Белое золото, черная смерть - Честер Хаймз

— Поехали, папочка, — сказала она.

Он выехал на Сент-Николас-авеню и деловито осведомился:

— Бежишь — к кому-то или от кого-то?

— Ни то ни другое, — отозвалась она, и когда они проезжали церковь на 142-й улице, сказала: — А теперь налево, на Конвент.

Он так и сделал. Машина ехала в гору и, миновав Гамильтон-террас, оказалась на тихой Конвент-авеню, к северу от Городского колледжа.

— Сюда, — распорядилась Айрис, и когда машина, свернув на Конвент-авеню, поравнялась с большим многоквартирным домом, сказала: — Приехали. Очень хорошо, папочка.

— А лучше не будет? — спросил он.

— Попозже, — сказала Айрис и вылезла.

— Вернешься? — крикнул он вслед, но Айрис не расслышала.

Она уже неслась через улицу, потом влетела в подъезд опрятного дома с двумя автоматическими лифтами. Один из них стоял на первом этаже. Айрис, вскочив в него, поднялась на четвертый, а там направилась к квартире в дальней части холла. Серьезный человек в черных подтяжках, белой рубашке и обвисших черных брюках открыл дверь. Держался он солидно, как дьякон.

— Чем могу помочь, молодая леди?

— Я хочу видеть Барри Уотерфилда.

— Вряд ли он захочет видеть вас. У него уже есть одна молодая леди, — осклабился открывший.

— Отойди, — бросила Айрис, отпихивая его с дороги, — и не подглядывай в замочные скважины. — Она прошла к комнате Барри, но дверь была заперта, и ей пришлось стучать.

— Кто там? — раздался женский голос.

— Айрис. Вели Барри открыть.

Дверь открылась, и за ней возник Барри в фиолетовом шелковом халате. Он сам закрыл дверь за Айрис. В кровати, накрывшись простыней до подбородка, лежала желтая девица.

Стул был завален одеждой, и потому Айрис уселась прямо на кровать, не обращая внимания на девицу.

— Где Дик? — спросила она Барри.

Тот, поколебавшись, ответил:

— С ним все в порядке. Он в безопасном месте.

— Если боишься сказать где, напиши, — велела Айрис.

— А как ты сбежала? — Он все еще колебался.

— Не твое дело, — огрызнулась Айрис.

— За тобой точно нет хвоста?

— Не смеши меня! Если бы ты понадобился легавым, они бы сцапали тебя давным-давно, больно уж ты глуп. Скажи, где Дик, и дело с концом.

— Я ему позвоню, — пробормотал Барри, двинувшись к двери.

Она было двинулась за ним, но бедро ее ощутило прикосновение руки девицы, и она лишь сказала:

— Передай, что я к нему еду.

Он молча вышел и запер дверь снаружи.

— Он у Мейбл Хилл, — быстро зашептала девица в постели, — у той, что живет в комплексе Риверторн. — И она назвала улицу, дом и номер квартиры.

— Мейбл Хилл? Не та, что была замужем за Джоном Хиллом, которого пристрелили? — спокойно спросила Айрис.

— Она самая, — прошептала девица.

Айрис не выдержала, и лицо ее исказила гримаса ярости.

В этот момент в комнату вернулся Барри и посмотрел на нее.

— Что с тобой? — спросил он.

— Дозвонился до Дика? — ответила она вопросом на вопрос.

У Барри не хватило умения притвориться, и она поняла, что он лжет, когда услышала:

— Дика не было, но он просил передать, что сам мне позвонит. Он сменил крышу.

— Спасибо и на этом, — сказала Айрис и встала.

Девица под простыней сказала:

— Погоди, я тебя подброшу. У меня внизу машина.

— Еще чего! — сказал Барри и грубо толкнул ее назад в постель.

Айрис открыла дверь, обернулась, сказала Барри: «Чтоб ты провалился, ублюдок!» — и хлопнула дверью изо всех сил.

Глава 11

Дик не покинул квартиры Мейбл, но натерпелся страху. В десять часов к Мейбл пожаловали два детектива для нового допроса. Дик спрятался в шкафу. Без оружия, запертый, он чувствовал себя голым. Он слушал их разговор, опасаясь, что оставил какие-то следы, указывающие на его присутствие в квартире. У него уходила душа в пятки, когда он думал, что они могут устроить тут обыск. Он покрылся испариной в душном шкафу. Пыль лезла ему в нос, и он закусил губу, чтобы ненароком не чихнуть.

Позже заявился мистер Клей из похоронного бюро. Дик как раз был в спальне и быстро залез под кровать. Вдова и Клей так долго обсуждали финансовые вопросы, что Дику показалось, что они собираются не хоронить Джона Хилла, а выгодно продать кому-то его тело.

Затем Мейбл снова превратилась в безутешную вдову и стала оплакивать свою горькую судьбу, проливая такое количество слез, какого хватило бы на целый приход. Единственным способом избавиться от этого наводнения оказалось утешение в постели. Ему пришлось утешать ее столько раз, что он пришел к выводу: не погибни Джон Хилл от налетчиков, он скончался бы в постели от этой бабы. А впрочем, может, она вела себя так именно потому, что ее обожаемый муж скончался? Вдруг это такая странная реакция на его смерть? Или прорвался скрытый комплекс шлюхи? Если смерть мужа разбудила в ней такое, то ему, Дику, похоже, надо проявлять осторожность. Или он исключение? Раз он ее пастырь, то должен ее пасти, так, что ли? Или она считает, что если согрешит со священником, то Бог ее простит, и чем сильней согрешит, тем больше будет Его снисхождение? Или просто у нее зуд в одном месте? Короче, Дику до смерти надоела эта страстная баба, и он проклинал на чем свет стоит Джона Хилла за то, что тот дал себя подстрелить.

Он уже был готов завыть волком, но вдовица, к счастью, настолько успокоилась, что нашла в себе силы поехать с похоронщиком в морг за телом мужа. Это позволило Дику связаться с Барри и двумя другими уголовниками и договориться о разборке с полковником этой ночью. Поэтому, когда вдова вернулась в истерическом состоянии, он был готов оказать ей достойную встречу.

Потом он разгуливал по квартире в трусах, угощаясь виски с содовой, а она копошилась на кухне — возможно, принимала что-то возбуждающее. Тут-то и зазвонил телефон.

Это был Барри. Он сообщил, что Айрис с цепи сорвалась и хочет его отыскать. Дику не хотелось видеть Айрис и тем более не хотелось, чтобы она нашла его, — за ней мог быть приставлен хвост. Если уж полиция ее сцапает, то пусть это случится до того, как она разыщет его или узнает его местонахождение, тогда им из нее не выбить никаких сведений. К тому же она чересчур ревнива, а он был сыт по горло вдовицей.

Оказалось, что Мейбл, сделав себе лимонаду, тихонько примостилась на диване и прослушала весь разговор.

— Я рада, что она не заявится сюда, — сказала она.

— Ревность — большой грех, — сказал Дик.

На мгновение ему показалось, что она опять устроит истерику, но она посмотрела на него как на свою собственность и сказала:

— Преподобный О'Мэлли, помолитесь вместе со мной.

— Позже, — отрезал Дик и встал, чтобы налить еще виски.

Он доставал лед из холодильника на кухне, когда позвонили в дверь. Кубики льда взлетели в воздух, словно перепуганные птицы. Ему некогда было их подбирать. Он пихнул ванночку для льда назад в холодильник, захлопнул дверцу и вылил виски в мойку. Затем ринулся к стенному шкафу напротив ванной, где висела его одежда, на ходу махнув рукой Мейбл. Там он нашел старый револьвер 32-го калибра, принадлежавший Джону Хиллу, и теперь, схватив его с полки, сжимал в дрожащей руке.

Мейбл растерялась. Она не поняла по его жесту, надо ли открывать или, напротив, затаиться.

В дверь звонили снова и снова так, словно звонивший знал наверняка, что Мейбл дома. Она решила открыть дверь. Хотя бы на цепочку. Даже если полицейские пришли за О'Мэлли, он ведь не сделал ничего дурного. Он только хотел вернуть деньги беднякам.

Она отперла замок, кто-то попытался вломиться, но помешала цепочка. В проеме двери Мейбл увидела перекошенное от ярости лицо Айрис.

— Открой эту чертову дверь, — сипло проговорила Айрис сквозь влажные губы.

— Его здесь нет, — не без вызова проговорила Мейбл. — Я имею в виду преподобного О'Мэлли, — добавила она.

— Я начну кричать, сюда явится полиция, и ты им это повторишь, — пригрозила Айрис.

— Если он тебе так дорог, — начала Мейбл, отпирая дверь, — то входи. — Она широко распахнула дверь, пропустила Айрис и снова ее заперла на замок и цепочку.

Айрис прошла по квартире, словно собака, выслеживающая дичь.

— Он слышал все, что ты сказала! — крикнула вслед ей Мейбл.

— Чертовы стервы, — пробормотал Дик и вылез из шкафа весь в испарине, с револьвером в руке. — Ну почему ты такая? — обратился он к Айрис, заглядывавшей в ванную.

Она развернулась, и, когда увидела его в трусах, глаза ее почернели, а лицо исказилось гримасой ревности. Значит, он спал с этой дрянью!

— Ах ты сволочь! — закричала она, брызжа слюной. — Ты убираешь меня, чтобы залезть в постель к этой бабе!

— Заткнись! — угрожающе буркнул Дик. — Мне нужно было спрятаться.

— Спрятаться? Между ног этой шлюхи?

С порога гостиной Мейбл сказала: