условия были обеспечены грамотами». Столь безмерная лживость Михаила возмутила Скумина. 29-го июня он ответил митрополиту: «изволил уведомить меня, ваша милость, что от владык началось дело об унии без вашего соизволения. Но я получил известие от королевского двора, что после Краковского сейма были в Кракове у короля послы от всего нашего духовенства и предьявили королю письменное разрешение от вашей милости и верительные от вас грамоты… Теперь вы спрашиваете у меня совета, что тут делать? Но трудно советовать о том, на что уже согласились и что королю подали и утвердили. Совет мой тут был бы напрасен — только на смех».

Малодушный Михаил Рогоза безвольно прикрывался ложью во всех направлениях. В июне 1595 г. проезжали Литвой в Австрию послы Московского царя Федора Ивановича. Митрополит, соблюдая приличие, прислал к ним своего архидиакона Григория с таким устным заявлением: «Хотел было митрополит видеться с вами, да боится поляков, так как теперь он и все люди греческой веры в гонении от поляков. Один за него стоял воевода Новогрудский Федор Скумин, да и тот ныне ему отказал и не хочет за него стоять (!). Ибо все паны-рады польские и литовские восстали на воеводу за то, что он держит митрополита греческой веры, а не римской. Хочет митр. Михайло оставить митрополию и отойти в монастырь. A на его место папа тотчас пришлет своего бискупа. И ныне митрополит прислал бить вам челом: прежде ему бывала царская милость, присылаема была милостыня ради его убожества. Пожаловали бы ему на милостыню и теперь, а он будет Бога молить за государя и государыню и за все христианство». Выслушав эту виртуозную ложь, московские послы передали митрополиту их просьбу: — «стоять крепко и пострадать, хотя бы и до смерти, но веры греческой и своего стола не оставлять. Недавно милостыня была послана митрополиту со Степаном Котовым, а с ними не послано ничего. Но от себя они за молитвы митрополита о здравии государя и государыни жертвуют 5 золотых угорских»!

Ипатий Потей вел себя неизмеримо достойнее. Еще 16-го мая, тотчас по подписании «соборного послания папе», он решил откровенно известить князя Острожского, объясняя, что он не извещал Его Милости пока все еще было неопределенно. Но теперь Ипатий принял решение и, посылая князю подписанные епископами-заговорщиками документы, просил его не увлекаться гневом по первому впечатлению, «но с спокойным и умиленным смыслом прочитать наши артикулы». Ипатий выражает желание лично увидеться с князем в Люблине. Возмущенный всей этой закулисностью кн. Константин Константинович сурово ответил Ипатию, «не признавая его за пастыря» и со всей силой восставая против такой унии. Вскоре, 25-го июня 1595 г., князь Острожский с открытым забралом начал войну с унией, публикуя свое окружное послание ко всем православным людям Литвы и Польши: