Барон по призванию. Путь дворянина - Владислав Игоревич Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не желая попасться под горячую руку, Быстроногий поторопился в таверну, где остался до вечера. В основном он пил пиво и болтал с Хульфом, пока солнце не опустилось за горизонт и в «Заслуженный отдых» не начали прибывать горожане. Медовар гонял служанок, поваров и принимал гостей, а Рен сидел в углу гостевой залы и ел соленые сухари в масле, запивая их пивом. Парню было о чем подумать. Его грызла обида из-за утери шкатулки и неудачи с Гоцем. Но больше всего терзаний приносило мертвецки-бледное лицо ювелира Альперрта, который сверлил Рена взглядом, лежа в ширящейся лужице темной крови и показывая желтые зубы. Ренфилд не жалел ювелира – он человек мерзкий и жадный, но парню было страшно. Кого он боялся? Матерь-Древа? Раньше он никогда не задумывался о своей душе. Неужели после смерти он станет пищей для червя Фердербена? А вдруг ему действительно стоит сходить в церковь и покаяться? Может, тогда ему станет легче?
Вокруг собралось много компаний: тихие и шумные, маленькие и большие. Одни перешептывались, другие – играли в покер или в кости, швыряя карты на стол или молясь госпоже удаче, чтобы выпало «семь».
– А чего нынче стража-то бунтует? – спросил один мужик у другого. Ренфилду стало интересно, что же такого случилось, что колокол надрывался как бешеный.
– Предателя ловят, – отхлебнул пиво второй мужик. – Нынче на площади глашатай горланил, мол, лорд какой-то объявлен вне закона. Рейнер Север, говорят, короля предал.
– Так, а что он сделал-то, Север ентот?
– Ну а шут его знает. Может, ковруцией занимался. Многие сейчас делают ковруцию энту. Им бы все денег да денег.
Ренфилд встал из-за стола и подошел к стойке, к Хульфу.
– Мне снова нужна комната, – попросил парень.
Хульф был слишком занят, чтобы ответить. Он постоянно наливал пиво, кричал поварам, что еще требуется пожарить или запечь, подгонял служанок, поэтому Медовар просто махнул Ренфилду рукой в знак разрешения остаться на ночь. Эта процедура была обыденностью – Быстроногий всегда занимал одну и ту же комнату. Она располагалась на втором этаже в углу таверны, так что из нее был хороший обзор и удобный запасной выход в виде двух окон. В «Заслуженном отдыхе» любой вор чувствовал себя спокойно.
На этот раз Рен, как обычно, потушил лучину, снял сапоги и лег на кровать, набитую мягкой соломой. Снаружи снова послышался металлический шум доспехов: солдаты прошли мимо. Патрулей было больше, чем обычно, и это немного настораживало Ренфилда: вдруг все эти мероприятия направлены на поиски его несносной головы? Но ни один из его знакомых не рассказывал о расспросах, облавах или чем-то подобном. Нет, стражники и не думали соваться в норы воров и грабителей, они явно искали кого-то покрупнее. Кого? Ренфилду уже не хотелось об этом думать. Его мысли путались, становились вязкими, словно мед, и медленными, как улитки. Несколько раз тело резко и беспокойно дергалось, пока парень не уснул. Он не успел полностью окунуться в свой первый сон, когда что-то побеспокоило его. Непривычный и непонятный звук резанул Рена по ушам и отозвался зудом в голове. Все мышцы мгновенно напряглись, руки ухватились за края кровати, глаза открылись сами собой.
В дверном проеме стояла фигура, укутанная в красный плащ. Из-под которых виднелись кожаные сапоги с застежками на крючках. Дорогие. Ренфилд знал, что о человеке можно многое сказать по обуви – перед ним был не простой грабитель и не торговец.
– Эй, приятель, эта комната занята! – Ренфилд постарался придать уверенности голосу. Однако человек не вышел вон, а наоборот, сделал быстрый шаг вперед и захлопнул за собой дверь. Он подошел к кровати, схватил Ренфилда за грудки и ударил о стену так, что пыль посыпалась. Капюшон слетел с головы вторженца, и Ренфилд узнал смуглого горбоносого мужчину с разрезанной губой. Это был Корст Красный, тот, кто совсем недавно снял парня с петли на площади.
Мрак придавал лицу Корста особенно зловещее выражение, так что страх сразу разлился в груди Рена. Он беспомощно хватался за руку Красного Корста, тщетно пытаясь вырваться.
– Ты ходил в «Алмазный панцирь» той ночью? – коротко спросил атаман.
– Да, – ответил вор, едва касающийся пола пальцами босых ног. Рука сжимала горло парнишки, и тот едва выговаривал слова.
– Тебе было велено выкрасть «Алую слезу»?
– Да. – Ренфилд не медлил с ответами. – Ахтур скажал принехти эму медальон.
– Где. Шкатулка. – Рука Корста сжалась сильнее.
– У миня ие нетю. – Ренфилд давился, потому что пол вдруг начал уходить из-под ног.
– Врешь. Артур приказал тебе украсть «Алую слезу» без шума и пыли. Ты убил ювелира и украл диковину. Она стоит дороже, чем вся эта халупа и твои потроха. Мой человек следил за «Алмазным панцирем», он видел, как ты выбежал с ларцом в одной руке и с двумя «Алыми слезами» в другой. Несомненно, ты знаешь, что украл, и просто врешь мне. Спрашиваю последний раз перед тем, как вспорю тебе брюхо, крысеныш, и начну вытягивать из тебя кишки.
– Я ее выкинул. – В глазах у Ренфилда потемнело.
Рука Корста сжимала горло слишком сильно. Сердце колотилось, как бешеное. В свете луны блеснул изогнутый нож в свободной руке Красного.
– Клянуфь, я выкинул ларец! Он стучал и дергался, как еж! Я его выкинул!
– И куда же ты его выкинул, таракан?
– В ближайший от ювелилки канал! Прям туда выбросил!
Внезапно дверь открылась, и Корст, не отпуская Ренфилда, оглянулся. В комнату вошел Хульф с Лунным Серпом в руке. У него было спокойное, но строгое лицо. Фартук, измазанный жиром и забрызганный пивом, лысая голова, небольшое пузо… Те же привычные черты, но мягкость и доброжелательность исчезли. Внутри Медовара проснулся старый воротила, который когда-то давно поднял весь преступный мир Кронфеста на уши. В его глазах отражался мрак души, повидавшей боль и страх.
– Сегодня тебе здесь не рады, Корст. Уходи.
Красный ответил не сразу. Он отпустил парнишку, который с грохотом рухнул на пол, и подошел к Хульфу почти вплотную. Медовар был ниже Красного на полголовы, но явно шире в плечах.
– Мы ведем совместные дела, Корст. Тебе не стоит донимать моих друзей и устраивать расправы в моем заведении. Уходи, – настойчиво повторил Хульф.
Красный отступил в угол между окнами. Он все еще молчал, но Ренфилд уже знал, что Корст выбор сделал, как и Медовар.
На улице мелькнули тени, и через несколько ударов сердца в обоих окнах появились фигуры в черных капюшонах, но не такие, как тогда на площади во время казни.
Хульф был готов. Он сделал одно резкое движение рукой, и Серп выпрямился в тонкую острую рапиру, сверкающую серебряным лунным светом. Послышался дрожащий металлический звон клинка. Ренфилд догадался: диковина Медовара что-то шепнула хозяину на ухо, и бой
