Буря в Кловерфилде - Светлана Алимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эйне был обречен. Головой он понимал это, но отказывался сдаваться. Тем более, что его велели взять живьем: значит, госпожа Верже собралась отыграться на нем за нанесенное оскорбление, и быстрой смерти ждать не приходилось. Нужно было продолжать бежать.
Но как сбежать от того, кто благодаря матери-ведьме легко пресекал все попытки этого? Было очевидно, что любое поведение Эйне предсказано ей, оттого он терпел поражение раз за разом. Жрица Уна учла и раскрыла сыну-охотнику все варианты будущих событий. Охота на беглеца упростилась донельзя.
И тогда Эйне пришлось совершить невозможное. Одурманить ядовитую змею игрой на флейте. Один укус — и заклинателю пришел бы конец. Один удар тяжелой лапы ягуара — и рысь была бы повержена. У Эйне из оружия были лишь его язык и разум. И он использовал их.
Загнанный и уставший, он говорил, наощупь пытаясь пробить броню самоуверенности противника. С колдовством Уны ему было не справиться, но вот одурачить ее сына шансы еще были. У него, как у любого человека или кецаля, имелись свои слабости. И Эйне искал их, каждую секунду ожидая нападения. Его слова были липкими, как паутина, чтобы удержать интерес противника и не дать ему перейти к бою, который Эйне бы проиграл.
Глупо было высмеивать того, кто не терпел поражений. Еще глупее пытаться убедить сильного в том, что он — слаб. И что его главная сила и есть его слабость.
Но Эйне это удалось. Всего на пару секунд он притупил чужую бдительность, но их хватило, чтобы подобраться к краю, нырнуть со скалы в океан и, обернувшись косаткой, скрыться в глубине.
Так он познакомился с Гилем.
За всю эту историю тот прозвал его отравителем, утверждая, что слова Эйне сломали ему жизнь. Но если бы это было правдой, разве Гиль не отомстил бы? Не затаил бы обиды и ненависти, как люди-охотники? А раз ничего подобного не было, то не так уж Эйне и виноват, верно? Он ведь просто хотел спастись, а не кому-то навредить. Однако разумные аргументы Гиля не интересовали. Он пропускал их мимо ушей. Ему нравилось жаловаться на жестокость Эйне, и слушать его при этом должен был сам Эйне, а не кто-то другой. Ведь он — воплощение коварства, а значит, заслуживает того, чтобы Гиль грыз засахаренные орехи у него на постели и таскал еду из его тарелки, даже при том, что охотники госпожи Аты жили и питались в одинаковых условиях. Еще Эйне должен был «брать на себя ответственность» во всех ситуациях, когда Гиль не хотел этого делать сам. И дружить с Гилем Эйне тоже был обязан, потому что подлый отравитель и хитрый обманщик. Мало ли чего он там не хочет? Госпожа Ата велела подружиться, значит, будут дружить. Кто еще согласится стать другом столь аморальной личности? Пусть ценит, что Гиль на это согласился. А то так бы и зачах в одиночестве.
Эйне вначале раздражался, потом смирился, а позже с трудом вспоминал времена, в которых шебутного и шумного Гиля еще не было в его жизни. И разве те смутные годы были чем-то хороши? Тогда его не звали отравителем, но и надежного друга у него тоже не было. Того, с кем не страшно умереть, сражаясь бок о бок до последнего вздоха. И разделить с ним странное посмертие, как была разделена их жизнь, с запутавшимися, переплетенными судьбами. Жрица Уна позже сказала, что это Эйне их перепутал, связав в узлы то, что вообще не должно было друг друга касаться.
Но все обернулось к лучшему.
Жизнь Эйне и правда была бы тоскливой без Гиля.
А Гиль на самом деле не думал винить его в своей неудаче, хотя славу непобедимого охотника потерял именно из-за Эйне.
* * *
Косаткой Эйне прожил несколько долгих лет. Сейчас это звучало смешно, ведь годы проносятся подобно мгновеньям, но тогда это была маленькая вечность. Подводный мир принял его, и он прибился к небольшой группе косаток, принявших его с необычайным радушием. Они были весьма сообразительными существами, заботливыми и ласковыми. Вместе с ними он охотился на рыбу и плавал на огромные расстояния. Форма косатки стала настоящим благословением Калунны: даже если колдовство госпожи Верже помогало увидеть его, отыскать жертву в огромном океане не представлялось возможным. Однажды его попытались поймать с корабля, но Эйне увел своих новых собратьев подальше от очевидной ловушки. В воде он обрел безопасность и покой. Возможно, ему стоило остаться косаткой навсегда, но от однообразной жизни в океане его разум начал слабеть, и это его напугало. Эйне не хотел жить животным, он был кецалем, пусть и беглым. Отсутствие рук и ног мучило его, он тосковал по прежней жизни и хотел ее вернуть. Обдумав все возможные варианты, он решился на авантюру: отправился просить о справедливости саму сиятельную госпожу Ату, Уста Калунны. О ее доброте и благородстве ходили легенды. Могли и врать, но Эйне решился проверить. Оставаться зверем он больше не мог.
Эйне покинул свою стаю и впервые за три года выбрался на сушу. Он долго сидел на берегу, глядя то на океан, то на собственное позабытое тело. Ему было страшно возвращаться в свою трудную, опасную жизнь кецаля, но решение было принято. Он обернулся коршуном и полетел в столицу.
На его счастье, в это же время госпожа Ата устроила турнир, выбирая себе нового охотника среди людей и кецалей. Они демонстрировали свою ловкость, искусство превращения и способность решать нестандартные задачи на время. Победитель будет допущен к госпоже Ате и сможет с ней поговорить. Идея участия в турнире напрашивалась сама собой. Эйне замазал веснушки, назвался чужим именем и пришел на турнир, где с ужасом узнал, что в числе участников-кецалей должен объявиться Гиль. Он бы тут же узнал его и немедленно схватил. Да и тратить время на бессмысленное соревнование было глупо. Эйне мог и проиграть. Нужно было действовать умнее.
