Всадники - Жозеф Кессель

И свалка возобновилась, такая же, как в самом начале игры. Опять тушу перехватывали друг у друга всадники на вздыбленных лошадях, опять поднялся вихрь грив, шапок и плеток, и лица, взмокшие от пота, опять принимали на себя удары нагаек со свинцовыми грузилами на концах. И опять один из всадников вырвался вперед. Но это был не Уроз. А он вместе со всеми остальными, кинулся в погоню. Как все остальные, он догонял, дрался, нападал. Туша то оказывалась в его руке, то уходила от него и снова возвращалась, и снова уходила. Но это уже не имело для него значения. Ему хотелось теперь только одного: бить и хлестать, без конца бить и хлестать.

Погоня и отход, обманные выпады, удары сбоку, стычки один на один и групповые потасовки, и движение вперед вместе с кричащей толпой, постепенно приближавшейся к белому кругу, отмеченному известкой. Блестя на солнце, он был уже в поле зрения дерущихся. В этот момент трофей находился в руках чопендоза из Меймене. Он пытался вырваться из окружения. Рядом с ним оказался всадник из Каттагана, который вырвал тушу козла и помчался вперед. Еще немного, и он бы оказался возле Круга справедливости. Но дорогу ему случайно преградила лошадь без всадника, что заставило каттаганца сделать крюк и потерять, таким образом, несколько секунд. А когда он вышел напрямую, на его пути уже возникло препятствие из дюжины чопендозов. Он видел и слышал, как его окружают. Но не мог же он допустить этого у самой цели. Он повернул к трибунам и помчался к ним. Остальные бросились за ним. Как от них уйти? Перескочить ров, отделяющий трибуны от поля? Почетные гости настолько явственно увидели это желание в широко раскрытых от ужаса глазах всадника, что невольно отпрянули назад. Однако в последний момент всадник в полосатой бело-зеленой куртке осознал, что ров слишком широк, что надежды на спасение там нет, что в лучшем случае он просто разобьется о бетонный бруствер. И тогда он свернул вбок, поскакал вдоль трибун, а все чопендозы — за ним. Скорость гонки, азарт, написанный на лицах, крики наездников ни у кого не оставляли сомнения в том, что ради своей истерзанной, жалкой козлиной шкуры эти степные всадники, если бы могли, не задумываясь, растоптали бы и самого короля.

Доскакав до края трибун, чопендоз оказался перед стеной из грузовиков, заполненных зрителями в развевающихся на ветру чалмах. Для каттаганца оставалось два выхода: слева – тяжелые грузовики, то есть, рано или поздно, – тупик, справа – узкий и короткий проход на кабульскую дорогу. Туда он и кинулся. Там стояли машины королевского эскорта. Каттаганец проскакал между ними и оказался перед склоном холма, сплошь усеянным людьми, буквально забитым густой толпой с палатками, с лотками, с огромными медными самоварами.

Чопендоз не стал раздумывать. Удар шпорами, свист плетки, – и лошадь врезалась в толпу. Те, кто скакал за ним, поступили так же. Склон холма вмиг опустел. За всадниками остался след из поваленных прилавков с фруктами, самоваров, шапок, тюрбанов и брошенной обуви. Толпа, спасаясь от лошадей, давила и топтала тех, кто стоял сзади и кого не задели лошади. Над холмом во все стороны разносились крики испуга и дикое улюлюканье, нечто похожее на стенания земли и скал.

Неужели ему удалось израсходовать всю свою дикую ярость? Или же он увидел и узнал скульптурное лицо человека в красном кресле? Так или иначе, но перед королевской трибуной Уроз внезапно пришел в себя.

Умелым движением руки он придержал Джехола, и когда толпа чопендозов устремилась в проход, ведущий к холму, он за ними не последовал.

А там, на холме, крики перепуганной толпы не стихали. Уроз поехал в сторону. В создавшейся неразберихе уже ни у кого не было никаких шансов догнать каттаганца. Уроз решил поджидать его у подошвы холма, вблизи трибун для почетных гостей, рядом со рвом и защищающим их ограждением.

Тот, кто владел сейчас тушей козла, должен был неминуемо проехать мимо него, на расстоянии протянутой руки, чтобы добраться до сверкающего рядом на солнце мелового круга.

Поблизости никого не было, если не считать одинокого наездника огромного роста, Максуда, с рукой на красной перевязи, бесцельно, теперь уже в качестве зрителя, прогуливающегося на коне взад и вперед.

«Бывший Грозный», – равнодушно подумал Уроз.

Он вернулся в свое нормальное состояние. Окружающие теперь снова были для него лишь фигурами в игре. Наклонившись к гриве Джехола, он погладил его, чтобы тот был готов к нападению.

Все произошло, как он и предполагал. Каттаганец вернулся на кабульскую дорогу, одним скачком пересек ее и кинулся к проходу. Уроз выскочил из засады и, прежде чем тот сообразил, кто нападает и откуда, прежде, чем первый из преследующих его всадников успел подскочить, плечо Джехола мощно ударило коня каттаганца. Сидевшему на нем человеку в полосатой куртке едва удалось удержаться в седле. Но еще прежде Уроз схватил трофей и один устремился к цели. Достиг ее, остановился у сверкающего Круга справедливости, высоко поднял руку с остатками туши. Замахнулся, чтобы швырнуть ее, и набрал воздуха для победного крика «Халлал!»… Однако тут в густую шерсть козлиной туши вцепилась огромная рука, здоровая рука Максуда. Помешать Урозу бросить добычу в цель тот не мог, но зато ему удалось как бы присоединиться к его движению и вместе с ним швырнуть тушу в центр круга. На мгновение все затихли в растерянности. А потом чопендозы Меймене и Мазари-Шарифа в едином порыве повернули взмыленных, почерневших от пота, белых от пены коней к королевской трибуне. И сорок глоток стали хором кричать, кричать поверх бетонного рва. В руках их свистели плетки. И те, кто был в рыжих куртках, и те, у кого на спине была белая метка в форме звезды, одинаково неистово требовали, чтобы победа была присуждена именно им.

– Мы победили, – надрывались чопендозы из Меймене. – Мазарец лишь прикоснулся к туше в самый последний момент. Вор, собака! Стыд, позор!

– Наглая ложь! – кричали те, кто приехал из Мазари-Шарифа. – Козла держал в своей руке Грозный. И швырнул его он!

Те и другие размахивали плетками, и убеленные сединами распорядители бузкаши не без опаски поглядывали на них. Пыль от топчущихся на месте коней клубилась над королевской трибуной. Сквозь пыль монарх видел грубые, искаженные ненавистью, обезображенные конвульсиями и ранами лица, лица, похожие на отвратительные маски, заляпанные грязью и кровью, орущие ругательства и проклятия.

Король поднял руку, и наступила тишина. И он сказал:

– По закону справедливости надо разделить успех пополам. Половина победы принадлежит Меймене, а половина – Мазари-Шарифу. И начать игру сначала.

Чопендозы получили передышку. Понадобилось некоторое время, чтобы забить другого козла и отрезать ему голову. Самые богатые из всадников воспользовались паузой, чтобы поменять коней. Кое-кто утолял жажду, жадно вгрызаясь в большие ломти арбузов, которые им протягивали их саисы, или ощипывая кисти винограда. Кто-то прилег, не выпуская, однако, из рук уздечек, кто-то покуривал с приятелями. Распорядители бузкаши, сидя в седлах, уговаривали земляков не играть, как они только что делали, каждый за себя, а отстаивать командой честь родного куска степи.

Уроз, верхом на Джехоле, стоял в стороне, а Мокки тем временем обтирал коня соломенным жгутом. Взгляд Уроза был направлен в сторону снежных горных вершин. Там далеко-далеко за ними находилось имение Осман-бая. Справедливо ли было решение короля? Не так уж важно! Оно все равно не помешает ему привезти и воткнуть в землю перед Турсуном королевское знамя.

Мимо прошли двое солдат, волоча за собой обезглавленную тушу козла.

Туша уже побывала у обеих мачт. И вот теперь битва за нее разгорелась примерно в полутора тысячах футов от цели. Всадник, которому удалось бы вырваться с добычей отсюда, реально мог надеяться на успех.

Уроз следил за схваткой на небольшом, точно рассчитанном расстоянии. Он играл упорнее, чем обычно. Хотя при этом старался не слишком рисковать: отнимал козла у игроков-одиночек, а когда его догоняли, не стремился удержать его во что бы то ни стало. Но сейчас он чувствовал, как во всем его теле, от стремян до уздечки, зарождается нечто вроде холодной лихорадки – именно в этом состоянии он был всегда особенно опасен.

В поле зрения Уроза был и кишлак с розово-голубыми домами в северной части плато, и холмы на юге, пестрые от развевающихся на ветру одеяний зрителей, и трибуны, где сидел Захир-шах в окружении гостей, солдат и полицейских, в окружении пеших и конных людей в военной форме. И еще видел Уроз чистое легкое небо над горами, за которыми солнце заканчивало свой бег раньше, чем там у него в долине. Вместе с тем он ни на секунду не терял из виду главного. Именно сейчас начиналась самая горячая схватка дня. Все чопендозы понимали, что, скорее всего, это будет последняя и решающая битва.