Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - Р Блайс

Различие здесь, скорее всего, подразумевает ошибку. Мумон пытается спровоцировать нас на «суждение» о том, что один монах ошибается, а другой нет. Самое время вспомнить слова Христа: «Не судите, да не судимы будете». Но дальше в своем комментарии Мумон говорит, что «Не судите» тоже ошибочно, потому что именно так поступают животные. Различие между двумя отшельниками — это различие между обычным человеком и буддой, между омраченностью и ясностью. Но что бы ни происходило с осенними листьями, летят ли они по ветру или же неподвижно лежат на земле, каждый из них подчиняется законам природы, законам своего существа. Для музыканта уместная нота в ладу с другими, неуместная не в ладу, но в обоих случаях речь идет о «ладе». Все ноты в ладу или не в ладу — этосябэцу (различие). Но в то же время все ноты в равной мере в ладу или не в ладу — это бёдо (единство). «Сказать слово понимания», очевидно, не означает сказать то, что я вам здесь сказал.

Оба отшельника видели Дзёсю насквозь, потому что сказанное им в обоих случаях отражало состояние его ума. В человеческих делах ничто не односторонне. Студенты принимают экзамен у учителя. (Его) вопросы говорят больше, чем (их) ответы. Очень важно понять, что в этом случае не Дзёсю испытывает отшельников, а Мумонкан испытывает читателя. Другими словами, между тем, как Дзёсю испытывал монахов, и тем, как мы испытываем Дзёсю, не больше различия, чем между состояниями сознания двух монахов. Обычно, когда мы судим, мы ставим интеллектуальные и моральные оценки, и при этом мы либо безучастны эмоционально, либо чувствуем симпатию или антипатию к словам или поступкам. Мумон говорит нам, что Дзёсю не делает этого. Один монах проваливается, другой с честью выдерживает экзамен, но у Дзёсю нет презрения к одному из них или гордости за другого.

Его очи — что падучие звезды;Движения его души — что молнии.Он — убийца С мечом жизни в руках.

Это похвала в адрес Дзёсю с его умением прозревать уровень постижения отшельников и судить о нем, не отделяя себя от мира. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы различать жизнь и смерть. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы подтверждать или отвергать.

Жизнь — это быстрота,которую мой Бог поцеловал.

Жизнь слишком быстра для слова, не говоря уже об определении. Любое наше утверждение в следующий миг оказывается чучелом птицы, стеклянные глаза которого бессмысленно уставились на нас. Шекспир повсеместно показывает нам, что первый отшельник, первый шут, ничем не хуже второго, или главного героя драмы — с поэтической точки зрения. Первый отшельник мертв или, возможно, все еще не рожден, тогда как второй жив — но оба они одинаковы для Бога, для Шекспира, «ибо у Него все живы».

Случай XII. ДЗУЙГАН ЗОВЕТ МАСТЕРА

В этом случае мы имеем драматический монолог в духе Стриндберга, единственным действующим лицом которого является сам Дзуйган (Жуй-янь). Даты его жизни и смерти не дошли до нас, но известно, что он был духовным сыном Ганто и, кроме того, обучался у Кассана (805–880). Ганто выходит на сцену в следующем, тринадцатом случае. Он умер в 887 году в возрасте шестидесяти лет. Первая встреча Дзуйгана и Ганто описана во втором томе серии Дзэн и дзэнские классики. Будучи настоятелем в храме Дзуйгандзи, он держал монахов в великой строгости.

Каждый день Дзуйган [Си]гэн обращался к себе:

— Подлинное «я»! — и тут же отвечал: — Да, слушаю.

— Проснись! Проснись! — говорил он и тут же отвечал: —

Хорошо, хорошо.

— В будущем не давай другим повода презирать тебя и не позволяй оставлять тебя в дураках! — и отвечал: — Нет, нет.

Гений Мумона в том, какие случаи он включил в свой сборник. В настоящем случае он знакомит нас с человеком, который далек от того, чтобы забыть о себе или «презреть себя», а наоборот, продолжает думать о себе, раздваивает и без того иллюзорную личность. Более того, позабыв о том, что «гордыня ангелов губила», он взывает к своей гордыне и амбициям как к последнему (или первому) стимулу благородного ума.

В любом случае Дзуйган далек от ошибки, которую совершаем мы, когда начинаем искать Будду вне себя, в каком-то человеке, книге, церкви, мессии, философии или религии. Он полагается на себя, на Себя, на природу Будды, Природу вселенной, свое глубинное первоначало. Как домик улитки, его Учитель всегда с ним, хотя иногда может показаться, что он спит или вышел на прогулку. Вот кого зовет Дзуйган. А кто зовет? Бог-творец зовет сотворенного Бога. Это Отец, разговаривающий с Сыном. Ответ не является чем-то новым, чем-то полностью отличным от зовущего голоса; это его продолжение. И как звук моего голоса звучит во всем пространстве, хотя я слышу лишь ничтожную часть эха, так же и «ум проницает собой все вещи», «отзвуки нас самих катятся от души к душе» (Вордсворт). Многим Дзуйган, который, как дурак, целый день сидит на камне и что-то бормочет себе под нос, покажется непохожим на христианского святого, который «во благо всего сущего» устремляет глаза к небу и обращается с молитвой к силе не от мира сего. Достаточно вспомнить не холодный, надуманный пантеизм Арнолда, а такие слова, как «Христос в вас, упование славы» (Кол. 1, 27), «Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14, 20) и так далее, и мы увидим, что этот диалог внешнего и внутреннего, старого и нового человека не столь уж далек от дзэн.

Для основателей религиозных сект, равно как и для музыкантов, художников и поэтов, различия намного важнее, чем для нас. Чайковский и Брамс не видели ничего хорошего друг в друге, но мы видим что-то хорошее в каждом из них. То же касается Калвина и сэра Джона Мора, Синрана и Нитирэна — в каждом мы видим абсолютное достоинство.

Остается вопрос амбиций. Может показаться странным, почему Дзуйган интересуется мнениями других людей о себе. Говорят, что, когда Эмерсон читал лекции, ему было все равно, слушает ли его аудитория, спит ли она или, возможно, постепенно расходится. Такое отношение кажется мне неправильным. Мы должны желать, чтобы нас понимали. Мы должны желать, чтобы нас любили, хотя мы знаем, что любить — это все, а быть любимым — ничто. Для другого человека любить не менее важно, чем для нас самих.

По поводу нежелания Дзуйгана оставаться в дураках можно сказать, что никто не любит этого. Мы не любим, когда нас дурачит расстройство желудка, неожиданный ливень, незастегнутая молния, лающая собака, смерть. Мужчина встречает свою идеальную женщину, пишет для нее стихи, женится на ней — и все для того, чтобы в один прекрасный день проснуться и понять, что природа оставила его в дураках с целью продолжить род и вырастить потомство. Дзуйган желает быть хозяином, а не рабом своей жизни.

Мастер Дзуйган сам продает и сам же покупает. Для своих игр он использует куклы божеств и демонов. Зачем ему это? Посмотри и увидишь! Спрашивающий, отвечающий, говорящий "Проснись!» и тот, кого люди не должны презирать — их много, но ты не должен привязываться к видимостям, ведь эту ошибку ты уже совершал. Знай также, что подражать другим [например, Дзуйгану] — значит быть лисой в маске.

Тот, кто продает и сам же покупает, не получает прибыли. Куклы — это то, о чем Томпсон говорит в своем Гимне:

Все, что меняется вокруг,Есть лишь один, но многоликий Бог.

О какой ошибке говорит Мумон? Скорее всего, речь идет о всеобщей тенденции «заглядывать за феномены» — видеть в масках и личностях символы чего-то большего, не принимать каждую вещь в этом месте в этот конкретный момент безотносительно ко всему остальному.

Независимость Дзуйгана напоминает нам о Христе. «Вы слышали, что сказано древним… но я говорю вам…» (Мф. 5, 27–28). Эти слова приводят к неожиданному результату: кто-то пишет книгу под названием Подражание Христу, в которой нам рекомендуют подражать неподражаемому. Это в свою очередь напоминает об Иссе, который однажды был в гостях и ушел домой в чужих соломенных сандалиях, потому что не мог найти свои собственные. Как он набросился на следующий день на ученика, который пришел к нему в коровьих сандалиях!

Здесь также уместно вспомнить известную проповедь Риндзая:

— Над[87] массой кровавой плоти[88] пребывает Подлинный Человек[89] неопределенного статуса.[90] Он всегда входит и выходит через шесть органов чувств.[91] Кто еще не видел его, смотрите, смотрите!

В это время монах спросил:

— Что такое этот Подлинный Человек неопределенного статуса?