Люби меня, Стамбул! - Наргиза Таш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мода-Кадыкёй. Роскошь-Богема-Свобода
В следующий раз мы с Семрой направились в известный на весь мир район Кадыкёй. Надо сказать, что это мой самый любимый район Стамбула, не только потому, что в Кадыкёйе жили герои моего любимого фильма «Клуб Неудачников», но и потому, что это совершенно уникальное место. Это кусочек самой настоящей Европы в сердце Азии. Но об этом потом…
А пока, выйдя с парома, я ждала Семру в условленном месте. Я стояла возле какой-то мечети (названия я уже не помню, их так много в Стамбуле) и рассматривала многоярусный деревянный домик, сооружённый для местных кошек.
«Им зимой будет холодно в этом домике, если не утеплить его. Но, все равно, турки – молодцы!» – думала я, «Их отношение к животным не сравнится с отношением к ним в Узбекистане».
Пока я вдавалась в глубокие внутренние рассуждения о бедных бездомных животных в Узбекистане, за спиной я услышала турецкую речь. Обернувшись, я увидела пожилую женщину, можно сказать, ещё одну турецкую бабушку, которая воплощала в себе суть района Кадыкёй.
По моему акценту и слабому языку, можно было бы сразу догадаться, что я иностранка, но женщина настойчиво вызывала меня на разговор.
Она была похожа на волшебницу из сказки. Густые белые волосы, были выстрижены в аккуратную причёску. Живые голубые глаза излучали любопытство, сморщенные губы в неизменной помаде, были растянуты в улыбке. Поверх платья ярко-бирюзового цвета, на ней был надет длинный белый кардиган, ручной вязки. Шею её и уши украшала старинная бижутерия, такую уже не выпускают. Она опиралась на палочку, но весьма элегантную. Она улыбалась мне и продолжала разговаривать, хоть и чувствовала, что общение с ней на турецком даётся мне с трудом.
– Который сейчас час? – спросила она.
Я посмотрела на часы и поняла, что абсолютно не помню, как обозначается время. Именно в такие моменты, у тебя, как назло, вылетают из головы напрочь все выученные ранее уроки.
– Эммм…. – промямлила я и протянула ей руку, чтобы она сама посмотрела время.
– Ой, у меня глаза ничего не видят, – произнесла жалобно старушка.
Тогда мне пришлось напрячь всю свою память и проблеять что-то, чтобы она меня поняла.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Дай Аллах тебе счастья! Кстати, у тебя красивый кулон… – сказав это, она указала на берилловый волчий клык, что висел у меня на груди.
– Ой, спасибо Вам! – ответила я, и тем временем, подумала: «Часы она не увидела, а кулон узрела… ну надо же… » Видимо, моя персона просто вызвала у неё интерес.
Попрощавшись со мной, женщина медленно пошла в сторону узла с общественным транспортом.
Я смотрела ей вслед и думала. Думала о том, что, возможно, она обитает в одном из этих деревянных домов на улице Кузгунджук. Я представила себе её жилище, затерявшееся в лабиринтах современной жизни. И может быть, даже, в убранстве её дома, есть масса вещичек из века девятнадцатого, оставшегося ей от родителей: альбомы с пожелтевшими фотографиями дедов и прадедов, картины Босфора и мечети Султан Ахмет, сделанные европейскими художниками-ориенталистами, различные статуэтки продавцов симитов или молока, фески, турки, фарфоровая посуда, и прочий антикварный хлам. Дом её полон воспоминаний детства и юности, где явилась она свидетелем, или может быть, участником, ярких драматических событий, сотрясавших эту страну.
Я думала о том, что хорошо бы снимать комнату у этой старушки и завоевать её доверие взамен моих мизерных услуг. Я представила большое окно в своей комнате, которая была бы очень чистой, скромной и аккуратной. За окном, весенний ветер сдувал бы цветы с деревьев, рассеивая и устилая их по этой тенистой улочке бело-розовым ковром.
Женщина эта заваривала бы привычный дневной кофе, звала бы меня разделить с ней её одиночество, рассказывая бесконечные истории о своей жизни. Позже, они перерождались бы в записанных мною фразах и предложениях, обретая вторую жизнь в немного странной меланхоличной прозе начинающего писателя.
Думая об этом, я почувствовала, что по телу разлилось приятное тепло, словно, вспоминаешь ты место, позабытое в чертогах твоей памяти, место, где тебе было особенно хорошо. Де жавю…, это была странная смесь фантазий и галлюцинаций, преследовавших меня с самого детства.
Издалека раздался голос Семры.
– Эй! Ты чего там застыла? – весело окликнула она меня.
* * *Мы прогуливались по Кадыкёйю.
Кадыкёй – очень весёлый район. Кажется, что все светские, проевропейски настроенные турки поселились именно здесь. Этот район не был похож на исторический Стамбул с его вальяжностью и консерватизмом.
Богема и творчество процветает здесь пышным цветом. Район наполнен бесконечными кафе, кафешками, ресторанами, барами. Бар для художников, бал для киноманов, бар для рокеров, бар для байкеров… и так до бесконечности. В основном, население Кадыкёй составляет молодёжь от 22 до 35.
Здесь редко встретишь женщин в хиджабах, а модниц в коротких рванных шортах, чуть прикрывающих филейную часть, полным-полно.
– И что? – спросила я Семру, когда перед нами прощеголяла девушка в коротеньких джинсовых шортиках. – Не бьют их уже тут?
– Не… здесь не будут, здесь район такой, очень европейский. – ответила она. – Это ещё ничего, а иногда таких экземпляров увидишь, хоть стой хоть падай… Я вот не ханжа, но такое тоже не приветствую… Все-таки, это не Европа… мусульманская страна…
И тут, бог, словно услышал наши разговоры. Перед нами появилась особь, ломавшая все стереотипы о мусульманских женщинах. Эта девушка принадлежала по видимости, субкультуре «винишко тян». На ней были круглые очки, с простыми, скорее всего, стёклами. Она имела длинные волосы, окрашенные ядовитым фиолетовым тоником. Одета она была в винтажный прозрачный топ, из-под которого вываливалась грудь. Ноги были в рванных кружевных колготах, через которые проглядывали черные трусы. Это все, что было на ней надето. Под руку она держала байкерского вида, молодого человека, который, видимо, охранял её от неоднозначной реакции людей. Но от людей, населявших этот район, никакой реакции не следовало. Реакция была у меня в виде отвалившейся нижней челюсти.
– Мамо…, – тихо произнесла я. – Что это? Даже в бруклинском Уильямсбурге, и в Сохо на Манхеттене я такого не видела.
– Ну вот, видишь, в Нью Йорке нет, а в Кадыкёйе есть, – сказала Семра и улыбнулась.
Мы ещё долго прогуливались по людным и нелюдным улицам района. Завернули на очень симпатичную улицу Мода. Здесь было также, множество кафе и баров, бутиков, магазинчиков, где продают уникальные вещи, сделанные своими руками. Вдоль улицы была проложена трамвайная линия, придававшая ей свой узнаваемый шарм. На стенах пестрили афиши с названиями концертов, различных политических акций, например, от ЛГБТ сообщества до митингов второй по величине оппозиционной партии, а также, театральных постановок, перфомансов
