Смерть как искусство. Том 2. Правосудие - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арцеулов поставил чашку на стол и удивленно посмотрел на помрежа.
– Что?
– Ну, что она сказала? Зачем она вас просила остаться? Они нашли убийцу, да?
– А, ты об этом! – Арцеулов откусил большой кусок кекса с изюмом и принялся с удовольствием жевать. – Нет, никого они не нашли. Они, по-моему, вообще искать не умеют, ходят, смотрят, разговаривают, а где дело? Где результат? Еще один труп – вот и весь итог их бурной деятельности. Кругом одни дилетанты! Ну что они могут? Баба и пацан, просто смешно.
– Так что она сказала-то? – настойчиво повторил Федотов.
– Сказала, что кто-то хочет сорвать постановку «Правосудия», и я – следующая жертва.
Помреж вытаращил глаза, у него даже дух перехватило.
– Иди ты! Прямо так и сказала?
– Так и сказала, – совершенно серьезно подтвердил Михаил Львович. – Просила, чтобы я был осторожнее и внимательнее.
– А ты?
– А что я-то? Мне-то чего бояться? Да пусть ко мне только кто-нибудь приблизится, я его одной левой сделаю. Ты меня знаешь, я не шучу.
– Это точно, я тебя знаю. – Глаза помрежа внезапно сузились, и он пристально посмотрел на артиста. – А признайся, Миш, ну как на духу признайся: это ведь ты Богомолова… того?.. Не простил ему Прекрасную Елену?
Лицо Арцеулова мгновенно побагровело и стало тяжелым и страшным.
– Прекрати молоть чушь! – зашипел он, оглядываясь на девушку за буфетной стойкой. – По-твоему, я и Лесогорова грохнул? Зачем? Тоже из-за Ленки? Дурак ты, Саша, и не лечишься. Тебя послушать, так люди из-за любви черт знает на что способны.
– А разве нет? – невинно осведомился помреж.
– Не знаю. Лично я – нет. – Арцеулов, казалось, немного успокоился. – Я Лену давно простил. И вообще, у меня с личной жизнью все в порядке, и ты это прекрасно знаешь. Я к Льву Алексеевичу претензий не имею.
– Это ты кому-нибудь другому расскажи!
– Да тише ты! Чего орешь? – Арцеулов снова тревожно оглянулся на буфетчицу, которая мирно резала колбасу и красную рыбу и делала бутерброды.
– Что я, не вижу, как ты его ненавидишь? – продолжал Федотов, понизив голос. – Да тебя всего трясет, когда он в одно с тобой помещение входит. И не я один, вся труппа в курсе твоей пламенной любви к Богомолову. А мальчишку ты убил, чтобы подозрение от себя отвести. Ловко придумано, только старо, как мир. Думаешь, сыщики поведутся на твою хитрость? Уж если я догадался, они тем более допетрят.
Арцеулов медленно отодвинул чашку на середину стола, прикрыл на мгновение глаза, а когда открыл их, на лице его сияла добрая и слегка недоуменная улыбка.
– Да что ты, в самом деле, Саша! – проговорил он вполне мирно. – Ты не болен, случаем? Ты вообще себя слышишь? Что ты несешь? Ты что, всерьез думаешь, что это я сделал?
– Думаю, – кивнул Федотов. – И не только я один. Скажи спасибо, что милицейские пока еще так не думают, но это вопрос дней, а то и часов. Тебя труппа уважает, ты заслуженный артист, поэтому все молчат, но это только до поры до времени. Так что готовься, доктор Астров.
– Александр Олегович, вы кушать будете? – окликнула помрежа буфетчица. – У нас сегодня рыбка красненькая на редкость удачная, нежная и почти совсем несоленая. Подать вам?
Федотов вскочил и кинулся к двери.
– Нет, спасибо, я попозже, – крикнул он на ходу.
Михаил Львович Арцеулов снова остался один. Он некоторое время посидел за столом, потом поднял голову и позвал буфетчицу:
– Рыбка хорошая, говоришь?
– Отличная! Давно такой не было, – с готовностью откликнулась девушка.
– Тогда давай парочку бутербродов. И еще чайку.
Похоже, разговор с помощником режиссера на аппетите актера Арцеулова никак не сказался.
Следователь Блинов милостиво разрешил Насте Каменской ознакомиться с бумагами Лесогорова, изъятыми в квартире при театре, но только у себя в кабинете.
– Выносить не дам ни одной страницы, – категорично заявил он.
– А можно, я сниму копии и возьму домой? – попросила Настя.
Следователь выразительно покрутил пальцем у виска.
– Ты видела, сколько этих бумаг? Любой ксерокс сдохнет, пока ты их копировать будешь. Сиди здесь и читай, если тебе так прибило.
Читать в кабинете Блинова не хотелось, но Настя понадеялась на удачу: она пока просто поработает с этими бумагами, разберется, что там к чему, а за это время какое-нибудь решение придет в голову. В конце концов, Николай Николаевич сам поймет, что ему неудобно, когда рядом за свободным столом сидит кто-то посторонний. Она положила перед собой три папки – красную, синюю и черную, тетрадь со стенограммами и разрозненные листы, собранные по всей квартире, и принялась за сортировку. То и дело ей звонил Антон Сташис, который в соседнем помещении изучал содержимое жесткого диска компьютера Лесогорова и многочисленных флэшек и спрашивал, нужен ли им тот или иной файл.
– Анастасия Павловна, а я был прав насчет блога, – радостно сообщил он по телефону. – Лесогоров щедро делился знаниями, почерпнутыми во время походов на светские тусовки и в клубы. Всех, кого только можно, грязью облил. Я вчера в Интернете сидел читал, а сегодня нашел в его компе файл с заметками, он, видать, сразу после получения впечатлений все записывал, чтобы не забыть, а в блоге выступал примерно раз в неделю.
– Вот их всех и выписывайте, – вздохнула Настя.
В другой раз он озадаченным голосом поведал, что нашел целый файл, посвященный шекспировскому «Гамлету».
– Надо?
– Дайте подумать, – попросила Настя.
«Гамлет». Могут ли соображения молодого журналиста по поводу этой пьесы иметь отношение к убийству? Крайне маловероятно. Тем более в «Новой Москве» такого спектакля не было, так что нет никаких оснований думать, что в этих заметках может содержаться информация об актерах и других работниках театра. Но, с другой стороны, чем трагедия Шекспира могла заинтересовать Артема? Он не искусствовед, не филолог, не режиссер и даже не актер, для чего ему размышлять над пьесой? Есть вопрос, а коль на него нет ответа, его надо искать и найти во что бы то ни стало, это одна из главных заповедей тех, кто пытается раскрывать преступления.
– Распечатайте мне этот файл, – попросила она и снова углубилась в бумаги.
Никакой сортировки у нее не получилось, все бумаги Лесогорова представляли собой распечатки текста пьесы с рукописными правками и чистовые варианты. Собственно, чистовой вариант был только один – последний, вынутый прямо из принтера, на всех остальных пестрели пометки и вставки, сделанные то карандашом, то ручкой. И никаких посторонних материалов среди этих бумаг не оказалось. То ли их не было вовсе, то ли их все-таки унес с собой преступник.
Так, теперь тетрадь со стенограммами. Ну, тут сам черт ногу сломит, стенографией Настя Каменская не владеет. А что, если…
– Николай Николаевич, – обратилась она к следователю, который старательно сшивал толстое уголовное дело и составлял опись, – надо бы заказать расшифровку стенограмм Лесогорова.
Блинов недовольно оторвался от своего занятия.
– Это еще зачем?
– Ну, мало ли… А вдруг он стенографировал не только репетиции, но и пользовался стенографией, чтобы фиксировать сомнительную информацию, а? Вдруг в этой тетрадке отражена не только работа над пьесой, но и компромат какой-нибудь? Это ведь достаточно остроумный способ спрятать от посторонних глаз материал, сегодня стенографией мало кто владеет.
– Не выдумывай, – резко оборвал ее Блинов. – У нас таких экспертов нет, значит, надо искать стенографистов и платить им за работу, а кто будет платить? Наше министерство? Или ты лично, из своего кармана?
– Я найду, кто оплатит расшифровку, вы только разрешите мне снять копию с тетради, – уверенно сказала Настя.
– Да делай что хочешь, – внезапно рассердился следователь, – только голову мне не морочь, у меня работы выше крыши. И имей в виду: я постановление не вынесу, сама выкручивайся.
Настя очень надеялась на помощь Вавилова, человека, который оплачивал ее работу в театре. И Вавилов не подвел.
– Я выделю средства, – пообещал он. – Если это нужно для Льва Алексеевича, то нет проблем.
Вообще-то, Настя не была уверена, нужно ли это для раскрытия покушения на Богомолова, но на всякий случай изобразила полную уверенность. Повесив трубку, она взяла тетрадь со стенограммами и отправилась искать ксерокс, заодно прихватив с собой последний вариант пьесы. Просто так, ради любопытства. Если уж вокруг «Правосудия» кипят такие страсти, надо хотя бы ознакомиться с текстом. Для общего развития.
Остаток дня она провела в поисках стенографистов, которые взялись бы за срочную работу, потом ездила к Вавилову за деньгами, потом отвозила деньги и материалы специалисту, который жил у самой Кольцевой автодороги на юго-западе Москвы, то есть в противоположном от ее дома конце города. Дома она оказалась поздно вечером, быстро поужинала, забрасывая в себя все, что попадалось под руку, и удивляясь, что никак не может насытиться, и выложила на стол два пластиковых файла: в одном был последний вариант пьесы, в другом – распечатанные Сташисом заметки по поводу «Гамлета».