Отставка господа бога. Зачем России православие? (сборник) - Александр Невзоров

Фрейда эта ситуация привела в долговременное бешенство и, по всей вероятности, детонировала его полный разрыв с физиологией и медициной. Впрочем, он никогда не забывал про завораживающую силу научной терминологии и продолжал ею жонглировать. Более того, хорошо понимая коммерческий вес ученых регалий, доктор Сигизмунд Шломо 11 раз безуспешно номинировался на Нобелевскую премию.

Но по существу, все его учение – как по собственному признанию Фрейда, так и по факту – никакой связи с имеющимися у него научными познаниями не имело. Более того, он неоднократно упоминал, что «лучших своих учеников он нашел среди немедиков» (Виттельс Ф. Фрейд: его личность, учение и школа, 1925).

Нобелевский лауреат Питер Медавар в свое время высказался о Фрейде: «грандиозное мошенничество ХХ века». Но Медавар, ослепленный академической брезгливостью, по всей вероятности, все же ошибся. Ничего грандиозного в учении Фрейда нет. К сожалению, в нем вообще ничего достойного упоминания нет.

Вообще, Фрейд долго вызывал справедливое раздражение биологов, физиологов и неврологов, пока время не спустило его из науки «тремя этажами ниже», в массово-развлекательные дисциплины вроде эзотерики, астрологии и психологии.

Реконструкторы «веры»: психиатрия и религия

Как известно, именно психиатрия взяла на себя роль самого объективного оценщика поступков человека. Она же претендует и на роль последней инстанции в оценке его помыслов.

На первый взгляд психиатрия кажется недурным арбитром религии и религиозности, но это впечатление обманчиво. Дело в том, что очень многое в жизни и культуре человека она, не задумываясь, клеймит как «патологию».

Разумеется, анализируя религиозность с помощью параметров психиатрии, мы получим грубые и весьма обобщенные оценки. Тем не менее это будут хоть какие-то первичные ориентиры, необходимые для понимания столь деликатного предмета, как религиозная вера. Впрочем, нам придется хитрить и лавировать, избегая встречи «лоб в лоб» с догматами фундаментальной классической психиатрии. Дело в том, что она не снисходит до обсуждения тонкостей интересующего нас явления, а сразу выносит приговор.

W. Hellpach строго заявляет, что «религиозный элемент почти всегда выступал в истории в болезненной оболочке. Он распространялся и претерпевал свои решающие превращения всегда на крыльях массовой душевной болезни» (Hellpah W. Die geistien epidemien, Frankfurt am Main: Rutten & Loening, 1907).

Другой классик психиатрии E. Kraepelin отмечает: «У больных при религиозном направлении мыслей под влиянием «откровений» дело может дойти до бреда пророчества, до представления, что они избранники божии и мессии, причем обнаруживается стремление совершать публичные богослужения, приобретать сторонников» (цит. по кн.: Пашковский В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями, 2006).

Р. Крафт-Эбинг (не нуждающийся в представлении и рекомендациях) рассматривал все основные религиозные проявления как «бред о таинственном соединении с богом», «чувственный бред религиозно-мистического характера» и не допускал никакого другого происхождения религиозной веры, кроме патологического.

Столпы русской школы (В. П. Сербский, С. С. Корсаков) для характеристики религиозных проявлений использовали только клиническую терминологию.

В. П. Сербский вообще «сгреб» все вопросы веры под термин paranoia religiosa (религиозное помешательство), отметив, что «в сфере восприятия начинают доминировать галлюцинации, содержащие лики Христа, святых, возникают слуховые галлюцинации, повествующие больному о его высокой миссии, основным содержанием мышления становится религиозный бред о божественном призвании» (Сербский В. П. Психиатрия. Руководство к изучению душевных болезней, 1912).

При этом следует отметить, что никто из классиков почти никогда не выделяет «религиозную веру» в какую-то особенную категорию помешательств. Такого заболевания, как «религиозная вера», не существует. По клиническим меркам это лишь одно из проявлений «бредообразующих аффективных психозов и галлюцинозов, типичных при фазофрениях, парафрениях и шизофазиях» (по Kleist). Иными словами, это симптом болезни, но не сама болезнь.

В зависимости от национально-культурной специфики среды обитания больного, этот симптом тяжелого поражения ЦНС может «окрашиваться в цвета» любой религии. К примеру, чукча, страдающий острой формой шизофазии, сконцентрирует свою страсть на крохотном боге Пивчунине, обитатель русского мира или католической Европы – на И. Христе, а житель Индии – на слонолицем Ганеше.

На этом мы закончим краткое изложение «классического взгляда». Как видим, фундаментальная психиатрия была не расположена разбираться с нюансами, а сразу и сурово «закрывала вопрос». По ее мнению, следует изучать не один из симптомов, а проблему шизофазии или парафрении в целом.

Категоризм классики мог бы лишить нас всякой свободы маневра, но, по счастью, ситуация изменилась. Сегодняшний статус «веры» позволяет использовать для ее изучения как параметры, так и логический инструментарий современной психиатрии. Веру можно поздравить. Всего за сто лет она сделала блестящую карьеру. От простого симптома – в отдельное явление.

Несложно заметить, что современная психиатрия не только приседает в реверансах перед верой, но порой и умиляется ей. Конечно, психиатрия «держит в уме» формулировки Сербского, Клейста и Крепелина, но дифференцирует проявления религиозной веры на «патологические» и «вполне здоровые», а иногда и даже «целительные».

Это умиление – еще одна загадка, которую мы попробуем разгадать в нашем кратком очерке.

Фундаментированное еще в XIX веке понятие «патология» применительно к части проявлений «веры», конечно, никуда не делось. Никакого внутреннего противоречия в оценке религиозности психиатрией не появилось.

Давайте посмотрим, что же и сегодня по-прежнему подпадает под понятие «патология»?

Прежде всего подпадают именно те свойства, которые, с точки зрения христианства, являются примером для любого верующего. Те самые, что вписаны в историю религии как эталоны благочестия, к которым обязан стремиться религиозный человек. А именно: категорическая нетерпимость к иным культам, жертвенность, жесткий аскетизм, доходящий до членовредительства, непреклонная и крайне эмоциональная преданность религиозному идеалу, а также видения, «голоса свыше» и т. д.

Поясню.

У нас есть превосходный материал, вобравший в себя все основные «симптомы» истинной веры. Это жития святых. Они наглядно, детально, последовательно демонстрируют, каким должно быть поведение и мышление верующего человека по меркам церкви. А по меркам и классической, и современной психиатрии 75 % святых христианской церкви подлежат немедленной госпитализации и принудительному лечению аминазином и галоперидолом с доведением дозы до 30 мг в сутки.

Нетрудно предсказать те диагнозы, которые были бы поставлены (к примеру) св. Симеону Столпнику, св. блаженному Лавру, св. Никите Переяславскому или св. Анджеле да Фолиньо. По всей вероятности, это были бы те самые «бредообразующие аффективные психозы и галлюцинозы».

Напомним, чем именно знамениты упомянутые персонажи. (Эти имена взяты наугад из многих сотен и тысяч католических и православных святых, прославившихся примерно схожими деяниями.)

Итак.

Св. Симеон сознательно разводил червей в «язвах телах своего», происшедших от привычки святого натираться собственным калом.

Св. Лавр был покрыт настолько густым слоем вшей, что под ним едва угадывались черты его лица, а смахнуть вшей не мог, ибо постоянно держал руки крестообразно.

Св. Никита «40 лет неснимаемо носил большую каменную шапку».

Св. Анджела прославилась тем, что горящим поленом регулярно прижигала себе влагалище, чтобы «избавиться от огня сладострастия».

Понятно, что все упомянутые святые (попади они в руки психиатрии) были бы навечно размещены в строгорежимных стационарах.

Труднее предсказать, какие суточные дозы клопсиксола были бы прописаны св. Арсению, у которого «от постоянного плача о Господе выпали ресницы». По всей видимости, для стабилизации его состояния они должны были бы (в разумных пределах) превышать «пороговые» 200 мг.

«Отец церкви» Ориген, публично отрезавший себе пенис во имя «царствия небесного», вероятно, был бы обездвижен посредством смирительной рубашки с металлическими кольцами (для привязки к кровати), а преподобный св. Макарий, который во избавление от греховных мыслей «надолго погружал зад и гениталии в муравейник», остаток дней провел бы зафиксированным в гериатрическом кресле.

Благочестивые экстазы простых верующих (благосклонно воспринимаемые церковью) тоже, вероятно, были бы оценены психиатрией как тяжелые расстройства психики.