Великий князь - Алексей Кулаков

 – Сюда его.

Оглядев повисшего на руках у своих "наставников" боярича, и оценив его крайне нездоровый вид, целитель недобро улыбнулся.

 – Притворяется.

И в самом деле, его гость прямо на глазах ожил и налился лёгким румянцем, бессмысленно лупая глазами по сторонам. Получив разрешающий кивок царственного отрока, старшина "наставников" незамедлительно продолжил тренировочный процесс.

 – Пшел!..

Хлесткий удар нагайки по бедру окончательно помог молодому Бороздину принять вертикальное положение, а так же напомнил, что его леность и вожделенная миска горячей пшённой каши вещи ну абсолютно несовместимые.

 – Быстрее!

Глядя на то, как молодой тверской помещик улепётывает от своего мучителя, дружно захохотали свитские государя-наследника, их почин тут же подхватила вертевшаяся невдалеке дворня, улыбнулся в бороду наблюдающий за развлечениями родовитой молодёжи городовой боярин Пушнов и несколько приказных дьяков…

 – Пётр Лукич.

Смех ближников как отрезало – хотя остальные свитские продолжали отводить душеньку, выкрикивая вдогонку бегуну довольно обидные шутки.

 – Димитрий Иванович?

Развернувшись в сторону дальнего края пустыря-стрельбища, на котором рядовой чернокафтанник с некоторой ленцой ставил синяки и шишки служилому в кафтане воротной стражи, наследник ткнул в непонятную картинку двумя перстами и удивлённо изогнул правую бровь. Тихонечко кашлянув (ничего-то от царевича не скроешь!), сотник коротко пояснил:

 – Сам вызвался. Мол, и ему наука, и нам польза.

Словно иллюстрируя эти слова, деревянная сабля в руках охранителя крепенько приложилась к рёбрам живого "чучела", бросив того на колени. Ненадолго – отдышавшись, служивый подхватил с земли выпавшую из ослабевших рук деревяшку и вновь изготовился к учебному бою. Для него учебному, потому что для воина в черном кафтане это было чем-то вроде весёлого отдыха.

 – Как звать, кто таков?

 – Архипка, городовой стрелец, сирота. Родитель его вроде как в боевых холопах у кого-то из помещиков служил, да лет пять назад вместе со своим боярином и сгинул…

Постаравшись припомнить что-нибудь ещё, сотник замолчал, а потом едва заметно хмыкнул:

 – В сотню просился.

Позади царевича звучно фыркнул Аким Канышев, умиляясь такой наивности. Ни мастерства, ни славы воинской, рода низкого, только-только от сохи – а туда же, в постельничие стражи лезет!

 – Ну и как он?

Словно отвечая на вопрос царевичева наставника, служивый вновь отправился отдыхать на землю – под неслышимые, но явно обидные смешки своего противника. Который, впрочем, легко уступил "чучело" подошедшему десятнику. А что, начальство тоже люди, и тоже веселиться любит!

 – Староват.

С явным сожалением (и вместе с тем одобрением) оглядев воротного стражника, в какой уже раз вздевшего себя на ноги, главный царевичев охранитель подвёл черту:

 – Его бы лет с пяти в обучение – тогда был бы рубака не хуже моих. А так… Только в стрельцы и годен.

"Хм, а служивый-то амбициозен, упорен и терпелив. Прекрасные качества для любого исполнителя… Ладно, пороха нюхнул, свиту выгулял, пора до дому, до хаты".

Внешне всё выглядело так, будто наследник разом потерял интерес к продолжению своих "пострелушек".

 – Пожалуй, на сегодня довольно.

Шагая сквозь моментально возникшую суету и торопливые сборы, царевич прикинул несколько вариантов использования так удачно подвернувшегося Архипки, и легонько кивнул – сам себе.

 – Адашев.

Княжич Скопин-Шуйский, уже примерившийся было придержать стремя для своего господина, недовольно дёрнул щекой – и послушно отошёл в сторонку, даже не пытаясь подслушать.

 – Димитрий Иванович?

Долговязый Тарх глядел так, что сразу становилось понятно – что бы там ему ни приказали, умрёт, но сделает.

 – Возьмёшь "чучело" себе в услужение.

Оставив Адашева позади, тверской князь вместе со своей стражей и свитой, без особой спешки добрался до своей резиденции, затратив на путь всего пятнадцать минут. Шел бы один, пехом и напрямик, то и в половину этого срока уложился бы – но… Наследнику трона Московского и всея Руси полагается передвигаться только конно, только по главным улицам, и в окружении приличествующей ему свиты и охраны. Иное же – невместно, ибо умаляет его высокое достоинство.

"Батюшке на иных придворных церемониалах и вовсе шагу не дают ступить по голой земле – коврами, гобеленами да тканями дорогими путь устилают. Один стремя придержит, другой повод подаст, третий царского скакуна за уздцы ведёт – и попробуй откажись от этих помогальников. Сразу такие вопли начнутся о попрании вековых традиций и извечных боярских прав и привилегий!.. Тьфу!".

Впрочем, по сравнению с женской половиной царской семьи, царевичи пользовались чуть ли не полной свободой. Потому что, к примеру, при прогулках за пределами Теремного дворца им не надо было наряжаться в тяжеленное платье, ткань которого почти не сгибалась от обильной золотой вышивки и драгоценных каменьев. Не надо было цеплять на себя множество украшений. И уж точно отсутствовала необходимость скрывать от подданных лицо за полупрозрачными кисеями и общаться с окружающим миром исключительно посредством доверенных челядинок.

"Неудивительно, что сестра при каждой удобной возможности сбегает из женской половины дворца. Так. А это что за новость?!?".

Остановив Уголька у красного крыльца княжеского терема, Дмитрий мельком и вполне привычно просканировал окружающих на предмет необычных или слишком сильных эмоций – после чего изрядно удивился, почувствовав исходящий от встречающей его Авдотьи сердечный интерес. Проверил ещё раз, различив в её эмоциях нотки почти незаметной влюблённости, удивился ещё сильнее, только со знаком минус – и только после этого догадался оглянуться.

"Ага. Сотник постельничей стражи, Бутурлин, городовой боярин и наставник Аким. Остальные стоят дальше. Ну, и кто именно?..".

Увы, разгадать столь занятный ребус сходу не удалось – потому что от ворот, вместе с предупреждающими криками показался царский гонец и два его охранителя. Замызганная одежда, усталый вид, и особое выражение лица молчаливо свидетельствовали об особой важности доставленных им вестей.

"Надеюсь, все живы и здоровы, и отец не приготовил мне никакого спешного поручения…".

Хрустнув алой сургучной печатью с оттиском единорога, наследник в полной тишине вчитался в содержимое небольшой грамотки, украшенной весьма узнаваемой тугрой великого государя.

 – Хм!

Стянув с пальца кольцо с мелким изумрудом, удельный тверской князь кинул его гонцу, одновременно с этим вливая капельку силы в потускневшие Узоры как самого вестника, так и его охранников. Аккуратно свернул грамотку, вернул её в тул, после чего едва заметно улыбнулся:

 – Рига пала! Повелеваю устроить по сему поводу праздничное веселие!

Однако, хорошее настроение государя-наследника была вызвано вовсе не окончанием войны за Ливонское наследство. Тем более что это окончание было весьма условным – круль польский и король шведский наверняка имели по этому поводу своё особое мнение. Нет, просто отец посчитал его "производственную практику" вполне достаточной, в связи с чем и повелел любимому первенцу потихонечку готовиться к обратному переезду в Москву. Причём выезжать сразу, как в Тверь прибудет новый наместник.

"Скоро мелких увижу!"

Улыбнувшись ещё раз, но теперь уже своим мыслям, царевич покинул седло и зашагал по ступенькам вверх

"А всё же интересно, кто тот несчастный, что умудрился похитить сердце моей служанки…".

Глава 4

Какая бы ни была погода и время года на улице, внутри малой зельеварни Аптечной избы всегда было тепло, сумрачно и тихо. Небольшие распашные оконца под самым потолком служили скорее для дополнительной вентиляции – увы, помутневшая от времени и испарений слюда крайне неохотно пропускала солнечные лучи. Так что по-настоящему помещение освещалось дюжиной толстых свечей, чей яркий живой огонь успешно разгонял по углам зыбкие тени, отражаясь множеством бликов в стеклянных поверхностях реторт, колб, мензурок и прочей аптекарской посуды…

 – От блин!

Ровное журчание струйки крутого кипятка прервалось лёгким звяканьем и ещё более крепким словом – после того как исходящий паром серебряный ковшик тихо хрустнул деревянной ручкой и едва не выплеснул своё более чем горячее содержимое на Дмитрия. Отскочив в сторонку, тринадцатилетний алхимик пробормотал себе под нос совсем уж что-то непотребное, после чего натянул толстые рукавички и аккуратно снял с горелки котелок с бурлящей водой.

 – Вот так.

Залив пузатый кувшин до нужной отметки, царевич отставил котелок, скинул рукавички и прикоснулся к нагревшимся бокам кувшина, щедро делясь с будущим настоем своей силой, отданной вместе с пожеланием доброго здоровья. Затем перевернул большие песочные часы, запустив обратный отсчёт – ровно через двадцать минут лекарство для архипастыря московского и всея Руси надо будет перелить в другую посуду, добавить ещё капельку силы и убрать на склад, где оно в полной темноте и холодке дойдёт до нужной кондиции.