Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, именно сейчас свободных сюжетов у нас нет, — с заминкой сказал Семен.
— Вот давайте вместе и придумаем свежий оригинальный сюжет! — заявил У. и схватил лежавшую в стороне телефонную книгу. — Прямо сюда и запишем. А с завтрашнего дня можем и сценарий начать писать.
— А вы хотите его вместе с нами писать? — немного удивился Илья.
— Ну а как же! — важно сказал У. — Я всегда сам пишу. То есть со сценаристами, но чтобы я обязательно в написании участвовал. У меня такое условие. А то как это — ставить картину по чужому сценарию, над которым ты даже не работал! У меня так не заведено.
— Боюсь, у нас с Ильей несколько иной подход к делу, — мягко возразил Семен. — Мы пишем вдвоем — а потом уже режиссер соглашается или не соглашается экранизировать наш сценарий.
— Братцы, с таким подходом вы долго не протянете, — У. неодобрительно замотал головой.
— Однако пока еще тянем, — улыбнулся Илья.
Будь У. нормальным человеком, он бы понял, что не нашел в этом обществе поддержки, и перевел бы разговор в шутку. Но он предпочел демонстративно обидеться. Скрестил на груди руки, нахохлился и не произнес больше ни слова, пока гости не ушли. Даже не попрощался ни с кем. Ну и они, понятно, после такого поведения У. надолго не задержались. И теперь, само собой, никогда уже сюда не придут.
19.1.62
Ходила в Центральный дом кинематографиста, где был вечер на тему «Над чем работают мастера кино всех поколений и профессий». В числе прочих выступал там и У., почему мне и пришлось пойти. Все было, как я и ожидала: У. выглядел самым отталкивающим и пошлым среди докладчиков. Если других режиссеров: Трауберга, Сегеля, Самсонова, Чулюкина — любо-дорого было послушать, то за У. я прямо поминутно краснела.
Он вышел, отхлебнул воды из стакана прямо перед микрофоном, отчего весь зал услышал, как он пьет… А потом У. бесцеремонно облокотился на трибуну — и произнес такую вот вопиюще небрежную и даже хамскую речь:
— Итак, я еще один мастер кино своего поколения. По профессии — кинорежиссер. Мои коллеги тут тщательно подводили итоги своей, с позволения сказать, работы за шестьдесят первый год. А также с каким-то даже, я бы сказал, хвастовством распространялись о своих наполеоновских планах на год текущий — шестьдесят, как вам известно, второй. Я же скажу проще — всего двумя фразами. Первая: лучший кинорежиссер «Мосфильма» в прошлом году — я. Ибо именно я принес государству наибольшую прибыль со своей замечательной картиной «Необъятная ночь». Если, конечно, не считать чудовищной картины «Чистое небо» отсутствующего здесь конъюнктурщика Чухрая. Но это же, товарищи хорошие, такая неудобоваримая мазня, что о ней даже смешно говорить. Посему я говорить и не буду, а сразу перейду ко второй и последней своей фразе: в этом году я тоже, без сомнения, стану наилучшим кинорежиссером «Мосфильма». Просто потому, что я, товарищи, извините, талантлив. Большинству из вас этого не понять, но мне ваше понимание не очень-то и требуется… Ну и засим все — я закончил.
Ясно, что зал отреагировал на это отвратительное выступление дружным неодобрительным гулом, но У. словно бы не обратил на него ни малейшего внимания. Он преспокойно спустился в зал и, ни на кого не глядя, сел рядом со мной. Он был явно очень собой доволен.
Как же он мне иногда противен.
16.2.62
Сегодня У. весь день злой как черт. Он давно уже носился с идеей снять «Войну и мир». Ну а сегодня вынесли постановление: постановщиком «Войны и мира» назначить Бондарчука. Я, честно говоря, вздохнула после этого известия свободно. Не сомневаюсь, что У. не справился бы с такой колоссальной задачей, — и я опозорилась бы вместе с ним. Он ведь именно мне хотел доверить роль Наташи Ростовой. Последний месяц только и бредил этой идеей.
— Ты будешь хорошей Наташей, — упоенно твердил он. — Под моим чутким руководством ты станешь именно такой Наташей, которую полюбит весь мир.
— Да что ты, я же по возрасту не подхожу, — робко возразила я.
Но он и слушать ничего не хотел.
— Я, — сказал он, — даже несовершеннолетнюю девственницу могу из тебя обратно сделать. На то я и мастер своего искусства! — И он расхохотался, довольный своей убогой шуткой.
А теперь он на чем свет стоит клянет Бондарчука, которого по такому случаю даже переименовал в Бездарчука. Конечно же, от бессильной злобы.
— Этот Бездарчук, этот творческий пигмей, получивший звание народного только по прихоти свихнувшегося вождя, — и он вдруг будет снимать картину по величайшему роману! — исходя желчью, проговорил У. — Вот увидишь, он еще и свою женушку утвердит на Наташу!
— Иру Скобцеву, что ли? — изумилась я.
— Ну а кого же?
— Да нет, этого не может быть, — мотнула я головой. — Она еще меньше, чем я, подходит… Сергей так не сделает.
— А давай пари? — в азарте предложил У.
— Ну давай, — равнодушно согласилась я.
И мы ударили по рукам. Жалко, что я не уточнила, на что именно мы спорили. Ведь, конечно, У. проиграет. Как он и почти во всем проигрывает в последнее время.
19.3.62
Кажется, целую вечность ничего сюда не записывала. Просто нечего было. Да и не хотелось. Но сегодня кое-что наконец случилось! То, о чем я так давно думала. В общем, обо всем по порядку.
Сегодня я ходила в «Россию» на премьеру картины «А если это любовь?». Очень хорошая картина. Ходила я, кстати, одна (и правильно, как потом оказалось, сделала). Я уже которую неделю хожу в кино либо одна, либо с подругой (но последнее — редко).
У. окончательно на всех обозлился. Теперь он говорит, что ненавидит все советское кино (кроме своего собственного, ясное дело) и не собирается его больше никогда смотреть.
Когда он впервые об этом заявил, я ему еще зачем-то заметила:
— Ну а зарубежные премьеры согласен посещать?
У. на это громко фыркнул, а потом закричал:
— Что за нелепый вопрос! Всем прекрасно известно, что из зарубежного кино к нам привозят лишь самое худшее, убогое! То есть такое, на фоне которого даже советское смотрится неплохо.
Я хотела съязвить ему что-нибудь насчет того, что свои картины он, конечно, считает одним из ценнейших вкладов в мировую культуру, но благоразумно промолчала. Потом бы еще час пришлось выслушивать ядовитые тирады. А я уже как-то научилась избегать их. Просто никак не реагируя на его желчные замечания или реагируя на них по минимуму.
Впрочем, я отвлеклась. Я же хотела рассказать кое