Поэтический космос - Константин Кедров

Тема двойничества играет огромную роль в творчестве немецких романтиков, особенно у Гофмана, а затем в русской литературе у Достоевского, позднее у символистов.

Само же созвездие Близнецов сияет неизменно, как и в первом тысячелетии до нашей эры, когда впервые сказания о них были облечены в библейское слово, а сама Библия, как мы уже знаем, содержит в себе зашифрованный ход созвездий, как бы свернутый свиток неба.

Древнее предание гласит: "Есть четыре книги - природа, Библия, человеческое сердце и звездное небо. Все четыре книги говорят об одном, надо только умело их прочитать".

Вот четыре "Ключа Марии", которые помогли мне расшифровать метакод, о них писал Есенин в своей космической статье. Поэт знает, что "наших предков сильно беспокоила тайна мироздания. Они перепробовали почти все двери, ведущие к ней, и оставили нам много ключей и отмычек, которые мы бережно храним в музее нашей словесной памяти". Справедлив упрек поэта к литературоведам: "Наши исследователи не заглянули в сердце нашего народного творчества. Они не поняли поющего старца".

Послушаем же мы эту песнь:

"Как же мне, старцу, старому не плакать.

Как же мне, старому, не рыдать: потерял я книгу золотую во темном бору, уронил я ключ... в сине море"...

"Ты не плачь, старец, не вздыхай,

книгу новую я вытку звездами,

золотой ключ волной вплесну".

В этой книге луна - заяц, звезды - заячьи следы; солнце - колесо, телец, заяц, белка; радуга - лук, ворота, верея, дуга; месяц - ягненок, пастух. Сивка-бурка. Эти образы-уподобления поэт называет "заставочными". "Образ заставочный - есть так же, как метафора, уподобление одного предмета другому".

"Красный угол, например, в избе есть уподобление заре, потолок небесному своду, а матица - Млечному Пути". Сам человек есть такой же заставочный образ мира.

Окинем общим взглядом мир космических метафор Есенина.

Небо - необъемлемый звездный шар на плечах поэта, конь, несущий ввысь запряженную землю, алмазная дверь, корова, корова, рожающая золотого телка - солнце, колокол с языком месяца, ведро лазури, пролитое на землю, звездный зипун деда, сидящего на завалинке в шапке месяца, звездные нивы и пажити, прорастающие колосьями звезд, море, таящее звездный улов, развернутая книга со звездными письменами и, наконец, власозвездная глава самого поэта.

Млечный Путь - дорога в небо, небесный кедр, звездная дуга в упряжке небесного коня, звездная пуповина, связующая небо и землю.

Звезды - колосья хлеба, колосья слов, далекие и близкие предки корабли, уносящие в небесную высь.

Земля - телега в оглоблях небесного коня, золотой калач, теленок, рожденный небом.

Небо и земля - чаша двух полусфер, отраженных друг в друге.

И, наконец, человек - "чаша небесных обособленностей", - все небо, звезды, земля. Млечный Путь, вся вселенная.

Вот растет фольклорное древо Млечного Пути, небесный кедр:

Шумит небесный кедр

Через туман и ров,

И на долину бед

Спадают шишки слов,

Поют они о днях

Иных земель и вод,

Где на тугих ветвях

Кусал их лунный рот.

Здесь же, под небесным Маврийским дубом, сидит дед поэта в звездной шубе и в шапке-месяце:

И та кошачья шапка,

Что в праздник он носил,

Глядит, как месяц, зябко

На снег родных могил.

Космос требует новых ритмов, диктует смелую, головокружительную метафору. Здесь ковш Большой Медведицы черпает волю сном. Здесь небо изливается ведром лазури, а вытекшая душа удобряет чернозем "небесных пажитей".

В это время в его поэзии воскресает древний образ космического человека из "Голубиной книги". Он заполняет своим телом вселенную, его кожа - небо, его зрение - солнце, его дыхание - ветер:

До Египта раскорячу ноги,

Раскую с вас подковы мук...

В оба полюса снежнорогие

Вопьюся клещами рук.

Коленом придавлю экватор

И, под бури и вихря плач,

Пополам нашу землю-матерь

Разломлю, как златой калач.

И в провал, оттененный бездною,

Чтоб весь мир слышал тот треск,

Я главу свою власозвездную

Просуну, как солнечный блеск.

Этот образ напоминает и древнеегипетское изображение неба в виде человеческой фигуры, дугой распростершейся над землей, и другую средневековую гравюру, где странник, дошедший до конца света, пробивает головою небо, глядя: что там, за горизонтом?

Для Есенина хлеб земной и небесный - одна краюха. Жатва словесная, и жатва космическая, и жатва земная - единый труд. Его полет к небу не от земли, а вместе со всей землей. Его земля - небо, небо - земля.

Там, за млечными холмами,

Средь небесных тополей,

Опрокинулся над нами

Среброструйный Водолей.

Он Медведицей с лазури

Как из бочки черпаком.

В небо вспрыгнувшая буря

Села месяцу верхом.

В вихре снится сонм умерших,

Молоком дымящий сад,

Вижу, дед мой тянет вершей

Солнце с полдня на закат.

Вся семейная иерархия фольклора запечатлена в звездных символах. Месяц - отец, хозяин; солнце - мать, хозяюшка; звезды - дети малые, малы детушки - Плеяды. Живут они в златоверхом, решетчатом, звездном тереме, огороженном серебряным тыном с серебряными воротами, на каждой тынинке по жемчужинке. Нетрудно разглядеть в очертаниях этого терема и в облике его обитателей месяца, солнца и звезд - стройную картину звездного неба.

Светел месяц

То хозяин во дому,

Красно солнышко

То хозяюшка,

Часты звездочки

Малы деточки.

Брак родителей - это союз луны и солнца. Сватовство молодых - это прелюдия брака между месяцем и звездой. Жених-месяц носит имя Иван, при этом в некоторых случаях сохраняется в его втором имени намек на формы луны, месяца (Иван - покати горошек). Луна как разрастающаяся горошина распространенный образ. Невеста-Венера сохраняет свое звездное имя (Заря-Заряница, Денница),

Полярная звезда и Венера - это пряхи, вышивальщицы. Они ткут или вышивают покрывало небесного свода. В обрядовых свадебных песнопениях этот мотив звучит довольно отчетливо. Невеста сидит на дереве, символизирующем Млечный Путь, или в высокой башне, или в небесном шатре. Посвататься к ней можно, либо срубив дерево, либо подпрыгнув до её высоты. Поскольку Венера свободно перемещается на западном или восточном склоне, уместно предположить, что похищенная или ещё не сосватанная невеста отождествлялась с "прикованной" Полярной звездой. Ее пребывание в высокой башне, в неподвижной точке небесного свода, в то время как жених-месяц единоборствует со змеем (созвездие Дракона), - сюжет довольно распространенный в лубочной и иконной живописи ("Чудо Георгия о змее"). Созвездие Дракона опоясывает Полярную звезду по кругу.