Огонь и ветер (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

Я провел рукой по краю чаши – он был гладким, словно отполированным. И очень холодным. Как и вода. Мои пальцы скользнули в нее, точно в расплавленный огонь.

– Она ледяная!.. – этот возглас неудержимо сорвался с моих губ, хотя я вовсе не собирался ничего говорить.

– Да. В самый раз, чтобы унять излишек огня, который сжигает твое нутро. Пей.

Я зачерпнул полную горсть воды и поднес к губам, но даже не ощутил ее вкуса.

– Вот и хорошо. Этого тебе хватит. А теперь иди ко мне.

Как только я встал, Кайза положил руки мне на голову, накрыв виски серединами ладоней. Я подумал, что это будет похоже на то, как мягко и бережно Патрик касался моего сознания, но руки шамана обожгли столь сильно, что оборвалось дыхание, а тело изогнулось крутой дугой. Крик зародился у меня в груди, но так и не вырвался на волю, рассыпавшись ледяным пеплом. Я распахнул глаза и попытался снова вдохнуть, понимая, что если не сделаю этого, то просто умру. Но вместо того вдруг увидел себя на краю темной бездонной пропасти. Она была черна, как весь ужас мира и походила на ожившее чудище, чьих зубов нельзя рассмотреть.

– Падай, – сказал мне голос, которого я не знал. – Падай туда, белый колдун с севера. Только на само дне ты найдешь то, что ищешь.

Дыхания во мне уже не осталось, а страх заполнил сознание до таких пределов, что и его не стало вовсе. Я закрыл глаза и опрокинулся спиной в черную пустоту.

Часть I: Лиан. Глава 9

Я падал долго. Так долго, что успел забыть свое имя и свое предназначение, кого я любил и чего боялся.

– ...Смотри мне в глаза, уродец! Смотри. Мне. В глаза.

Отец схватил меня за волосы на загривке так, что не осталось возможности отвести взгляд. Его зрачки были огромными, черными и страшными. Я видел в них только бескрайние пучины боли. Его собственной и моей, которой он жаждал.

– Я говорил тебе, чтобы ты не делал этого?! Ну?! Говорил?! – тяжелая пощечина заставила мир вспыхнуть огненными снопами. Мне показалось, что моя голова сейчас оторвется и укатится прочь по тщательно отскобленному служанкой полу в отцовом кабинете. – Отвечай, выродок!

Я почувствовал, как слезы неудержимо катятся из глаз, смешиваясь с кровью из носа, но не смел даже утереть лицо.

– Да, отец...

– Так почему же ты снова распускаешь свои поганые руки?! Я мало тебя лупил, паскудыш? Гнусное ничтожество! Мало?! Тебе не хватило? Ты не все понял?!

Еще одна затрещина взорвалась болью в моей голове, а следующий удар пришелся в грудь. Не устояв, я упал отцу под ноги и увидел мыски его сапог совсем близко, так близко, что мог бы пересчитать пылинки на темной, отлично выделанной коже.

– Вставай, уродец. Я покажу тебе, что будет, если ты еще раз попадешься мне с этими фокусами... – он сгреб меня за ворот и поднял над полом. Я снова оказался перед самыми его глазами – холодными серыми глазами гернийца, который не знал ни жалости, ни любви. – Смотри, выродок! Видишь этот меч? Помнишь, что я умею с ним делать? И если еще хоть раз увижу, что ты вытворяешь э т о, я сам отрублю тебе половину пальцев. Понял?! Ты понял меня, гаденыш?!

Я понял.

Понял очень хорошо. И навсегда запомнил яркий отблеск света на остром лезвии, которое выскользнуло из ножен...

«За что ты так ненавидел меня, отец? Почему? Ведь эти пальцы, которые ты грозился отрубить, могли облегчить твою боль... Уже тогда. Ты боялся? Боялся, что моя Сила отнимет и твою жизнь тоже? Или это крепкая монастырская брага помрачила твой разум?»

Я смотрел в непроницаемую черноту.

Я снова ослеп.

«Отец?»

Лишь тишина в ответ.

«Я ведь был ребенком! Я же был просто ребенком!.. Как ты мог обойтись со мной так?!»

Мой крик был громче, чем грохот волн во время шторма, но оставался неслышим. Он сотрясал только меня, разрывал на части, раздирал в клочья мое тело и мой разум.

«Я ненавижу тебя, ублюдок! Слышишь?! Будь ты проклят, сволочь! Будь проклят твой меч и все твои предки до восьмого колена! Это ты сделал меня таким! Ты отнял мое детство, ты создал мои страхи! Я не хотел быть, как ты! Я не хотел этой дряни, сожравшей мою душу!»

Темнота прикоснулась к моим глазам, стала мной, а я стал этим мраком. И во мраке ощутил, как острое лезвие фамильного меча вспарывает тонкую кожу моих ладоней, уходит вглубь плоти, рассекая ее на части. Кровь залила руки, лицо и весь мир, заполнила собой все.

«Нет! Пожалуйста, нет! Не надо! Пожалуйста, только не руки! Не трогай мои руки!»

Но лезвие пронзало вновь и вновь – с каждым разом все глубже, все больней и страшней.

«Я сделаю это, Кешт! Я сделаю все, что ты хочешь! Пожалуйста... не надо...»

Не надо...

Не надо больше боли...

Ее слишком много...

Я сжался в комок, обхватил голову руками и превратился в ничто.

Меня нет.

Нет нигде.

Ни рук, ни глаз, ни мыслей, ни чувств.

Только пустота.

И мрак.

Падать было больше некуда, но я все равно падал.

Пока не увидел крошечный осколок света. Где-то на самом дне моего сознания.

Я прикоснулся к нему, и опрокинулся в воспоминание, которого никогда не знал прежде.

– Смотри, у него твои глаза, Лорен... Такие же синие.

– А волосы, как у тебя, Крис.

– Нет, приглядись внимательней... Они не просто светлые – они как будто сияют! Говорят, такие были у моего деда, пока он не поседел, как северный филин. Красивый вырастет мальчик... Я научу его владеть мечом и разбираться в людях. Какое же счастье... у меня наконец есть сын! Спасибо тебе, любимая... Скажи, как мы назовем его?

– Элиан.

– Хорошее имя. Для человека из достойной семьи. Мне нравится. Что оно значит?

– Я не знаю... Оно пришло ко мне во сне...

-– Лорен, ты такая чудачка! Люблю тебя... И этого мальчика я тоже уже люблю. Но тебя – все-таки больше! Если б ты знала, Лора, как сильно я тебя люблю!

«Люблю...»

Осколок света был таким крошечным, что, казалось, вот-вот погаснет.

Но он не гас.

И чем дольше я смотрел на него, тем ярче разгоралось теплое сияние, раздвигая границы мрака.

«Лиан, посмотри, это тебе!»

Отец улыбнулся и протянул мне тонкий клинок в изящных ножнах.

«Потомок дарсов должен иметь свое оружие. Когда ты подрастешь, я подарю тебе настоящий меч, а пока пусть будет этот. Он детский, как раз по твоей руке. Ну-ка, проверь его баланс! Давай, сын, не стесняйся»

Я осторожно извлек маленький меч из ножен и положил на ладонь, как прежде учил отец. Да, баланс был прекрасен. И сам клинок тоже. В свои четыре года я был вполне способен осознать красоту и ценность этого подарка.

«Спасибо, папа!»

Отец улыбался. И эта улыбка делала его суровое лицо самым лучшим и любимым в мире.

«Будь осторожен, Элиан. Это настоящее оружие. Оно может ранить, а может и убить. Никогда не доставай его из ножен ради забавы и ради глупости»

«Я знаю, отец. Когда ты будешь учить меня?»

«Скоро, малыш... Сегодня. Я обещал твоей маме прогулку верхом. Только мы двое и никаких детей, – он коротко усмехнулся и взъерошил мои волосы. – А после обеда мы пойдем в сад, и я дам тебе первый урок»

Я смотрел на него с восторгом.

Я был счастлив. Счастлив как никогда после.

Когда отец и мама покинули дом, я понял, что это счастье разорвет меня изнутри, если ему не дать выход.

И тогда в моих ладонях впервые вспыхнул огонь.

Он был нежным, как мамины поцелуи и сильным, как взгляд отца.

Огонь.

Начало и конец, оружие и защита, радость и боль – он был для меня всем. Он был мной, а я – им.

Я держал огонь в ладонях и смотрел на него без отрыва. Я видел его так ясно, словно и не было этих долгих лет слепоты.

Огонь, который мог обжечь кого угодно, но только не меня.