В паутине Матильды - Дени Робер

Диктую:

«Через пять лет после фальшивого бракосочетания незадолго до ее ареста неожиданно умирает один из пациентов ближайшего приюта для престарелых. Подставное лицо, думают полицейские. 2 июня 1987 года Жименез предъявляет Матильде обвинение в убийстве Марселя Трибу. Матильда, вероятно, отравила Марселя дигиталином, сердечным стимулятором, который она приобрела по фальшивому рецепту за девять дней до его смерти. Услышав это обвинение, она заявляет:

Протокол А324: «С чего вы взяли, что я его убила? Безумие говорить так. Чудовищно обвинять меня в этом. Такой милый человек. Преступно думать, что я убила этого невинного. Черт знает что!»

На третий день, что-то около восьми часов, ко мне врывается Шанталь с двумя гамбургерами и бутылкой рома. Она возвращается из косметического салона:

– У тебя здесь пахнет берлогой, – говорит она, протягивая мне бутылку. – Держи, это тебя немного взбодрит.

Она – мое счастье, радость жизни, моя пуповина, единственное человеческое существо, которое может вытянуть меня из западни Матильды. Она – мое возвращение на землю. В две минуты я поглощаю гамбургеры.

– Не так быстро, – говорит Шанталь, – подавишься.

Мы пьем залпом из стаканчиков для горчицы. Шанталь пристроилась в коридоре и удовлетворенно прослушивает послания на автоответчике. Из своего угла я рассматриваю ее. Она посвежела, помолодела. Внезапно мне приходит в голову мысль:

– Шанталь, давай поиграем в допрос.

Ее глаза блестят. Ставлю стул напротив и прошу ее сесть.

– Ты будешь Матильда, а я – Жименез. О'кей? Итак, сцены от 652-й до 695-й. Смерть Марселя Трибу.

Даю ей документ. Примерно через час мы окончательно готовы. Шанталь округляет насмешливые глаза. Я – Жименез, дергаю себя за воображаемые подтяжки. Матильда напротив, среди своих адвокатов. На самом деле это стулья со стопками документов и со старыми шляпами Куртеманша сверху. Шанталь будет также изображать секретаря суда и адвоката, если потребуется. Я погружаюсь в кресло и уже не рассматриваю портрет Матильды, а допрашиваю Шанталь. Она поправляет блузку. Отнюдь не потрясающее сходство.

– Мсье Кобле, вы готовы записывать показания мадам Виссембург?

Я встаю сзади так, чтобы Матильда не видела меня.

– Итак. Мадам Виссембург, почему вы вышли замуж за человека такого преклонного возраста, как мсье Трибу?

– Марсель был очень нежным, тонким и умным человеком.

– А также очень близоруким. Почему вы прибавили себе лишних пятнадцать лет, когда знакомились с ним? Вы даже изменили дату своего рождения в документах…

– Чтобы не смущать его. Он был ровесником века.

Шанталь входит в роль. Я роюсь в досье в поисках письма.

– Мне кажется, что сейчас вы просто рисуете идиллический портрет. Не хочу вас перебивать, но все же вы сами написали: «Какая женщина могла бы жить с тобой, выполнять эту неблагодарную работу: стирать твои покрывала, одежду, испачканную дерьмом, укладывать тебя в постель пятнадцать раз на день, вытирать рот, полный засохшей слюны, да еще оставаться веселой и внимательной?» Марсель в это время был прикован к постели, не так ли?

Я едва сдерживаю смех. Шанталь – само огорчение, она бормочет:

– Это было как раз после смерти моего сына. Я совсем потеряла голову.

Лицо Шанталь становится суровым. Взгляд злым.

– Мадам Виссембург, – говорю я, повышая голос, – все же хотелось бы поговорить о здоровье Марселя. Ведь до вашего знакомства оно было совсем неплохим?

– Неправда, у него уже были проблемы с сердцем.

Я хочу заставить ее говорить о своем браке. В маленькой деревеньке Марселя никто не слышал об этом. Только распечатав конверт с завещанием, нотариус и мэр с удивлением обнаружили, что Марсель лишил наследства своих племянников и все завещал Матильде. Там ее зовут мадам Николь. Некоторые говорят: «Бедная мадам Николь, такая милая, преданная вдова, преподавательница философии». Матильда всегда мечтала об образе святой.

– Мадам Виссембург, меня смущает одна деталь. Как случилось, что никто в поселке не слышал о вашем бракосочетании с Марселем?

– Мы не опубликовали соглашение о бракосочетании. Марсель считал себя слишком старым.

– Но это незаконно!

– Это вполне законно. Достаточно взять разрешение у прокурора, что Марсель и сделал. Это также доказательство того, что он знал о бракосочетании.

Паршивка, назубок знает досье. Судя по протоколу, полицейский подтвердил требование, подписанное Марселем Трибу. Судья и следователи считают, что Матильда сама расписалась за него. Они повсюду искали этот запрос, надеясь уличить Матильду и жандарма, но по прошествии нескольких месяцев из жандармерии сообщили, что журнал, где оставил свою подпись Марсель, исчез.

Мэтр Куртеманш, смочив губы ромом и поменяв стул, берет слово:

– Судя по показаниям жандарма, Марсель сам подписал это. Следовательно, он был в курсе. И вся эта история с подставным лицом – просто болтовня.

– Не так быстро, мэтр, – говорю я.

Потом, обращаясь к Матильде, заявляю:

– Вы зарегистрировались с Марселем Трибу 22 апреля 1980 года в Страсбурге в 200 километрах от места вашего проживания. Единственными свидетелями были уборщица из мэрии и одна из ваших подруг, Одетта. Ни одна их них не опознала Марселя по фотографии. 5 мая вы купили по фальшивому рецепту две упаковки дигиталина. Это сердечный стимулятор, не так ли? Противопоказан для пожилых людей, не так ли? Через девять дней Марсель умирает. Между тем, мы выяснили, что вы купили дом в ходе незаконной сделки с нотариусом, у которого вы пользуетесь особыми привилегиями.

Я говорю тихо, чтобы придать особую значимость своим словам. Жду ее реакции.

– Вы все путаете. Если бы нотариус слышал это, он был бы возмущен. У него безупречная репутация.

– Даже секретарь нотариуса, мадам Мирабель, не опознала по фотографии Марселя. А его завещание, скопированное вами, это тоже болтовня?

– Прекратите нервничать, так вы можете заболеть.

– И родственники, и соседи Марселя говорят, что он слишком дорожил своими деньгами, чтобы уступить их кому бы то ни было.

– Просто завистники, господин судья. Любовь к дорогому человеку сильнее всего. Вы серьезно думаете, что я способна проделать все это? Марсель пришел со мной к нотариусу, так же, как и в мэрию на регистрацию нашего брака… Он был так слаб, что ему было трудно расписываться. У него дрожали руки. Только поэтому эксперты не опознали его подпись. И вот что я вам скажу: Марсель хотел жениться на мне, я же колебалась из-за нашей разницы в возрасте. Но поскольку с определенного момента мы жили вместе, я все же уступила его просьбам. Марсель мне все время повторял, что в его возрасте он может умереть в любой момент, и если мы не будем женаты, меня выставят за дверь в десять минут.

– Зачем вы поехали так далеко регистрировать ваш брак? Почему вы поженились, не сделав никакого праздника?

– Марсель так хотел. Я приготовила небольшой обед, пригласила Одетту. Было очень мило.

– Одетта не узнала Марселя на фотографии, которую мы ей предъявили. Напротив, она описала мужчину, с которым вы зарегистрировались, как человека высокого роста, слегка сутулого, худого, примерно семидесяти лет, с пышными седыми волосами, в очках. Вам никого это не напоминает?

– Нет, Марсель тоже носил очки.

– «Профессор» – вам ни о чем это не говорит?

– Оставьте ваши идиотские загадки.

– Пожилой мсье, который часто бывал у вас и проживал в приюте для престарелых в сотне метров от вашего дома. Он умер внезапно утром во время сердечного приступа. В туалете. Его звали Андре Вейстлинг, по кличке «Профессор». У него были пышные седые волосы, и он слегка косил одним глазом. Он никогда не болел.

Матильда хохочет. Рассерженный, я поднимаюсь. Я требую у секретаря занести этот смех в протокол. Мэтр Флеминг протестует.

– Моя клиентка не обвиняется в смерти этого мсье Вейстлинга. Уточните ваш вопрос, – трещит адвокат.

Я ищу реплику в протоколе. Шанталь, которая уже пересела в кресло Матильды, проворнее меня:

– Не вздумаете же вы приписать мне еще и это, надеюсь. Наверняка полицейские предъявили эту фотографию и Одетте.

– Да.

– Ну и что?

– Ваша подруга Одетта недавно умерла. Сердечный приступ.

Я выжидаю несколько секунд, рассматриваю Матильду, потом добавляю:

– Естественная смерть. Ее вам я не приписываю.

– Спасибо, вы слишком добры.

Она старается понравиться мне. Несмотря на спазмы и начинающуюся мигрень, я не хочу это упускать. Такая игра мне нравится. Как раз тот момент, когда она может расколоться. Я зажигаю настольную лампу и направляю луч света на портрет Матильды. Лицо Шанталь исчезает, я слышу только ее голос. Потрясающий эффект. Беру письмо из досье и продолжаю допрос:

– Судья перехватил письмо одной из заключенных, которая содержалась с вами в одной камере. Она пишет: «Отныне я знаю, как избавиться от надоевшего любовника, – с помощью дигиталина». Когда судья допросил ее, она объяснила, что это вы ей рассказали.