Я вещаю из гробницы - Алан Брэдли

— Достопочтенный Парр, — поправил он меня в ответ на мое приветствие. — Или отец Парр, если тебе так больше нравится.

Этот человек пытался откусить больше, чем мог прожевать. Хотя он хотел проучить меня, он явно не знал, что для де Люсов, принадлежавших к католической церкви, не бывает слишком много колоколов, книг и свечей.

Поскольку викарий один из немногочисленных друзей отца, мы посещаем Святого Танкреда скорее по желанию, чем по принуждению. Отец благосклонно смотрит на многочисленные новшества, привнесенные Денвином Ричардсоном в приход, и однажды сказал викарию, возможно, в шутку, что всегда думал, будто Оксфордское движение[28] было возвращением в отчий дом. Однако все это слишком сложно, чтобы стать предметом обсуждения в церковном дворе.

Мармадьюк нетерпеливо смотрел на меня, желая продолжить свои нотации.

— В таком случае, доброго утра, — в конце концов сказал он и пошел к двери.

— На вашем месте я бы туда не ходила! — жизнерадостно крикнула я ему вслед. — Там произошло убийство. Запрещено входить. Это место преступления.

Я точно процитировала словами сержанта Вулмера, хотя и не побеспокоилась упомянуть, что запрет уже снят.

Он резко остановился и медленно вернулся ко мне. Его лицо и глаза казались еще бледнее, чем обычно.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил он.

— Убийство, — терпеливо объяснила я. — Кое-кого убили в склепе.

— Кого?

— Мистера Колликута, — с важным видом прошептала я. — Органиста.

— Колликута? Органиста? Невозможно! Он же просто…

— Да? — выжидательно сказала я.

— Колликута? — переспросил он. — Ты уверена?

— Вполне, — ответила я. — В Бишоп-Лейси все об этом только и говорят.

Это не совсем правда, но я пришла к выводу, что иногда можно подлить масла в огонь.

— Боже мой, — сказал он. — Надеюсь, что это не так. Очень надеюсь.

Вот теперь мы приблизились туда, куда надо.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила я. — Мне хотелось поучаствовать в раскопках в Святом Танкреде — разобрать кости и тому подобное, но похоже, что этого не будет.

— Да уж наверняка! — сказал он. Его лицо тут же поменяло цвет с творожного на ярко-свекольный. — Это осквернение! Тем, кто покоится с Господом нашим, нельзя докучать в их могилах ради развлечения толпы бездельничающих поселян!

Бездельничающие поселяне, надо же. Ну что ж! Посмотрим!

— Я так понимаю, вы положили этому конец, — заметила я.

— Этому положил конец епископ, — ответил он, вытягиваясь во весь рост — немаленький, надо сказать, — с таким видом, будто у него на голове епископская митра и в руках посох. — И не только епископ, — добавил он, словно требовался решающий аргумент. — Канцлер тоже настроен категорически против. Он отозвал разрешение и запретил эксгумацию. Археологов отослали.

— Запретил? — переспросила я. Меня заинтересовало это слово, и не из-за его забавного звучания.

— Строго запретил. — Он произнес это с окончательностью страшного суда.

— А кто канцлер? — поинтересовалась я.

— Мистер Ридли-Смит, член городского магистрата.

Мистер Ридли-Смит, член городского магистрата? — призадумалась я.

Отец Кассандры Коттлстоун тоже занимал эту должность, как сказала мне Даффи, и в этом качестве был способен сдвинуть небо и землю — до такой степени, чтобы похоронить свою самоубийцу-дочь в освященной земле.

— Это Ридли-Смиты из Богмор-холла, — сказала я.

Все знали Ридли-Смитов из Богмор-холла в Незер-Уолси. Они были темой историй, которые когда-то шепотом рассказывались под прикрытием изящных бумажных вееров, а теперь обсуждались за сигаретами в чайном магазинчике «А. Б. С.».

Например, от подружки Фели Шейлы Фостер я слышала о Лайонеле Ридли-Смите, думавшем, что он сделан из стекла, и его сестре Антее, чей домашний крокодил съел горничную.

«Конечно, это было до Первой мировой войны, — уточнила Шейла, — когда горничные встречались чаще, чем теперь».

И разве Нетти, замужняя сестра мисс Пикери, библиотекарши, не обитала в Незер-Уолси?

Нетти пережила то, что мисс Маунтджой, бывшая библиотекарша, однажды поименовала «трагическим несчастным случаем» с швейной машинкой. И что там мисс Кул из кондитерской добавила к кладовой моих познаний о загадочной отсутствующей Нетти?

«…“Зингер”, иголка, палец, близнецы, заблудший муж, бутылка, счета…» — вот что она рассказывала.

Это все, конечно же, имело место почти год назад, но при счастливом стечении обстоятельств Нетти еще больше обрадуется тому, кто захочет посидеть с ее близнецами.

— Да, верно, — фыркнул Мармадьюк Парр. — Ридли-Смиты из Богмор-холла.

И не успели бы вы произнести «антипресуществление»,[29] как «Глэдис» и я унеслись по узкой бетонной дорожке в сторону Незер-Уолси.

Мытьем или катаньем, правдами и неправдами я заставлю канцлера Ридли-Смита подавиться своими словами. Строго запрещено, надо же!

На юго-западе от Букшоу расположен перекресток, его левая дорога ведет через Незер-Лейси на задворки Доддингсли. Направо Святая Эльфрида, а немного дальше к югу раскинулся Незер-Уолси.

Приехав, я сразу увидела, что это не самая симпатичная деревня в Англии. Отнюдь. Даже деревья выглядели уставшими.

Наиболее примечательным объектом была лавка мясника, съежившаяся среди домов с террасами, ее серые некрашеные стены провисли, будто деревянный занавес, и приобрели вампирскую бледность. В засиженном мухами окне висел странный ассортимент колбас, связанных в полоски и петли, и я не сразу разобрала, что они довольно безвкусно изображают слово МЯСО.

Когда я открыла дверь, звякнул колокольчик, и магазин снова погрузился в молчание, если не считать жужжания одинокой мухи у окна.

— Привет, — окликнула я.

Муха продолжала жужжать.

Половину задней стены узкого помещения занимала стеклянная витрина, демонстрирующая разнообразные образчики сырого мяса в мрачных красно-бело-синих тонах, и меня чуть не стошнило.

Рядом с прилавком на изящной подставке из кованого железа лежал сверток розоватой упаковочной бумаги. Моток грубой веревки удобно свисал из маленькой проволочной клетки, подвешенной к потолку.

В задней части магазина в углу стояла покрытая кровью колода мясника, а за ней открытая дверь, судя по всему, вела на территорию за магазином.

— Привет! — повторила я.

Ответа не было.

Я обошла стеклянную витрину и сунула голову в дверь.

В саду там и сям были разбросаны пустые деревянные ящики. Красноватое бревно явно служило местом, где находили гибель обитатели соседствующих с ним курятников.

Пока я там стояла, не зная, что делать дальше, из самого большого курятника вышла миниатюрная женщина в юбке, блузке и повязке на голове, держа за ноги большую коричневую курицу.

Птица, трепыхаясь, висела вверх тормашками, и ее плотные крылья беспомощно взмахивали.

Прижав шею курицы к бревну и потянувшись за топором, она заметила меня в дверях.

— Иди внутрь, — сказала она. — Я сейчас приду.

Ее обнаженная длинная и тонкая рука занесла отполированный клинок.

— Нет! Постойте! — услышала я себя. — Пожалуйста…

Женщина подняла глаза, задержав топор в воздухе.

— Пожалуйста, — продолжила я. — Можно мне купить эту птицу… только живой.

Что, черт возьми, на меня нашло? Хотя я не имела ничего против мертвых людей — на самом деле в некотором роде я даже получала от них удовольствие, — в этот самый момент я поняла, что одна мысль о том, что сейчас другому живому созданию могут причинить вред, была просто невыносима.

Вовсе не так давно в Бишоп-Лейси на меня набросился спятивший индюк, и тем не менее, несмотря на ту кровавую свалку, сейчас мои защищающие крылья распахнулись над всеми цыплятами во вселенной. Очень специфическое ощущение.

— Живой… — выдавила я, и моя голова закружилась, как юла.

Женщина отложила топорик и швырнула птицу прочь. Она пролетела — и правда полетела! — по двору, худо-бедно приземлилась и начала клевать твердую землю, как будто ничего не произошло.

Я знала, что если бы здесь была Даффи, она бы сказала: «Не раздастся звон вечерний».[30] Конкретно эта курица проживет хотя бы до завтра.

Это моя первая спасенная жизнь.

Есть ли жизнь после смерти для цыплят? — задумалась я. С перспективой топора, ощипывания, кипящей кастрюли, жара духовки и голодного щелканья наших зубов за воскресным столом — маловероятно.

И все же… и все же, несмотря на это, возможно, и правда есть награда в виде райского курятника где-то за ярко-синим небом.

— Я пришла без денег, — сказала я. — Но заплачу, как только смогу.