Байки старого мельника - Александр Сергеевич Яцкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не получал ответов на мои вопросы, а заходить в комнату бабушки и дедушки мне воспрещалось. Лишь когда мне исполнилось 16 лет, я осмелился спросить отца, в чём было дело, почему он так отреагировал. Он долго думал, прежде чем рассказать мне. Оказалось, что в квартире рядом жил мужчина, который был психически больным и похищал молодых девушек. Он удерживал их в своей квартире, насиловал, а затем убивал, съедая их мясо. Его вычислили именно из-за его каннибальских наклонностей. Один раз он, под воздействием наркотиков, отключился, когда готовил очередную бедную девушку. Газ из плиты поступал в квартиру и спавший маньяк не успел ничего сделать – он умер во сне. Нашли его по вызову соседки, когда она почувствовала запах газа. Взломав квартиру, его нашли рядом с разделанным на куски человеческим телом. Следователи закрыли много дел, которые считались «глухарями», списав их на него. Думается, приписали тогда ему и лишних дел. Удобно же. А квартиру ещё долго пытались сдать, но этого сделать так и не удалось – так и простояла до 1998 года, пока дом не снесли.
Таким образом, я понял, что одна из девушек, пользуясь азбукой Морзе, отправила мне предупреждение, просила о помощи. Разумеется, я спросил у отца, почему, в таком случае, он не вызвал полицию раньше, не отреагировал на мои слова, а лишь переселил меня в другую комнату. Именно ответ отца является тем, что не даёт мне покоя. Я никогда не ставил под сомнение логичность окружающего меня мира. Но именно то, что он мне сказал, стало причиной моих сомнений в отсутствии сверхъестественного. Он сказал, что псих-душегуб был найден мёртвым за полгода до моих словах о стуках из-за стены.
Каждой ночью в этом баре
– …Тогда он услышал, как что-то нарушило тишину ночного леса. Ведь по сути, что может ей мешать? Шум ветра, вой волков… Но это…
Матвей сидел у окна, которое было покрыто толстым слоем грязи, и в пол-уха слушал говорившего что-то человека. Трактир «Два пальца Джоу» располагался на отшибе ни то, что города, но и цивилизации. Завсегдатаи этой забегаловки – местные фермеры и случайные путники, которым нужен привал в их путешествии. И если они и выбирают это место – лишь по незнанию, либо из-за сильнейшего чувства усталости, ибо ночь в этом трактире пусть и дешева до неприличия, до него же она и отвратна. Ведь в любой момент может начаться потасовка, пьяный дебош или ещё чего похуже.
– …Когда он приблизился к месту, где, по его ощущениям, находился источник звука…
Сейчас же обошлось без драк и мордобоев. Пока. Человек в ковбойской шляпе и пальто с дыркой на плече, вещал, стоя у барной стойки, а все присутствующие внимали его словам, уважительно подняв головы. В самом деле: нечто подобное просто невообразимая редкость, рассказчика не перебивали, не оскорбляли и даже не пытались застрелить. Такая удача сравни, если бы в этот момент сюда бы зашёл с визитом сам Леонардо да Винчи, что, как не сложно догадаться, маловероятно, ввиду его полного отсутствия в здешних краях и в мире в целом. Матвея эта мысль позабавила. Его красная рубашка выцвела и теперь напоминала, скорее, бордового цвета кофту, но его это не сильно заботило.
– …И когда тот подошёл достаточно близко… – человек с дыркой в пальто сделал паузу, приглашая своих слушателей как следует вслушаться в его слова, и многие приготовились внимать. – А-а-а! – вдруг вскрикнул он, желая напугать слушателей.
По трактиру прокатились испуганные восклицания, но было понятно, что причиной этой реакции был не столько неожиданный возглас повествователя, сколько из неоткуда появившийся в его руках револьвер, в ту же секунду извергший несколько пуль, пронзивших потолок. Трактирщик, казалось, такому действу совсем не удивился. Наверное, он всё-таки привык к выходкам своих посетителей, поэтому заменил потолок на более стойкий, так что пули застревали в нём, и не тревожили дремавших наверху постояльцев. Ну, разве что только звуком. Матвей же всерьёз испугался оглушительных выстрелов, чуть не подавившись пивом.
Через секунду крики удивления и испуга сменились одобрительным гулом, выпивохи за столиками стали неистово хохотать, как бы одобряя выходку своего собутыльника. Байк – так звали мужчину, захохотал тоже, убрал револьвер в кобуру и плюхнулся на пустующий стул, который жалобно заскрипел под его тяжестью. Матвея этот звук заставил скривить странную гримасу. Он будто проникся той болью, которую ощутил этот предмет мебели.
– Эт ещё что! – задорно выкрикнул Майк, сидевший в обнимку с бутылкой джина. – Вот недавно был у меня случай, слушайте. Иду я как-то по Поклоровому бульвару, вижу – человек на снегу лежит, револьвер в руке. А рядом с ним ещё несколько красных шапок и разбитый графин лежат. Я подошёл поближе – точно, пьяный. Спрашиваю: что за хренотень тут происходит? А он мне: "А я, братуха, не знаю. Сам вот только подошёл!".
Трактир вновь залился смехом. Майк чувствовал в этом веселье небывалое единение всех собравшихся, чего так часто не хватало этому месту. То же самое думалось и Матвею, но он не ощущал себя причастным к ним. Да и думалось ему это скорее в том ключе, что это лишь ежесекундная слабость и уже скоро кто-нибудь вновь накостыляет другому за то, что тот повёл себя не по-мужски, "не свой" в этой стране или просто давно не получал…
Все эти размышления, ровно, как и радостные пьяные крики, прервал звук распахнувшихся дверей. Несколько секунд в зале стояла тишина, после чего на пороге появился господин, одетый в тёмно-зелёный плащ до пят с вышивкой из золота на груди. Он был высок и худощав, его скулы и орлиный нос делали его схожим с теми воинами, о которых сложено множество легенд, но всё же он был не воином, а бароном, если судить по дорогой, усеянной бриллиантами, заколке
