Кот, который читал справа налево (сборник) - Лилиан Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть погодя Квиллер мягко сказал:
– Не хотите ли вы, чтобы я известил Маунтклеменса, хотя он сейчас в Нью-Йорке? Мне известно, что он хорошо относился к вам обоим.
– Как пожелаете.
– Вы уже предприняли какие-нибудь шаги по организации похорон?
Батчи сказала:
– Пышных похорон не будет. Зоя этого не одобряет.
Квиллер встал:
– Мы сейчас уйдем, но только позвольте мне узнать, миссис Ламбрет, может, я могу что-нибудь для вас сделать? Иногда, чтобы помочь человеку, нужно просто с ним поговорить.
– Я здесь. Я присмотрю за ней, – сказала Батчи. Квиллер подумал, что эта женщина ведет себя как хозяйка.
– Еще один вопрос, миссис Ламбрет. У вас есть хорошая фотография вашего мужа?
– Нет, только портрет, который я написала в прошлом году. Он находится в моей студии. Батчи вам покажет его. Я думаю, что мне пора идти наверх.
Без дальнейших объяснений она вышла из комнаты.
Батчи провела репортеров в студию, расположенную в задней части дома. Там на стене висел портрет Эрла Ламбрета, холодного, высокомерного, написанный без любви.
– Великолепное сходство, – с гордостью заметила Батчи. – Она действительно ухватила в нем самую суть.
Щелчок камеры Одда Банзена был почти не слышен.
Восемь
Когда Квиллер и Одд Банзен уезжали из дома Ламбрета, они молчали до тех пор, пока обогреватель, установленный в машине Одда, не выдал первое теплое дуновение. Только тогда Одд обрел дар речи.
– Кажется, подвизаясь на поприще рэкетира от искусства, Ламбрет все делал правильно, – сказал он. – Хотел бы я пожить так же. Готов побиться об заклад, что тот диван стоит не меньше тысячи баксов. А кто была эта большая задира?
– Батчи Болтон. Она преподает скульптуру в Пенниманской школе изящных искусств.
– И она действительно полагает, что она главный режиссер представления? Она просто упивается всем происходящим.
Квиллер согласно кивнул:
– Мне тоже не показалось, что Батчи потрясена смертью Эрла Ламбрета. Интересно, как она вписалась в картинку? Друг семьи, я полагаю.
– Если тебя интересует мое мнение, – сказал Одд, – то я не думаю, что эта кукла Зоя близко к сердцу приняла случившееся.
– Она уравновешенная, умная женщина, – ответил Квиллер, – даже если и кукла. Она не принадлежит к тому типу женщин, которые бьются в истерике.
– Если моя жена когда-нибудь увидит меня лежащим в луже крови на полу, я хочу, чтобы она билась в истерике, и как следует! Я не хочу, чтобы она мчалась домой, подкрашивала губки и вообще приводила себя в порядок для того, чтобы принимать посетителей. Представь себе даму, которая не помнит, звонила ли она своему мужу и была ли заперта дверь галереи!
– Она была в шоке. В голове у нее все смешалось. Она все вспомнит завтра или послезавтра. Что ты думаешь о портрете ее мужа, который она написала?
– Превосходно! Эрл – холодная рыба. Я сам никогда не смог бы сделать фотографии лучше, чем этот портрет.
– Раньше я пребывал в уверенности, что все эти современные художники пишут только точки и кляксы, потому что просто не умеют рисовать, – заметил Квиллер. – Но сейчас я уже не так в этом уверен. Зоя действительно талантлива.
– Если она действительно так талантлива, почему же она попусту тратит время на этот модернистский хлам?
– Возможно, потому, что это продается. Кстати, я хотел бы познакомиться с нашим репортером, ведущим уголовную хронику.
– Лодж Кендал? Ты с ним еще не знаком? Он всегда бывает в пресс-клубе наверху во время ленча.
– Я бы хотел поговорить с ним.
– Желаешь, я организую вашу встречу завтра? – предложил Одд.
– О’кей. Куда ты теперь направляешься?
– Обратно в лабораторию.
– Если это по дороге, может, подбросишь меня к дому?
– Без проблем.
Квиллер взглянул на свои часы:
– Половина десятого! А я забыл покормить кота!
– Ха-ха, – рассмеялся Одд, – я же говорил тебе, что Маунти берет тебя в качестве сиделки для своего кота.
Несколько минут спустя, когда машина свернула на Бленхейм-плейс, он спросил:
– Разве это соседство не беспокоит тебя? Эти подозрительные типы на улицах!
– Они мне не мешают, – ответил Квиллер.
– Меня бы не заставили жить здесь. Я трус по натуре.
Сложенная газета лежала на крыльце дома № 26. Квиллер поднял газету, открыл входную дверь, вошел и быстро затворил ее за собой, радуясь, что наконец оказался в тепле. Он несколько раз подергал дверную ручку, как просил его делать Маунтклеменс, чтобы удостовериться, что дверь заперта.
Вторым ключом он открыл внутреннюю дверь в вестибюль и тут же в испуге отпрянул назад. Откуда-то из темноты доносился дикий вой. Сознание Квиллера затуманилось. Усы встали дыбом. Сердце в груди отчаянно прыгало. Инстинктивно он свернул газету наподобие дубинки.
Затем он вдруг догадался, что это был за шум. Это Коко дожидался его. Коко давал ему нагоняй. Коко был в ярости.
Квиллер прислонился плечом к дверному косяку и широко зевнул. Затем не спеша ослабил узел галстука.
«Никогда больше не делай этого», – всем своим видом говорил он коту.
Коко сидел на столе и яростно изрыгал поток оскорблений.
– Все в порядке, все в порядке, – прикрикнул на него Квиллер. – У меня были очень важные дела в городе.
Коко продолжал свою тираду.
– Подожди, пока я сниму пальто, ладно?
Когда Квиллер начал подниматься по лестнице, вой прекратился. Кот скакал впереди и вел его в квартиру Маунтклеменса, которая была погружена в кромешную тьму. Квиллер ощупью нашел выключатель. Эта задержка вызвала раздражение Коко, который отреагировал на нее очередным выступлением – на этот раз душераздирающие крики имели низкий горловой характер и несли в себе неприкрытую угрозу.
– Иду, иду, – успокоил его Квиллер, следуя по длинному узкому холлу за котом.
Коко вел его прямо к холодильнику, в котором на стеклянном подносе его дожидался кусок говядины. Было похоже, что это вырезка.
Квиллер положил мясо на встроенную в стол доску для резки и окинул кухню взглядом в поисках острого ножа.
– Где он держит ножи? – спросил он Коко, выдвигая один за другим ящики стола.
Коко легко вспрыгнул на соседний шкафчик и носом указал на стену, где на магнитной планке остриями вниз висели пять красивых ножей.
– Спасибо, – поблагодарил его Квиллер. Он начал резать говядину, поражаясь качеству заточки ножа. Острое лезвие превратило процесс резки мяса в сплошное удовольствие. «Как нарезать коту говядину? Маунтклеменс говорил, размером с боб? Так, а что же насчет бульона? Он велел нагреть мясо в бульоне! Где находится бульон?»
Кот сидел на шкафчике, внимательно наблюдая за каждым движением Квиллера. Его взгляд можно было бы назвать нетерпеливым и хмурым.
Квиллер поинтересовался:
– Как насчет того, чтобы съесть это сырым, старина? Ведь уже поздно.
Коко издал горловое мяуканье, в котором Квиллеру почудилось одобрение. В шкафчике для посуды он нашел белую фарфоровую тарелку с широкой золотой каемкой. Он по возможности привлекательно разложил мясо на тарелке и поставил ее на пол рядом с керамической миской для воды с надписью «Кот» на трех языках.
С мягким стуком Коко спрыгнул на пол, подошел к тарелке и исследовал говядину. Затем посмотрел на Квиллера с явным недоумением.
– Ну, давай ешь, – поощрил его Квиллер. – Получи удовольствие, на здоровье.
Коко наклонил голову к тарелке еще раз и фыркнул. Затем коснулся лапой куска мяса и заметно содрогнулся. Затем брезгливо отряхнул лапу и ушел прочь, гордо подняв хвост, указывающий точно на Полярную звезду.
Позже, после того как Квиллер нашел в холодильнике немного жидкого бульона и приготовил мясо как следует, Као Ко Кун согласился приступить к обеду.
На следующий день во время ленча с Арчи Райкером и Лоджем Кендалом Квиллер рассказал им об этом происшествии.
– Но сегодня утром я вел себя замечательно и выплатил свой долг сполна. Коко разбудил меня в половине седьмого криками. Я поднялся и, к его удовольствию, приготовил такой завтрак, какой он хотел. Я думаю, он позволит мне выполнять эту работу, пока Маунтклеменс в отъезде.
Репортер по уголовной хронике был молод, напряжен, серьезен, педантичен и неулыбчив. Он сказал:
– Вы хотите сказать, что позволяете коту командовать собой?
– Действительно, я чувствовал себя виноватым перед ним. Бедный маленький кот ничего не ест, кроме вырезки и pâtéde la maison. Жаль, что не могу поймать для него мышку.
Арчи объяснил Кендалу:
– Видите ли, этот сиамский кот – прямой потомок египетского бога. Он не только умеет обижаться и командовать, но еще и читает газетные заголовки. Совершенно очевидно, что кот, который умеет читать, имеет право командовать корреспондентом, не умеющим ловить мышей.