Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман - Марлена де Блази

Женщины вылеживали на солнце возле своих пляжных домиков в течение трех часов поутру, потом двухчасовая сиеста, опять на берег, еще три часа на сковородке, пока в шесть тридцать к ним не присоединялись мужья для совместного аперитива в баре гостиницы. На пляже они не выпускали изо рта сигарету, одевались, не переставая курить, в облаке дыма уходили обедать. Красно-коричневые, высохшие на солнце, обвешанные килограммами золота и драгоценных камней, они выглядели хорошо сохранившимися мумиями на фоне своих спутников. Роскошный купальный костюм был похоронен в нижнем ящике письменного стола.

Роль королевы пляжа сдана в архив, и я решила заняться кулинарией. За несколько недель, которые я здесь прожила, мы ужинали рано и скудно, в небольшой остерии в Венеции, когда я встречала Фернандо после работы. Иногда мы сначала ехали домой, чтобы переодеться, прежде чем со скромной корзиной еды, вина и сладостей спуститься к приморским скалам для десятичасового пикника. Но сегодня вечером Фернандо будет ужинать дома.

Я отправилась пешком через Понте деле Кватро Фонтане по виа Сандро Гало через густо населенные кварталы, рабочие кварталы Лидо, где, как уверял меня Фернандо, можно найти качественные продукты дешевле, чем в магазинах поблизости. Возможно, он был прав, но также верно, что длинные ряды раскаленных под солнцем магазинчиков с норовящими обмануть тебя на каждом углу продавцами — испытание не для слабых. Я нанесла визиты молочнику, мяснику, торговцу рыбой, зеленщику (существует принципиальная разница между торговцем овощами и фруктами и торговцем травами). Мука, оливковое масло, грудинка. Я, обыватель из недавно прибывших, спросила lievito, дрожжи, в пекарне. Жена пекаря с глазами, круглыми от изумления, сообщила, что она не продает дрожжи, она продает хлеб. Она объяснила, что хлеб достали из forno, печки, на другом конце острова. У нее не больница, а только амбулатория. Может, она знает, где я могу найти дрожжи, спросила я. «Дрожжи для пирогов? Разрыхлитель теста? Вы этого хотите?» — испытывала она мое терпение. «Нет, синьора, хлебные дрожжи», — попыталась объяснить я. Она так разнервничалась, что грудь ее ходила ходуном. Я быстренько купила хлеб, чтобы только не мучить ее больше. У меня не хватило сил дойти до pasticceria, кондитерской, расположенной в нескольких сотнях ярдов далее, и до весьма популярного винного магазинчика. Полдня спустя, накачав мускулы под весом сумок, которые протащила добрых три мили и три лестничных марша, я, загоревшая и торжествующая, была готова начать.

Раньше я использовала плиту только для того, чтобы сварить кофе. Теперь я обнаружила, что горелка, на которой я варила кофе, — единственная работающая, другие главным образом гнали воздух. Кухонное окно было запечатано намертво, и двенадцать квадратных дюймов не давали возможности и бедрами качнуть. Ножей, кроме фруктового, не обнаружилось, и я горько вздохнула, вспоминая собственный набор, отобранный службой безопасности аэропорта. Я вспоминала сотни уроков, данных мною, мои ехидные утверждения, что хорошо оборудованная кухня всегда приветствуется, но… Я как наяву слышала свой голос, внушающий студентам: «Адекватное место, профессиональные инструменты и оборудование, конечно, играют свою роль. Но если вы — действительно повар, сможете готовить в консервной банке деревянной ложкой». Я была неправа. Я нуждалась не только в консервной банке, даже изготовленной по космическим технологиям. И, черт возьми, мне было мало деревянной ложки.

Однако я замешиваю тесто и фарширую кабачки смесью из грудинки с фисташками, сыром пармезан и шалфеем. Рулет я связываю хлопковой нитью и тушу телятину в масле и белом вине, потом выставляю охлаждаться и пропитываться соком. В меню — для начала — холодный суп из жареных желтых помидоров, украшенных парой приправленных анисом креветок, кусок сыра «Таледжо», главное блюдо, а на десерт меренги.

Ели мы медленно, Фернандо наслаждался каждым блюдом, его интересовали ингредиенты и способ приготовления. Он спрашивал, сколько времени отняло приготовление ужина, а я объясняла, что на покупки затратила приблизительно в три раза больше времени.

— Ты не должна думать, что я рассчитываю обедать так каждый вечер, — сказал он. Я перевела: «Каждый вечер я от тебя такого не жду». Слушаем дальше.

— Я скромен в потребностях. Кроме того, — продолжил он, — у тебя и так достаточно хлопот: организация свадьбы, наблюдение за ремонтом, изучение языка.

Делаю вывод, что путь к сердцу мужчины не всегда лежит через желудок.

— Но кулинария — мое призвание! Я не могу не готовить! — завопила я.

— Да я и не против, — процедил он сквозь зубы. — Но фейерверк каждый день не обязателен.

Что бы он понимал в искусстве!

И что особенного в моем стремлении готовить каждый день? Фернандо считал, что раза или двух в неделю абсолютно достаточно. В остальные вечера мы вполне могли обойтись незатейливыми макаронами с сыром или салатом, сыром, ветчиной и моцареллой с помидорами; могли сходить съесть пиццу. Фернандо упорствовал. Кухня слишком мала и абсолютно неприспособлена к серьезной кулинарии, доказывал он. Это не кухня, а ты не готов, думала я. Мое стремление печь хлеб самостоятельно пугало его не меньше, чем жену пекаря.

— У нас никто дома не печет хлеб и бисквиты и не изготавливает пасту вручную, — объяснял Фернандо. — Даже бабушки и незамужние тетушки скорее отстоят очередь в магазине, чем будут возиться с тестом.

Мы — современная культура, повторял он мне много раз. На Лидо, думала я, это означает, что женщины предпочитают кухне гостиную, просматривая бесконечные телевизионные сериалы и играя в канасту.

— В Италии живут лучшие в мире повара, и нет смысла отбирать у них работу.

А еще он предложил пользоваться замороженными продуктами, по примеру многих островных хозяек.

Несмотря на споры, я понимала, что он хочет помочь мне приспособиться к новому укладу жизни. Не было больше сорока голодных клиентов, требовавших ежедневного ужина. Не было детей, родственников, каждый вечер садящихся за наш стол. Здесь не принято приглашать на обед друзей и соседей. Я чувствовала себя Маленькой Красной Курочкой в менопаузе. Все пройдет, как только мы поженимся, квартира должным образом отремонтируется, жара спадет, у моего героя прорежется аппетит, и время от времени я буду приглашать гостей на собственноручно приготовленный ужин. Я устроюсь работать в ресторан. Я открою собственный ресторан. Будь у меня мои ножи, я могла бы повтыкать их в стену. Не успела я озвереть, как Фернандо заявил:

— Завтра вечером ужин готовлю я.

Это меня не утешило. Позже, уже лежа в кровати, я составляла заговор, как познакомить упрямого итальянца с моим пониманием кулинарии.

Я почти двадцать лет проработала в этой области, сочиняла во сне новые рецепты, писала статьи, преподавала, путешествовала в поисках забытых продуктов и способов их приготовления. На этих знаниях и умениях построена моя карьера, сложился образ жизни. И я никак не ожидала, что в глазах моего героя все это выглядит лишь хорошо оплачиваемым хобби. Я надеялась объяснить Фернандо, насколько я серьезный специалист, даже готова была предъявить потрепанный портфель, в котором хранила вырезки из газет и журналов с собственными статьями и публикациями обо мне. Не впечатлило, более того, было высказано предположение, что, оставшись без языка, я подменяю контакты с людьми общением с кухней. Бред.

Кулинария никогда не являлась подавляющей страстью в моей жизни. Я просто всегда любила готовить, а готовить мне нравилось потому, что я всегда любила хорошо поесть, и если рядом случался кто-то, столь же неравнодушный, тем лучше. Правда, я всегда готовила много, для толпы, даже когда толпы не было, но я подсознательно желала накормить как можно больше народу. Мои дети запомнили традиционный тыквенный суп на Хэллоуин: после изготовления Джека-фонаря я мешала оставшуюся мякоть с бренди, сливками и мускатным орехом. Получались галлоны супа. Его могло хватить на неделю. Я разнообразила ужины, насыпая в тарелки тертый эмменталь, добавляла острый белый перец и яичные желтки. Готовила пудинги с тыквенной мякотью. Лиза шутила, что у нее кожа приобретает оранжевый оттенок. Что я только не творила в тыквенный период! Какие ньокки — маленькие итальянские клецки из манной крупы, картофеля, сыра, творога, шпината, тыквы и черствого хлеба — ели мы тогда! Может, мой рассказ выглядит наивным, но в этом я вся и не меняюсь в течение лет. Вот только одиночества больше.

На следующий вечер мой герой, величественный, как герцог Монтефельтро, воздвигся у плиты в шелковых фиолетовых боксерских трусах. Достав весы, он отмерил 125 граммов пасты на каждого из нас. Я собралась замуж за венецианский вариант Дж. Альфреда Пруфрока, который меряет ужин в граммах! Он налил томатное пюре в маленькую потрепанную алюминиевую кастрюльку, игнорируя моих медных красоток, добавил соль и сушеные травы подозрительного происхождения.