Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Александрия ничего не могла сделать против пятидесяти с лишним пьяных людей, которые бегали по улицам с факелами, танцуя, стуча в двери и с хохотом убегая прочь. Некоторые из этих возмутителей спокойствия были высшими чиновниками города, чьи жены сидели дома, плача и удивляясь, почему Клеопатра позволяет все это.

Царица позволяла это, потому что у нее не было выбора, хотя сама она неохотно участвовала в подобных дурачествах. Однажды Антоний заставил ее опустить шестимиллионную жемчужину Сервилии в бокал с уксусом и выпить его. Он верил, что жемчуг растворяется в уксусе. Зная, что это не так, Клеопатра выполнила его просьбу, хотя выпить уксус было выше ее сил. На следующий день жемчужина как ни в чем не бывало красовалась у нее на шее. Зачастую гулянки сопровождались рыбалкой. Не добившись успеха как рыболов, Антоний платил ныряльщикам, чтобы они насаживали живых рыб на его удочку. Он вынимал трепещущих рыб и хвастал своим умением, пока однажды Клеопатра, уставшая от его хвастовства, не заставила ныряльщика насадить на его удочку тухлую рыбу. Но он хорошо воспринял шутку — это было в его характере.

Цезарион весело наблюдал за всеобщим шутовством, хотя ни разу не попросился на вечеринки. Когда Антоний был в настроении, они садились на коней и мчались охотиться на крокодила или бегемота, оставив Клеопатру терзаться при мысли, что ее сына затопчут огромные ножищи или перекусят длинные желтые зубы. Но надо отдать должное Антонию, он защищал мальчика от опасности, просто давая ему возможность хорошо провести время.

— Тебе нравится Антоний, — сказала Клеопатра сыну в конце января.

— Да, мама, очень. Он называет себя новым Дионисом, но на самом деле он — Геракл. Он может держать меня на одной руке, представляешь? И бросает диск на триста шагов.

— Я не удивляюсь, — сухо ответила она.

— Завтра мы идем на ипподром. Я поеду с ним в его колеснице — четыре коня в ряд, самая трудная упряжка!

— Гонки на колесницах — не подобающее фараону развлечение.

— Я знаю, но это так весело!

И что ответить на это?

Ее сын за последние два месяца стремительно вырос. Сосиген был прав. Компания мужчин освободила его от ореола исключительности, которого она не замечала, пока он не утратил его. Теперь он расхаживал по дворцу с важным видом, пытаясь громко кричать, как Антоний, смешно изображал счетовода навеселе и ждал следующего дня с блеском в глазах и с большим интересом, чего раньше никогда не было. Он стал сильным, гибким, успешно занимался военными видами спорта: точно бросал копье, стрелой попадал в центр мишени, действовал мечом с живостью легионера-ветерана. Как и его отец, он мог скакать на коне без седла галопом, держа руки за спиной.

Клеопатра не знала, как долго она сможет выносить кутежи Антония. Она уставала, у нее начались приступы тошноты, заставлявшие ее держаться ближе к ночному горшку. Все признаки беременности, хотя проявившиеся слишком рано. Если Антоний вскоре не прекратит свои безумства, ему придется куролесить одному, без нее. Для маленькой женщины она была сильной, но беременность брала свое.

Ее дилемма разрешилась сама собой, когда парфянский царь вторгся в Сирию.

Ород был уже стар, давно не принимал участия в войнах, и интриги, естественные для престолонаследия такой величины, угнетали его. Одним из обычных способов справиться с амбициозными сыновьями и фракциями было послать воевать самого агрессивного из них, а какая война лучше, чем против римлян в Сирии? Самым сильным из его сыновей был Пакор, и эту войну должен был возглавить именно он. На этот раз царь Ород схитрил. С Пакором шел Квинт Лабиен, придумавший для себя прозвище Парфянский. Сын величайшего военачальника Цезаря, Тита Лабиена, он решил лучше сбежать ко двору Орода, чем подчиниться победителю своего отца. Внутренний спор в Селевкии-на-Тигре также выявил разницу во мнениях насчет того, как можно победить римлян. В предыдущих стычках, включая ту, что закончилась ликвидацией армии Марка Красса в Каррах, парфяне полагались только на всадников-лучников, незащищенных доспехами крестьян, которые в притворном отступлении галопом неожиданно поворачивались и посылали в сторону врага смертоносный град стрел. Знаменитая «парфянская стрела». Когда Красс пал в Каррах, парфянской армией командовал женоподобный, раскрашенный принц Сурена. Он придумал, как сделать так, чтобы у его верховых лучников стрелы не кончались: нагрузил караван верблюдов стрелами и доставил их лучникам. К сожалению, его успех был так заметен, что царь Ород заподозрил Сурену в притязании на трон и приказал его казнить.

С того дня прошло более десяти лет, но спор о том, кто одержал победу в Каррах — лучники или катафракты, одетые в кольчуги с головы до ног и на лошадях, тоже одетых в кольчуги, — не утихал. Спор имел социальную окраску: лучники были крестьянами, а катафракты — аристократами.

И когда Пакор и Лабиен в начале февраля в год консульства Гнея Домиция Кальвина и Гнея Асиния Поллиона повели войска в Сирию, армия парфян состояла исключительно из катафрактов. Аристократы взяли верх.

Пакор и Лабиен перешли Евфрат у города Зевгма и там разделились. Лабиен и его наемники направились на запад и через Аманские горы переправились в Киликию Педию, а Пакор и катафракты повернули на юг, в Сирию. Они сносили все перед собой на обоих фронтах. Но агенты Клеопатры на севере Сирии сосредоточили внимание на Пакоре, а не на Лабиене и послали известие в Александрию.

Как только Антоний услышал об этом, он уехал. Никаких теплых прощаний, никаких заверений в любви.

— Он знает? — спросила Тах-а.

Не стоило уточнять, Клеопатра знала, что интересует Тах-а.

— Нет. У меня не было возможности. Он лишь потребовал доспехи и поторопил Деллия, — ответила она, вздохнув. — Его корабли должны плыть в порт Верит, но он не уверен в ветре и не рискнул плыть вместе с ними. Он надеется быть в Антиохии раньше флота.

— Чего не знает Антоний? — мрачно спросил Цезарион, больше всех недовольный внезапным отъездом своего героя.

— Что в секстилии у тебя появится брат или сестра.

Лицо ребенка прояснилось, он радостно запрыгал.

— Брат или сестра? Мама, мама, это же потрясающе!

— Ну, по крайней мере, это отвлечет его от мыслей об Антонии, — поделилась Ирас с Хармиан.

— Но ее мысли это не отвлечет, — ответила Хармиан.

Для Антония поездка в Антиохию стала тяжелой, изнурительной гонкой. По пути он посылал за тем или другим правителем в южной части Сирии, временами отдавал им приказы, не слезая с коня.

Тревожно было узнать от Ирода, что среди евреев мнения разделились. Большая часть иудейских инакомыслящих жаждала оказаться под властью парфян. Лидером пропарфянской партии был хасмонейский принц Антигон, племянник Гиркана, не любивший ни Гиркана, ни римлян. Ирод не посчитал нужным сообщить Марку Антонию, что Антигон уже заключил сделку с послами-парфянами, чтобы получить желаемое — еврейский трон и статус верховного жреца. Поскольку Ирода не очень интересовали эти тайные переговоры, как и настроение синедриона, Антоний продолжал двигаться на север, не зная, насколько серьезна ситуация с евреями. На этот раз Ирода застали врасплох: он был слишком занят, соперничая со своим братом Фазелем за руку принцессы Мариамны, и ничего вокруг не замечал.

Тир невозможно было взять, кроме как изнутри. Вонючий перешеек, отравленный горами гниющих моллюсков, служил защитой центру производства пурпурной краски, находящемуся на острове. А изнутри никто город не предаст, потому что ни один житель Тира не хотел поставлять пурпурную краску царю парфян за цену, назначенную этим царем.

В Антиохии Антоний нашел Луция Децидия Саксу, который нервно вышагивал взад-вперед. Наблюдательные вышки на массивных городских стенах были заполнены людьми, устремившими взгляды на север. Пакор пойдет по течению реки Оронт, и он уже недалеко. Из Эфеса пришел брат Саксы, чтобы присоединиться к нему. Беженцы уже устремились в город. Изгнанный из Амана царь разбойников Таркондимот рассказал Антонию, что Лабиен действует очень успешно. Предполагается, что сейчас он уже достиг Тарса и Каппадокии. А Антиох из Коммагены, правитель царства-клиента, которое граничило с Аманскими горами на севере, колебался, вставать ли на сторону римлян. Антоний слушал Таркондимота, чувствуя к нему симпатию. Может, он и разбойник, но умный и способный.

После проверки двух легионов Саксы Антоний немного расслабился. Эти легионеры, раньше принадлежавшие Гаю Кассию, были очень опытными воинами.

Гораздо более тревожные новости пришли из Италии. Луций, брат Антония, сидел в осаде в Перузии, а Поллион отступил в болота в устье реки Пад! «Это бессмысленно! Поллион и Вентидий намного превосходят Октавиана численностью войска! Почему они не помогают Луцию?» — спрашивал себя Антоний, совершенно позабыв, что сам он не отвечал на их мольбу о руководстве, — разве война Луция не была частью политики Антония?