Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год - Вокруг Света

Академия наук СССР живо откликнулась на эту инициативу и направила в Испанию экспонаты, которые действительно были выставлены в мэрии Керо для всеобщего обозрения.

В один из моментов обострения внутриполитической борьбы в Испании выставка подверглась нападению фашистов, которые этим актом вандализма показали, что остаются злейшими врагами прогресса и сотрудничества между народами. Позднее, однако, усилиями жителей Керо, Алькасара и других городов Ла-Манчи экспонаты были восстановлены и водворены на прежнее место. Поток посетителей вновь двинулся на выставку, которая в дальнейшем будет перенесена в мельницы.

...Мы уезжали из Алькасара. Уезжали, переполненные впечатлениями, как будто только что простились с Дон-Кихотом, с его верным оруженосцем Санчо Пансой, с другими героями одного из самых значительных произведений испанской и мировой литературы. В далекой Ла-Манче, на земле благородного рыцаря, оставались жить наши друзья — цирюльник Доминго Парра, литературовед Анхель Лихеро и пастух с разрушенной венты...

Анатолий Красиков

Чистая вода Байкала...

Многие пытались в свое время защищать Байкал от загрязнения, и нам захотелось внести в это доброе дело свою лепту. Мы — это я, инженер-геолог, Леонард Пилипенко, профессиональный газетчик, и бывший штурман дальнего плавания Игорь Сергеевич Петухов.

У нас было большое желание увидеть все собственными глазами, сфотографировать и записать. Но чтобы совершить это плавание, пришлось под доброе слово и хорошее расположение к Байкалу Бурдугузского рыборазводного пункта зафрахтовать у них мотодору. Это открытое суденышко на Байкале зовут ласково «дора». Рыбозаводчикам она, собственно, не нужна была, о чем мы догадались позже.

И теперь хозяева доры с немалым интересом следили, как мы отчалим и поплывем.

— Доброго плавания! — кричали с берега. — Удачи вам!

Подготовку к плаванию мы прошли серьезную. Пилипенко всю зиму занимался дизелем, сдавал на права вождения лодки да изучал аварийно-спасательные мероприятия в условиях Байкала. Петухов осваивал лоцию Байкала, а я на природе вообще не новичок и взялся отвечать за экипировку, питание и записи наших впечатлений.

Не успели мы выйти на бурдугузский рейд, как из мелких щелей потекла вода.

— Откачивайте воду! — крикнул стоящий за рулем Петухов, и лопатки его заходили под тельняшкой, как поршни.

Пришлось взяться за деревянные ручки помпы. Под чмоки и всхлипы насоса мои прежние безоблачные мысли о надежном плавании отступили...

Скалистые берега и переливчатую байкальскую ширь мы видели лишь краем глаза. А хотелось вовсю прочувствовать мощь и красоту, отмеченные еще в семнадцатом веке ссыльным протопопом Аввакумом Петровым. Влачил тяжкие железа бунтарь по этим берегам, а писал: «Около ево (озера. — Г. М. ) горы высокие, утесы каменные и зело высоки — двадцать тысящ верст и больши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалюши, врата и столпы, ограда каменная и дворы — все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок — больши романовского луковицы, и сладок зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем — осетры и таймени, стерляди и омули, и сиги и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем: во окияне-море большом, живучи на Мезени, таких не видал».

Хорошо, нам сопутствовала штилевая погода. Однако мы знали, рано или поздно все же придется попасть в лапы местных ветров: култука, сармы, баргузина или шелоника. Еще в Иркутске, задолго до отхода в плавание, бывалые люди предупреждали о байкальских ветрах. Но пока в этом смысле нам везло, как бывает с новичками в любом деле. Хуже обстояло дело с двигателем. Вся наша троица не сводила с него глаз. Перемазанные, словно кочегары, мы прислушивались к перестуку поршней. Как только грохот затихал, бросались ремонтировать. Но наконец раздалась желанная команда штурмана:

— Приготовить швартовые!

Мы разогнули спины и увидели бухту Песчаную, зажатую двумя утесами-мысами: Малым и Большим Колокольными.

— Придется пришвартоваться к «Рубину», — сказал Петухов и кивнул на катер, стоявший посреди бухты.

Капитан «Рубина», небритый дядька с красными глазами, неприветливо глянул на нас, но конец все-таки подал.

На песчаном берегу горели костры, пронзая бухту до самого дна отсветами. Звенели гитары, слышались мужские и женские голоса. Но мы не пошли к людям. Очень устали. Залезли в спальные мешки, послушали, как перетирает легкий прибой гравий на берегу, и заснули бурлацким сном...

— Отвязывайтесь! — ударил в уши крик капитана «Рубина». — Култук! Надо в Бабушку уходить.

Путаясь во вкладышах, мы выскочили из спальников. И чуть не попадали спросонья за борт. Нашу посудину колотило о железный борт «Рубина».

— Бросайте конец, говорю! — Небритый капитан показывал нам оба кулака. — Борт мне весь попишете.

Я кинулся отвязывать канат. А Пилипенко навалился на кнопку стартера.

Со своей работой я справился. Капитан катера втянул канат на борт, и «Рубин» без промедления ринулся наперерез волнам.

— Прячься, беги, ханыга. Беги... — Петухов погрозил кулаком вслед «Рубину».

— Если не заведем двигатель, — сказал Петухов, цепляясь за штурвал, — здесь и кончится наш рейс, парни.

Он кивнул на Большой Колокольный. Култук обрушивал на утесы зеленые тяжелые валы. И какой-то очередной рывок озера должен был неминуемо бросить нас туда же, на эти щербатые скалы.

«Тук-тук-тук... тук». Пилипенко метался вокруг дизеля, не желавшего работать, как возле живого существа.

И тут мы увидели суденышко. Оно вывернулось откуда-то с подветренной стороны небольшой скалы. Это была такая же, как у нас, рыбацкая мотодора. Только та посудина оказалась с палубой, и волны скатывались с нее, не захлестывали внутрь, как у нас. И хотя ее сильно раскачивало, я прочитал надпись на носу — «Формика».

Дора с редким названием подошла к нам, открылась дверь рубки, и оттуда высунулся бородатый малый с трубкой в зубах и в пышном свитере. Укорив нас взглядом, смельчак бросил конец И потащил мимо ощерившихся скал Большого Колокольного. Нас обдавало моросью, глушило ударами волн.

— Что за Борода? — крикнул я Петухову.

— Виктор Михайлович Ручьев, — сообщил штурман, приставив ладони к своим губам под цвет синих полосок тельняшки. — С ним не пропадем.

Теперь и мы сообразили, что «Формика» тянет нас за Большой Колокольный. Но странно, волны становятся меньше, свист ветра тише. Петухов объяснил, что заходим в бухту Бабушка, недоступную култуку, и тут же стал возбужденно рассказывать о капитане «Формики».

Виктор Ручьев, оказалось, жил в Котах, чистенькой деревушке на Байкале. Молодой ученый командовал отдельной микробиологической лабораторией, а вся она помещалась на доре, которая вытягивала теперь нас из ада.

— Он ее у рыбаков получил на Ольхоне, дорку-то, как ненужную после запрета на омуль, — напрягал глотку Петухов. — Виктор своими руками отремонтировал и отделал всю. Внутрь зайдешь — музей, да и только... Видели бы, что у него дома делается. Водопровод, ванная — все сам, своими руками... В подполье суслики живут ручные, на чердаке белки-летяги гнездо свили, косули к дому запросто приходят. Легенду прямо рассказывают, как медведица приводила к нему медвежонка вытащить занозу из нагноившейся лапы...

— А что за название такое — «Формика»?

— Кто его знает? — Петухов по-ребячьи замигал белесыми ресницами. — Сколько плавал, а такого чудного названия не встречал.

— Раньше в таком случае названия в святцы заносили, — проговорил Пилипенко.

— И нам пора заводить два списка, — подхватил я. — Один светлый, другой — черный!

Шум волн стихал. Капитан «Формики» положил свою лодку на правый борт. И мы проскользнули в соседнюю бухту. Бабушка для култука действительно была недосягаема. Здесь же, на якоре, спокойно стоял «Рубин». Капитан жадно перебирал сеть — за ней-то он и помчался. Увидев нас, капитан «Рубина» юркнул в рубку, и катер ринулся в штормующее море.

Мы помахали вслед кулаками.

— Что у вас вышло? — затрубил в рупор капитан «Формики». Он прижал свою дору к нашей, подал еще один конец, бросил якорь и ступил к нам на палубу.