Caged Hearts - Страшный Человек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне захотелось его за плечи и встряхнуть. Я раздражённо потёр глаза и вздохнул. Этот парень начинает меня раздражать.
— Стой на месте, — велел он мне.
Кэндзи начал аккуратно, шаг за шагом, приближаться. Я стоял ровно, чтобы не спровоцировать его… Хотя сомневаюсь, что он смог бы причинить много вреда. А впрочем, кто его знает. Вдруг он и укусить может, и придётся уколы от бешенства делать?
— А, стоп, теперь вижу. Блин, это и правда ты, — как мне показалось, с некоторым разочарованием вздохнул «Поттер», тщательно изучив моё лицо. Тяжело вздохнув ещё раз, а затем и ещё раз, я на всякий случай отошёл назад. От греха подальше.
— Как жизнь, чувак? Ты неважно выглядишь… кажется. Что случилось?
— Ничего особенного. Просто со мной приключилась дурацкая история. Точнее, даже несколько, не считая этой. Я не могу наладить нормальный контакт с людьми здесь и не могу понять, во мне дело или в них.
Не знаю, зачем я это всё начал рассказывать Кэндзи. Ведь с ним у нас тоже, вроде не налажены отношения. И судя по перепадам его настроения, не уверен, что наладятся достаточно быстро. К таким людям я совершенно не привык.
— Это печально, чувак. Кстати, прости за то, что назвал тебя шпионом-экстрасенсом и прочее: лучше перебдеть, чем недобдеть. Такова наша жестокая реальность, — важно заметил сосед. Думаю, у Кэндзи реальность всё-таки какая-то своя. Не пересекающаяся с моей, как минимум. — Понимаешь, так уж устроен мир. В нём нет справедливости. Понимаешь? Но даже проигрывая я выигрываю, потому что усвоил урок.
— … ты это вообще к чему? — озадачился я. Философских сентенций от него сложно было ожидать. Нет, можно было, конечно, но несколько иного плана. Более абстрактного, так скажем.
— Проехали, — резко отмахнулся он. — Так что стряслось? Почему такой угрюмый? Ты ведь угрюмый?
— Да ничего. Просто спугнул одну девушку. Она в прямом смысле слова убежала от меня. Думаю, я сам виноват. Просто… не привык к здешним порядкам.
— Девушку? Симпатичную? — каким-то неестественно напряжённым голосом задал вопрос Кэндзи.
Симпатичную? Сложный вопрос. У неё красивая фигура и поистине роскошные волосы… но лицо… Думаю, можно ответить по-всякому. Нет. Всё-таки надо быть справедливым к бедняжке. Если не обращать особо внимания на шрамы, то она очень даже ничего.
— Да, она симпатичная, — признал я.
— Так и знал! — моментально помрачнел Кэндзи. — Тут много милашек. Просто парадоксальное количество… Я считаю, что это один из тёмных секретов нашей школы. Я пытался предупредить, но слушал ли ты…
Не припоминаю подобных предупреждений. Может быть, он хотел меня предупредить, но не сделал этого. Но о чём?
— Тёмных секретов?
— Да, тёмных секретов. Чрезвычайно тёмных. Как чёрная дыра. Ты заметил, что девушек в этой школе, пусть ненамного, но явно больше, чем парней? Примерно шестьдесят к сорока. — Он отвернулся, устремив взгляд вдаль. — Почему так? На первый взгляд всё в порядке, но это же разница в целых двадцать процентов! Можно было бы подумать, что школа с такой кучей женщин — мечта любого мужчины. Но нет! То, что я сейчас скажу, сорвёт тебе башню. Ты готов?
Я не знал, к чему всё это, но решил, что не слишком много потеряю, если не стану его слушать. Слишком уж его слова стали напоминать рекламу какого-то триллера.
— Нет, не готов, — я уже взялся за дверную ручку, но Кэндзи продолжал говорить — очевидно его самого перспектива сноса моей башни волновала мало.
— Я считаю, что эта школа — поле битвы, — вещал Кэндзи проникновенным тоном. — Отсюда начнётся феминистское нашествие. Неравенство численности мужчин и женщин — верный знак того, что они преуспели. Если «холодная» война станет «горячей», у них будет численный перевес. И это лишь очередной бой в бесконечной войне против феминистских сил… Они повсюду. В Японии женщин больше, чем мужчин. Пока соотношение не 60 к 40, но, чувак, это только вопрос времени… Даже в Америке женщин — большинство. Они набирают мощь. Исторически, наращение военных сил всегда было верным знаком надвигающейся войны. Япония — это только первый шаг. Наша экономика очень крута, а сама страна, хоть и небольшая и изолированная, всё же играет огромную роль в тихоокеанской политике. Идеальная цель. Они коварны… Как и подобает женщинам. Настанет день, когда…
Кэндзи угрожающе замолк.
— Вот почему им нельзя доверять. Они обманут тебя, а потом убьют, так же, как убили меня. Тебя ждёт та же участь.
— Да чёрта с два… — Я не смог сдержаться, и произнёс это вслух. Я ошибся в жанре. Это не триллер, это пропаганда, что ещё хуже.
— Эй, какого чёрта это значит?! — возмутился сосед.
— И это ты меня спрашиваешь? — Ничего лучше в качестве ответа мне в голову не пришло.
— И что? Ты не должен был так реагировать на мою речь! Это чертовски грубо. Так на чём я остановился? Ах, да, великий феминистский заговор.
— Стой! Прекрати! Я давно уже перестал понимать, о чём ты. Начиная где-то с «феминистского нашествия», — выставил я вперёд руки, не заботясь о том, что собеседник вовсе мог не увидеть моего жеста.
— Сложно воспринять на слух? Ничего. У меня в комнате есть кое-какие графики. И модели. Любишь модели? — вкрадчиво спросил он, напоминаю торгового агента.
— Никаких моделей, — поспешно возразил я. Не люблю я таки штуки.
— Не любишь модели, ладно. Но против графиков ты ничего не имеешь, да? — Он говорил энергично, не дожидаясь моих ответов, при этом внушительно и грозно жестикулирует, словно античный оратор.
Какой-то он чудаковатый. А ведь я поначалу принял его за вполне нормального парня. Как минимум чудаковатый, если не сказать сильнее. Вроде в проспекте говорилось, что тут обучают инвалидов тела, а не духа… Поэтому предположим для вящего спокойствия, что у парня просто небольшой сдвиг по фазе. Ничего такого страшного.
— О чём задумался, чувак? — прервал мои мысли объект моего опасения.
— О том, каково это — быть последним здравомыслящим человеком в безумном мире, — машинально откликнулся.
Кэндзи нахмурился и выглядел от этого глубоко расстроенным:
— Ты про себя, да? Это невозможно, ибо я — последний здравомыслящий в безумном мире. Это моя мечта, а ты не можешь так просто украсть у человека мечту. Какого чёрта? Не может быть двух последних здравомыслящих. Тогда нельзя было бы сказать «последний»… а это как раз самое важное! Должен остаться только один. Как в том иностранном фильме, где должен был остаться лишь один, и один чувак и остался, потому что в этом была вся суть.
Я никогда раньше не видел, чтобы человек так самозабвенно и с таким жаром отстаивал какой-то пустяк. Ну, для моего соседа, кажется, эта тема вовсе не пустяк, но меня он что-то не убедил.