Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

— Я ж тебе говорил, — услышала Ирина его слова, — никогда она сроду в этом фестивале не участвовала, ты все перепутал.

Ирина сняла трубку ближайшего телефона, набрала номер. Аппарат на столе бородатого зазвонил.

— Извините, — сказала Ирина волнующим голосом, — не могли бы вы посмотреть, у вас там где-то должен быть товарищ Новиков, известный писатель…

Толстый с недоумением посмотрел на трубку, потом с еще большим — на своего визави.

— Это ты — известный писатель?

Новиков пожал плечами.

— Минуточку, девушка, я вас сейчас соединю… — Одной рукой он протянул собеседнику трубку, другой схватил фломастер и крупным корявым почерком написал на обороте листа лежащей перед ним рукописи: «Новиков, изв. лит., мания велич., бабы, развить, обыграть» — и сунул этот лист в стол.

— Здравствуй, Андрей, — сказала Ирина.

На расстоянии вытянутой руки она видела его лицо, на котором недоумение и растерянность сменились огромным удивлением.

— Ирина? Ты? Откуда? И как ты меня здесь нашла?

— Ну, Андрей, ты разве уже забыл, что я ведьма?

Ей вдруг стало стыдно, что она смотрит на него в упор, а он этого не знает, и она выключила изображение.

— Да конечно… Но все же… Где ты, как?

— Долго рассказывать. Ты помнишь свое обещание?

— Какое? — в его голосе прозвучало искреннее непонимание, Ирина закусила губу, но Андрей тут же поправился: — Ах да, конечно! Я тебе нужен?

— Нужен, Андрей. И очень… Ты скоро освободишься?

— Хоть сейчас. Где тебя найти?

— У Сретенских ворот удобно?

— Понял, жди. Через полчаса буду…

Ирина повесила трубку.

Накрывая стол для праздничного ужина вдвоем, Ирина с грустной усмешкой подумала, что, наверное, есть доля истины во взглядах ее соплеменников-еретиков, утверждавших, что нет двух космических рас и двух цивилизаций, а есть один народ, разнесенный по времени и зеркально в нем отраженный. Иначе действительно трудно объяснить, отчего у нее все так сложилось и откуда у нее такие слишком человеческие эмоции.

…В первые годы на Земле, пока она вживалась и приспосабливалась, мужчины ее не интересовали. Для выполнения поставленных задач и сбора информации женского общества ей вполне хватало. Потребности же в неформальном общении с противоположным полом у нее еще не было, тем более что теоретически мужскую психологию она изучала довольно подробно и затем на практике убедилась, что сама она интересует мужчин в весьма утилитарном смысле.

И хотя где-то курсу к третьему ее мнение по этому вопросу постепенно начало меняться, в своих кругах у Ирины сложилось уже достаточно прочная репутация. Ребята называли ее недотрогой, ледышкой, снежной королевой, а девушки нашли свои, гораздо менее приличные обозначения и клички. Вдобавок подруги очень четко ощущали ее нестандартность и тщательно скрываемое превосходство. Ну и, конечно, ее внешние данные очень многих раздражали до остервенения.

Ирина постепенно оказалась в изоляции, не слишком явной, но прочной. Ее избегали приглашать в тесные компании, с ней не делились тайнами и не сплетничали. Это не мешало заданию и соответствовало намеченной роли, но ее задевало, и довольно болезненно. Значит, она слишком адаптировалась, переступила какую-то грань. При подготовке от подобного предостерегали, как от серьезной опасности.

Борясь с собой, она ушла из общежития, сняла однокомнатную квартиру в Северном Чертанове, стала жить еще более замкнуто и одиноко, решив полностью сосредоточиться на делах служебных.

Вот тут и случилась ее первая встреча с Новиковым, с которой, собственно, все и началось.

…Она медленно шла вдоль набережной. Настроение было отвратительное. Наверное, думала она, наступил как раз тот кризис, о котором ее предупреждали. Когда все кажется ненужным и бессмысленным, цель настолько далекой и нереальной, что не стоит приносимых ею жертв, а пребывание в чужом мире — непереносимым. И хочется только одного: бросить все и вернуться обратно, домой. Неважно, что дома своего ты не помнишь и почти ничего о нем не знаешь (он представляется ей похожим на тот земной южный город, откуда она якобы родом)… Так и должно быть. Если бы Ирина отчетливо помнила реалии иного мира, здесь она вообще не смогла бы жить и работать. Умом она все это понимала. Теоретически можно вернуться обратно в любой момент, а на практике — куда сложнее. Везде она теперь чужая…

Ирина свернула на мост. Вдали, почти у середины, увидела стоящего у перил человека и ощутила легкую тревогу. С чего бы? Бояться ей нечего, защитить себя она всегда сумеет. Приблизившись, услышала тихую музыку и различила, что опираясь спиной о парапет, засунув руки в карманы белого с поднятым воротником плаща, стоит и курит молодой, похоже, парень. Если судить по месту, позе и магнитофону. Сначала, как помнится, она обратила внимание именно на музыку. «Сент-Луи блюз» в очень хорошем исполнении. Далеко не каждый будет стоять ночью над рекой и слушать классический джаз.

Она поравнялась с этим парнем, успела увидеть, что он действительно молод и даже весьма недурен собой, почти в том вкусе, что у нее к этому времени сложился. И тут он ее окликнул.

— Вы не можете постоять здесь немного?

Она остановилась, посмотрела внимательно в его лицо. Он тоже смотрел на нее спокойно и молча ждал ответа.

— Что, тоска? — спросила Ирина. — Подруга не пришла?

— Не в подруге дело.

— Тогда хуже. Тоска без причины. Это мне знакомо. — Она подошла к парапету, заглянула вниз, на темную поблескивающую воду. Минуту или две оба молчали.

— Что вы курите? — спросила Ирина, давая ему повод продолжить беседу.

— «Вавель».

— Не слышала. Польские?

— Да, краковские. Неплохие. Составите компанию?

Она не курила, не находя в этой земной привычке никакого удовольствия, но дым пускать научилась, чтобы и тут не выделяться.

Сколько-то времени они молча курили, исподволь поглядывая друг на друга. Потом она спросила:

— А вы не туда, случайно, собрались? — показав на реку.

— Нет. Вот это — нет. Тут я с Джеком не согласен.

— Каким Джеком? — не поняла она.

— С Джеком Лондоном. В этом вопросе мы с ним резко расходимся.

Еще помолчали. Ирина даже начала испытывать легкое раздражение: обычно при встрече с ней молодые люди, стараясь произвести впечатление, болтали без перерыва.

— У всех сложности, — сказала она. — Даже сейчас: заговорила с совершенно незнакомым человеком, а у него тоже какие-то жуткие проблемы и мировая скорбь. Разве нет?

— А что вы хотите? Оригинальность в мыслях и чувствах встречается еще реже, чем в поступках.

— Пожалуй, — кивнула она. Спросила: — Вы женаты?

— А разве похоже?

Так они несколько минут перебрасывались ничего не значащими фразами, потом парень замолчал, выдержал длинную паузу и сказал:

— Конечно, нет.

— Что — «нет»? — удивилась Ирина.

— Я прокрутил до конца наш возможный диалог и ответил на вашу последнюю реплику. Вы должны были сказать: «Как я понимаю, нам сегодня не следует знакомиться…» Я с вами согласился.

Ирина впервые посмотрела на него с подлинным интересом и уважением. Действительно, нечто подобное она имела в виду сказать в заключение этой необычной встречи, и не так уж на поверхности это лежало.

— Вы ученик Вольфа Мессинга?

— Нет, я просто психолог. Поэтому считаю, что нам нужно перейти на «ты» и не знакомиться как можно дольше. Мы с тобой люди одной серии…

— Что это значит?

— Видишь ли, набор психотипов человека довольно ограничен. Как есть четыре темперамента, так существует примерно три десятка основных психотипов. Остальные различия между людьми определяются разницей в возрасте, воспитании, опыте, эрудиции, национальности… Если совпадает психотип, а также и темперамент, возраст, культурный уровень, то можно говорить об одной и той же серии. Как бывают серийные корабли или самолеты.

— Или автомобили, — добавила Ирина.

— Нет, автомобили — это слишком массовое производство, в них почти нет индивидуальности. А вот корабли одной серии все одинаковые — и все чуть-чуть разные. У каждого своя судьба… — Он увлекся разговором и в подтверждение своей мысли привел несколько примеров из жизни эсминцев серии «Новик».

— Это все ты сам придумал? — спросила Ирина, имея в виду жизнь людей, а не кораблей.

— Да, это моя теория. Непризнанная, конечно. Корифеи говорят — слишком механистическая и метафизическая.

Незаметно для обоих они уже перешли мост и поднимались вверх, к площади Ногина.

— На улице я тебя днем не узнаю, если встретимся, — сказала она.

— Это и к лучшему. Хорошо, когда в жизни появляется что-то не до конца понятное. А то как у всех… поболтались бы сейчас по улицам, зашли куда-нибудь выпить сухого или, лучше, шампанского, потом завернули бы к тебе или ко мне, — медленно рассуждал он вслух. — Только нема в том ниякего сенсу…