Черное солнце - Валерий Большаков

Величественные императорские пингвины ведут себя иначе — они всегда очень горды и надменны, не ходят, а важно выступают, свысока поглядывая на мелких, бестолковых «аделек», но «императоры» появятся ближе к марту. Пока же на Земле Виктории правило «простонародье».

— Подъезжаем! — сказал Купри, привставая.

Открылся «Мак-Мердо» — россыпи красных, синих, белых домов вблизи мыса Хат-Пойнт. В стороне высилась гора Обсервейшн-хилл, откуда спутники капитана Скотта высматривали, не возвращаются ли их товарищи из похода. За горою, у южного подножия Эребуса, расположился пригород «Мак-Мердо» — посёлок Скотт-бейз.[48]

Издали взгляд замечал среди застройки вразброс строгие очертания улиц и переулков — напоминание о том, что когда-то в «Мак-Мердо» правил американский военно-морской флот. Ушли вояки — и, видать, порядок с собой забрали…

Водитель постучал в заднее окошко кабины.

— Вас где высадить? — прокричал он.

— У церкви! — проорал в ответ Купри.

— Так вы к Кудрявому?

— Ну!

Водила кивнул и отвернулся. Поддал скорости.

На улицах «Мак-Мердо» было людно, антаркты копошились, как давеча «адельки», — таскали какие-то трубы, тянули пучки кабелей, меняли перфорированный настил на проезжей части, кучковались и обсуждали мировые проблемы.

За домом со множеством антенн на плоской крыше показался ангар, на двери которого был намалёван развесёлый пингвин с сигаретой в клюве, с голубым синяком под глазом, с ярко-красными следами поцелуев, с чётким чёрным отпечатком сапога на белой груди.

— «Гарольд-клаб», — буркнул комиссар. — А вон — «Чэпел оф сноус».[49]

Сихали увидел полукруглый барак, крыльцо которого венчала невысокая остроконечная башенка с крестом. Вездеход остановился.

— Приехали!

«Великолепная шестёрка» сошла и помахала вслед трогавшемуся танку-транспортёру. Тугарин-Змей перекрестился на церковь.

— А вон и сам чаплан.[50] — Купри указал подбородком на священника в ярко-жёлтой куртке с чёрным крестом во всю спину. — Зовут — Джунакуаат Помаутук.

— Эскимос, что ли? — поинтересовался Рыжий.

— Иннуит,[51] — политкорректно поправил его комиссар.

— То же яйцо, — фыркнул Шурик, — только в профиль!

Чаплан приблизился, откидывая капюшон, и оказался лысым. У Джунакуаата было круглое лицо, мясистый нос и полные, мокрые губы. Из-под мохнатых щёточек-бровей смотрели чёрные глаза, бестрепетные и умные.

Помаутук быстро облизнул губы, улыбнулся и протянул руку для приветствия.

— Здравствуйте, здравствуйте! — пропел он. — О, комиссар! Как вы?..

— Вашими молитвами, пастор, — вздохнул Купри.

— А это… не сам ли генрук ТОЗО посетил нас?

— Он самый, — улыбнулся Сихали — Кудрявый был ему чем-то симпатичен.

— Проходите, проходите! — засуетился пастор. — Разносолов не держу, но чая, кофе и какао — в достатке. И в горячем виде!

Вслед за радушным хозяином антаркты и океанцы отправились в обход «Чэпел оф сноус», выходя к дверям личных покоев чаплана.

Проведя гостей в тёплые, уютные комнаты, он заставил столик большими чашками и кружками. Зашумел старинный электрочайник, защёлкала кофеварка не менее антикварного вида.

После обильного пития священник спросил серьёзно:

— Так что вас привело ко мне?

Сихали переглянулся с Купри, и комиссар, сопя и морщась, изложил по порядку, что с ними приключилось. Помаутук живо заинтересовался рассказом.

— Такое впечатление, — сказал он, облизывая губы, — что вас преследовали не зря, а имея какую-то конкретную цель…

— Вот она, проклятая, — пробурчал Димдимыч, доставая два кристалла-«вещдока». — Здесь регистрограммы с мест ЧП. Поможете нам расшифровать их?

— Попробую… — медленно проговорил «Кудрявый», зачарованно оглядывая кристаллы. — Ничего не обещаю… Но попробую!

Глаза чаплана горели огнём энтузиазма. Вскочив, он прошагал в домашнюю лабораторию, где имелся даже ментоскоп «Цереброматик», и сказал доверительно, включая и настраивая приборы:

— Грешил в молодости наукой, всё пытался отыскать в человеке душу… Когда же понял, что она выше бренного естества, то обратился к Богу…

Над узким пультом зазмеилась коричневая вязь мнемографиков, сплетавшихся в трёхмерную сетку, в видеорамах завспыхивали, перебегая, цифры и многоэтажные индексы.

— Очень, очень интересно… — протянул Помаутук, то и дело касаясь языком губ. — Главное, какая колоссальная мощность!

Илья Харин бочком подобрался к Тимофею и шепнул:

— Я на улице побуду.

Сихали кивком отпустил Змея, не сводя глаз от паутины мнемографиков, — те корчились с неистовством танцоров на карнавале в Рио.

— Да, это явно психодинамическое поле, — уверенно сказал пастор. — Но мощь… Господи, какая чудовищная мощь! Всегда поражался силе энергии мозга. Хороший ридер[52] сидя у себя дома, где-нибудь в Праге, может взять мысль обитателя Новой Зеландии, хотя человеческий мозг вырабатывает всего каких-то двенадцать вольт. А здесь… Площадь покрытия — всё Южное полушарие!

— То есть это поле создано не человеком, пусть даже и паранормом? — уточнил Тимофей.

— Ну конечно!

— А это могла бы быть некая неизвестная форма жизни? Не знаю… Какие-нибудь супермхи с переразвитой способностью к психоизлучению?

— Исключено! Безусловно, это какой-то гипноиндуктор… О, я сказал — какой-то? Какой-то! — фыркнул пастор. — Невероятный, немыслимый — вот как будет правильно сказать! Современные психоизлучатели и суггесторы по сравнению с ним всё равно, что батарейка рядом с термоядерным реактором!

Браун решил поубавить восторги священника-учёного и вернуть его на грешную землю.

— То, что неизвестный гипноиндуктор офигительно могуч, я уже понял, — сказал он. — Вот вы тут упоминали ридеров… Я читал, что самые сильные из них способны брать не только мысль, но и направление. Скажите, а можно ли хоть приблизительно определить местонахождение психоизлучателя?

Помаутук пристально посмотрел на Сихали.

— Точно могу сказать одно, — проговорил он, — излучение пришло оттуда, откуда вы недавно прибыли — из некоей точки на Земле Королевы Мод. Эту территорию ещё называют Новой Швабией… Могу с уверенностью предположить, что «офигенительный» гипноиндуктор находится на побережье Новой Швабии, в относительной близости от станции «Новолазаревская».

— Отлично! — сказал Браун. — «Ищущий, да обрящет». Спасибо вам большое.

В дверях неожиданно возник Тугарин-Змей.

— К нам гости! — выдохнул он.

Океанцы сразу потянулись к кобурам, а Сихали скомандовал:

— Выдвигаемся! Не хватало ещё храмы осквернять…

Помаутук перекрестил покидавших его гостей.

— Ступайте с Богом!

Дверь на улицу стояла открытой, и Тимофей огляделся, не покидая церкви.

— Между «Гарольд-клабом» и ангаром? — спросил он, прищурясь.

— Там, — кивнул Илья.

— И ещё один на снегоходе, — сказал Белый.

— Где? А, вижу…

— Если вдоль по стеночке, по стеночке… — протянул Рыжий.

— …То как раз и нарвёшься на ха-ароший зарядец, — договорил Сегаль.

— По крыше надо, — прогудел Харин.

— Ты прав, как никогда, — кивнул Сихали. Сердце колотилось, как ненормальное, на губах чувствовался металлический привкус. «И вечный бой… Господи, когда ж меня оставят в покое?..»

— Димдимыч, — спросил он, — а ты своих оперов можешь подтянуть?

— Пытаюсь, — буркнул Купри, ожесточенно давя кнопки радиофона. — Тут Рэдиган в комиссарах ходит. Мужик вроде стоящий… Не понимаю, — нахмурился он.

— Что там?

— Блокировка там!

— Да фиг с ней! — сказал Белый нетерпеливо. — Пока мы оперативников дожидаться будем, нас всех тут почикают!

— Вперёд, — скомандовал Браун.

Выскользнув из церкви, Тимофей метнулся за угол. Искать лестницу не пришлось — громадный снежный сугроб почти достигал полукруглой крыши «Чэпел оф сноус». Оставалось только взобраться по нему, что Браун и проделал со всею возможной сноровкой. Пригибаясь, он разбежался и перепрыгнул на серый параллелепипед slipping qwoters — спальный модуль, похожий на купейный вагон.

Наблюдатель, сидевший на багажнике снегохода-краулера, заметил, видимо, подозрительное движение и вскинул тяжёлый лучемёт. Комиссар Купри опередил даже самого Сихали — горячий выхлоп из ПП «погасил» снайпера, навзничь повалил на решётку багажника. Тимофей сложил большой и указательный в кольцо — «ОК!».

Тут, как по заказу, из ангара выкатился танк-транспортёр «Харьковчанка». Сихали моментально перескочил на оранжевую крышу. Харин последовал за ним.

Клокоча мотором, «Харьковчанка» миновала опасный проезд у «Гарольд-клаба» и свернула на Росс-стрит. Ребятки, устроившие засаду, оказались у Тимофея как пельмени на тарелке — повернувшись спинами, они поджидали океанцев, оживлённо обмениваясь жестами.