Журнал «Вокруг Света» №06 за 1979 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раббинг элкохоул, — пробормотал я и получил завернутую в бумагу большую бутыль. Оба индейца блаженно заулыбались.
Час спустя я рассказывал об этой встрече сотруднице службы социального обеспечения. Оказывается, этот самый «раббинг элкохоул» предназначен для выведения пятен. Главная его составная часть — метиловый спирт, потребление которого приводит к слепоте и отравлению. Несмотря на это, он остается самым популярным напитком индейских алкоголиков — стоит всего семьдесят пять центов — сумму, которую легко выклянчить.
Так я нарушил канадские законы — снабдил подвыпивших индейцев «огненной водой» — и почувствовал себя преступником: ведь я купил им яд.
Учебник языка кри, выпущенный евангелической миссией северной Канады, прежде всего приводит самые важные слова в жизни индейцев: дождь, лес, охота, изготовление мокасин, собаки («Наши собаки безобразны, но ваши еще безобразнее»), а потом переходит к темам более серьезным («Иисус искупил наши грехи, когда умер. Возлюбите друг друга»).
Однако уже в девятом уроке приводится следующий диалог (сначала на английском, а потом на языке кри):
Как поживаете? — Мне плохо.
Почему? — Вчера вечером я напился.
Почему? — Моя жена злилась.
А сегодня? — Она злиться не будет, мы будем есть.
Не пей. Молись!
В дельте реки Маккензи в Инувике социолог А. М. Ирвин изучал изменения, которые были внесены в жизнь местных индейцев и эскимосов городом и- новым жизненным стилем.
Главная причина индейского пьянства, по мнению Ирвина, глубокая безысходность, неудовлетворенность и в итоге депрессия. И ощущение, что «они могли бы быть свободными людьми, но таковыми не являются».
Положение канадских индейцев узаконено одиннадцатью основными договорами. В порядке компенсации за земли, отданные королевской короне, исконные обитатели Америки «на все времена, пока течет вода и растет трава», получили резервации, где они не должны платить налогов; получают ткань для одежды раз в три года; имеют право неограниченной охоты; да еще вдобавок им вручают по четыре доллара наличными ежегодно. В договоре номер шесть был гарантирован свободный доступ к «докторской сумке», что ныне интерпретируется как бесплатная медицинская помощь. Более ста лет находятся «краснокожие дети короны», размещенные в резервации, на содержании у государства, которое столь простым и дешевым способом обеспечило себе возможность владения огромными территориями прерий и лесов. Резервации переполнены. По оценке Канадского экономического комитета, только неполная треть из них обеспечивает пропитание своему нынешнему населению. Поэтому все больше индейцев уходит из резерваций, уходит без образования, без профессии, без денег и без опыта, уходит в трущобы больших городов на юге страны. И города убивают индейцев. Они бедны, потому что не имеют работы. Работы нет, потому что нет образования. Образования же у них нет, потому что нет денег. Круг замыкается...
Индейцам можно было бы помочь, просто-напросто соблюдая существующие законы. На территории Квебека и Британской Колумбии никто никогда не заключал договоров, по которым индейцы отдавали свои земли британской короне. Формально эта территория должна принадлежать первоначальным владельцам (квебекские индейцы и в самом деле требуют за нее компенсацию в сумме пяти миллиардов долларов). На северо-западных землях индейцы никогда не получали обещанных им по договору резерваций. В Альберте каждая индейская семья по договору номер восемь имеет право на 640 акров земли; холостой мужчина — на 160 акров. Имеет право, но не землю...
Даже после трехсот лет знакомства с белым человеком индейцы не научились понимать его законы.
— Кому принадлежит земля, на которой стоит ваш дом? — спрашивает репортер у вождя в одной индейской деревне.
— Нам, конечно!
— А почему?
— Здесь жил мой отец. И отец отца...
— А есть у вас документ, что земля принадлежит вам?
Удивленные взгляды. Документ? Зачем же? Ведь каждый знает, что наши предки жили здесь с незапамятных времен.
Однако проблема становится же серьезнее, а лозунги молодых индейцев все более воинственными. Индейцы — старая проблема Северной Америки — требуют справедливости.
В погоне за сокровищем
Солнце стояло высоко. Было жарко, но мокрые пальцы леденели.
— Больше лей воды, — посоветовал Свен, и морщинистая кожа на его лице шевельнулась.
— На лотке не останется ничего, кроме крупного щебня, — возразил я.
— Не бойся, золото пойдет ко дну.
Вода плескалась и поднимала песчинки, только шло это медленно, и я все еще не верил в способность золота удержаться на дне.
— Делай вот так, — сказал Свен и взял блеснувший лоток.
Песок вылетал наружу и мутил воду в речке, название которой семьдесят пять лет назад произносило с надеждой и страстью полАмерики.
— Гляди-ка, светится. — Свен показал на желтые зернышки, блестевшие в черном мелком песке, промыл их еще раз, а потом опрокинул содержимое лотка на плоский камень. Крохотные блестящие крупинки сверкали на солнце, напоминая слюду. Большие самородки, которые Свен показывал мне дома, он нашел наверняка не здесь, на прочесанных вдоль и поперек берегах Бонанзы.
— С этим лотком не разбогатеешь, — заметил я.
— С другим тоже. Да и вообще в этих местах толку не будет. Тебе податься бы в холмы, — сказал неторопливо Свен, кивнув на север, где за купами желтеющих деревьев в прозрачном воздухе сияли заснеженные вершины. — Ведь этот песок сначала промывали золотоискатели деревянными лотками, а после них работали экскаваторы. Если это место бросили, значит, овчинка не стоит выделки.
— Ну а Майк?
— Это какой же? — спросил он.
— Высокий такой, загорелый, ему лет шестьдесят-семьдесят. В кепке еще ходит, — ответил я.
— А, это Майк Зарицки. Он роется на Клондайке уже пятнадцать лет и знает тут все насквозь. Ты-то его откуда знаешь?
— Через бармена Джо. Они земляки, что ли.
— Ну тебе повезло: Майк почти ни с кем не встречается. В городе бывает раз в три недели — провизию закупить.
— Так ведь от его хижины до города километров пятнадцать.
— Он бы мог на бульдозере добраться, — ухмыльнулся Свен.
— Но ты ведь говорил, что в долинах вокруг Клондайка все подчищено. Сорок тысяч народу рылись тут в конце прошлого столетия, а потом пришли еще геологи и горные инженеры.
— У золотоискателей не было бульдозеров, в том-то вся разница, — начал пояснять Свен, не прерывая кругового движения лотка.
Он работал автоматически, словно стоял у конвейера.
— В прежнее время некоторые способы не применялись. Возьми, к примеру, долину, которую у нас называют Чистое Золото. Окажись там хоть тонны золота, из песка его не добыть. Там нет воды. А для драги долина слишком узка.
С другой стороны ручья нам просигналил рослый парень, подъехавший на побитом красном автофургоне. Он остановился, когда, увидел Свена, стоявшего, расставив ноги, на больших камнях посередине Бонанзы.
— Чем занимаешься? — спросил он с интересом, кивнув на лоток.
— Да вот показываю приятелю, как моют золото.
Синие глаза из-под черной гривы с любопытством смерили меня.
Он даже не спросил, сколько мы нашли: без бульдозера на Клондайке не отыщешь ничего стоящего.
— Дела-то как? — осведомился Свен.
— Последний месяц почти на нуле, — буркнул парень.
— А ты попробуй взять выше по склону, — посоветовал Свен
— Я уже искал там в прошлом году, — ответил парень. Он пригласил нас на кофе, если завтра мы окажемся в его краях, и вразвалку вернулся к машине.
— У него хижина вниз по течению, — сообщил Свен, глядя вслед отъезжавшему автомобилю. — Они работают на пару с братом.
— Там, где стоит дизельный движок?
— Ну да. Они убеждены, что стоят на пути к великому богатству. И так уже пятый год, хоть тресни, — сухо заметил Свен.
— А они в норме или немного того? — поинтересовался я.
— Здесь каждый немного псих, каждый верит в свою звезду.
— И ты тоже?
— Ну, я для этого живу здесь слишком давно. И бульдозера у меня нет. У каждого жителя Доусона здесь по нескольку участков, застолбленных в разных долинах. Для матушки-фортуны. А вдруг золото действительно найдется?
Он сказал это без всякого выражения, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Потом спросил, не хватит ли с меня этой промывки. После трех десятков лет жизни на Бонанзе ему все порядком поднадоело. Прискучили и энтузиасты, которые надеются, что найдут сокровища, порывшись часа два в песке.
— Руки заледенели, — признался я.
— Еще бы. Здесь земля даже в самое жаркое лето оттаивает не больше чем на полметра. А глубже она твердая, как бетон.