Литературная Газета 6495 ( № 17 2015) - Литературка Литературная Газета

– Но ведь есть примеры и другого подхода?

– Президент России Владимир Владимирович Путин чётко и ясно сказал: «Мы скорбим вместе с армянским народом». Просто и понятно. Россия первой ещё в 1915 году добилась международного осуждения произошедшего. Сегодня армяне всего мира благодарны России, Франции, Литве, нижней палате парламента Италии, большинству штатов США, парламентам Греции, Кипра, Аргентины, Бельгии, Уэльса, Национальному Совету Швейцарии, палате общин парламента Канады и сейму Польши. И я убеждён – список будет продолжен.

– Не кажется ли вам, что мир сегодня более занят экономическими проблемами, что история отходит на второй план? Такое мнение превалирует в среде либералов, в частности.

– История армянской трагедии по объективным причинам не может соперничать с политикой или экономикой, потому что совершённый сто лет назад геноцид армянского народа стал актом против самой человечности. Актом использования самых разно­образных средств одномоментного умерщвления мирного населения в миллионном исчислении. Те, кто не обратил внимания на это преступление против человечности тогда, потом запомнили Освенцим, Бухенвальд, Треблинку... История, как известно, никого ничему не учит, но она наказывает за невыученные уроки.

И сегодня армяне всего мира напоминают вечную истину: «[?]Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе»…

Беседу вёл Пётр АЛЕКСАНДРОВ-ДЕРКАЧЕНКО

Теги: Армения , Турция , геноцид

Каким он парнем был...

Жизнь, отданная за Победу

В солнечный весенний день мы сидим на лавочке в парке Лимасола, на Кипре, с Александром Павловичем Калмыковым, энергичным 82-летним соотечественником. Вокруг, то тут, то там, слышится русская речь, ведь этот приморский парк давно облюбовали русскоязычные мамаши с детьми, наши узнаваемые бабульки с внуками. Мы только познакомились, и Александр Павлович повёл рассказ о том, как собирается издавать книгу об истории своей семьи. Интересного в ней будет немало. Где только ни жила его многочисленная родня: Самара и Прага, Москва и Киев, Париж и Варшава, Кипр и Пермь. И всё это касается как дореволюционного периода, так и последних десятилетий. В его рассказе о близких то и дело звучат известные фамилии: Антонов-Овсеенко, Г. Петровский, в честь которого Екатеринослав был переименован в Днепропетровск, Иван Затевахин, один из основоположников ВДВ, журналист-международник Владимир Цветов.

Но чаще всего Александр Павлович вспоминает своего дядю, двухметрового голубоглазого красавца Андрея, который 23 июня 1941 года, на второй день войны, пришёл в военкомат города Молотова (ныне Пермь) и записался добровольцем в ряды Красной Армии. Александру Павловичу в ту пору было всего 8 лет. И дядя Андрей был для младшего поколения родственников эталоном для подражания, настоящим защитником семьи и страны. Казалось бы, ничего особенного молодой Андрей Коман не совершил. Как и тысячи его сверстников, он ушёл добровольцем на фронт, чтобы освобождать страну от захватчиков. Но именно в этой обыденной повседневности тех лет и крылся героизм фронтовой жизни: когда погиб командир полка, в котором служил дядя Андрей, молодой лейтенант Андрей Коман - помощник начштаба полка – поднял бойцов в атаку и потом, после этого случая, не раз вёл однополчан в наступление.

Так, с боями они продвигались, освобождая родную землю, чудом выжили в Сталинградской битве, воевали под Ленинградом и, пройдя пешком полстраны, вышли к границе Эстонии. Там, 17 сентября 1944 года старший лейтенант Андрей Леонидович Коман, помощник начальника штаба 893-го стрелкового полка 196-й Гатчинской краснознамённой стрелковой дивизии, которому не было ещё и двадцати семи лет, в последний раз поднял в атаку бойцов и повёл их в разведку боем. Он погиб в том бою одним из первых. Случилось это всего за несколько месяцев до окончания войны[?]

Александр Павлович прервал свой рассказ и задумчиво посмотрел вдаль. На залитой солнцем площадке лимассольского парка играли дети, оживлённо что-то обсуждали их мамаши, а он видел в этот момент совсем иное, такое далёкое, но очень важное. Ведь если бы не его дядя Андрей, погибший молодым, и сотни тысяч таких, как он, простых людей, неизвестно, удалось бы отстоять страну, защитить её от фашистов. Но в то военное время мало кто думал о себе, все помыслы были о стране, её дальнейшей судьбе. Патриотами были практически все. Потому что понимали, что только сообща, объединив все силы многонационального государства, можно выстоять и добиться Победы. Одной на всех. И никто не придавал ни малейшего значения тому, кем по национальности был первый, освободивший с боями Варшаву, Будапешт или Прагу. Был ли это казах, белорус или украинец. Все делали общее дело, всех объединяло лишь одно чувство – стремление освободить родную землю. В те военные годы люди делились последним, жертвовали всем, чем могли, лишь бы победить.

Дядя Андрей погиб в Эстонии. Его прах покоится в братской могиле у посёлка Хелме вблизи эстонского города Валга, у границы с Латвией. Запомнился рассказ сына Александра Павловича, тоже Андрея. Два года назад он с женой и дядей – Михаилом Павловичем Калмыковым, родным братом Александра Павловича, отправился в Эстонию, чтобы разыскать могилу родственника-фронтовика. Взяли напрокат машину, письма однополчан с описанием места захоронения и поехали утром из Юрмалы в сторону городка Валга, о котором слышали от родственников, в разные годы бывавших на могиле. До Валги было около 150 км, дорога неплохая, и семья рассчитывала к полудню найти братскую могилу с обелиском. Но когда добрались до этого городка, на улицах не оказалось ни единого человека, у кого можно было бы спросить. Случайно встретили двух прохожих, но они ничего не знали ни про братскую могилу, ни про ожесточённые бои за Нарву в сентябре 1944-го.

И тут, рассказывает сын Александра Павловича, названный в честь дяди тоже Андреем, – "я буквально почувствовал присутствие дяди Андрея, ведь мы находились в тех самых местах, где он шагал по лесам в сентябре 1944-го. Сложно передать словами этот, буквально физический уровень незнакомых ощущений. Как будто он рядом и мы дышим с ним одним воздухом. Вдруг пришла какая-то уверенность, и я, прибавив скорость, понёсся в полной тишине вперёд. Лил дождь, но впереди справа я различил какой-то просвет и на обочине увидел нечто, похожее на стоянку. До сих пор не понимаю, почему я туда свернул и затормозил. Словно это дядя Андрей подсказывал мне путь.

А дальше странные вещи продолжались: я вышел из машины, и дождь мгновенно прекратился. Сделав пару шагов, прямо перед собой я обнаружил невидимый с дороги зелёный холм. Подняв голову, на высоте 2–3 метров я увидел выложенные в ряд гранитные плиты, красновато-коричневого цвета, с выбитыми на них именами. Неведомая сила буквально подбросила меня к этим плитам. И, хотя я знал, что на них нет имени дяди Андрея, тем не менее я стал внимательно перечитывать все имена павших солдат и офицеров. Я шёл по дуге слева направо и читал, читал, тщетно надеясь найти то, чего найти было нельзя. Я шёл от одной плите к другой и вглядывался в имена незнакомых мне людей. Ярко светило солнце, не было ни ветерка, ни тучки. Выше плит рос густой, высокий и почти непролазный, но ухоженный и подстриженный сверху кустарник. Я продолжал передвигаться от плиты к плите, они закончились, и в кустарнике оказался просвет. Опять какая-то неведомая сила подтолкнула меня к этому просвету, и я увидел ступеньки, ведущие вверх. Когда я ступил на первую ступеньку и перешагнул на вторую, то увидел верхушку со звездой с детства мне знакомого обелиска. Я не мог ошибиться: это был он, памятник погибшим солдатам на братской могиле десяти тысяч бойцов, молодых мужчин и совсем ещё юных парней. Здесь лежал наш дядя Андрей. Сомнений не было никаких. Мы с дядькой знали эту фотографию с детства. В глазах закипели слёзы, и меня охватило какое-то неизведанное ранее чувство, смесь боли, обиды, восторга. И в это время среди ясной, солнечной погоды хлынул ливень, смывая слёзы с глаз, а может, усиливая их. Не знаю. Я закричал во весь голос: «Здесь!", хотя хотел крикнуть «Я нашёл!» Но не посмел так крикнуть, потому что в тот момент, ещё неосознанно, но понимал – не я нашёл, а это дядя Андрей, сам привёл нас на это место. Погода тут же изменилась, ярко засияло солнце, и мы смогли спокойно побродить вокруг, постоянно как будто ощущая присутствие родного человека, погибшего 70 лет назад в этих эстонских лесах. Через какое-то время мы собрались уезжать, и тут же вновь стал накрапывать дождь – тёплый, летний, – как будто дядя Андрей грустил и не хотел расставаться. Мы решили съездить в ближайший городок и потом вновь вернуться к Обелиску.