Открой мне себя (СИ) - Головьева Светлана

Глава 17

Мия

― Если бы утро было человеком, я бы дала ему в морду, — вот с каких мыслей начинается моё утро. Надо поставить памятник человеку, который, наконец, выразил мои утренние страдания в такую шикарную фразу. Голова моя раскалывается, тело ломит, а о лице я и думать боюсь. Наверное, после вчерашних рыданий я похожа на жертву целого роя пчёл. Кое-как поднявшись с постели, я иду в ванную приводить себя в порядок, но останавливаюсь, услышав стук в дверь. Ещё слишком рано, за окном только-только рассветает. Кому там не спится в такой ранний час.

— Кто там? — спрашиваю я, голос звучит хрипло, и я прочищаю горло.

— Мия, нам надо поговорить, — раздаётся тихий шёпот из-за двери.

— Эван, мне кажется, нам нечего обсуждать, — я смотрю на часы, которые стоят на тумбочке, — ещё шесть утра, я сплю.

— Ты совсем не умеешь врать, я слышал, как ты ходила по комнате.

— А ты что, всю ночь сидел под моей дверью? — спрашиваю я, не зная как его прогнать. На мне только короткие шорты и маяка на тонких бретельках. Я совсем не хочу предстать перед ним в таком виде. Неизвестно, чем закончится такая встреча.

— Уходи, Эван, поговорим потом!

— Если ты не откроешь дверь, я её сломаю, и поверь, особого труда мне это не составит, — говорит Эван громко.

Если так будет продолжаться, он всех разбудит. Быстро накинув на себя кардиган, я кутаюсь в него и открываю дверь.

— Может, не надо так орать, все нормальные люди ещё спят, — громким шёпотом произношу я, закрывая за ним дверь. Он садится на кровать и без стеснения разглядывает мои голые ноги.

— Если бы ты сразу открыла эту чёртову дверь, я бы так не орал.

— Может, не будешь пялиться на мои ноги, а скажешь, наконец, зачем пришёл? — спрашиваю я, скрестив руки и жалея, что не надела штаны.

— Я хотел извиниться, — вполне искренне говорит он, глядя мне в глаза, — вчера я повёл себе не лучшим образом.

— Хочешь сказать, повёл себя, как говнюк, — поправляю я его.

— Ну, если тебе так будет лучше, то да, я повёл себя, как настоящий говнюк, — отвечает он, вставая с кровати и поглядывая на меня своими карими глазами, — довольна, или мне ещё надо себя облить грязью, чтобы заслужить твоё прощение?

— Думаю, этого будет достаточно, — говорю я, неотрывно смотря в его глаза. Он подходит всё ближе, а я стою на месте, не желая ему уступать. В комнате становится тесно, словно стены смещаются и жаждут поглотить нас.

— Ты сводишь меня с ума, ты же это знаешь, да? Должно быть, кайфуешь от того, что у меня башню сносит? — практически рычит Эван, уже вплотную приблизившись ко мне. Сердце моё громко стучит, но я стараюсь сохранять безмятежный вид и надеюсь лишь на то, что он не услышит и не узнает, как моё тело действует на его присутствие.

— О, ты и не представляешь, какое мне доставляет удовольствие бороться с твоим раздвоением личности, — говорю я.

— Это ты виновата, до тебя я всегда держал себя в руках, — шепчет он и, притянув меня к себе, целует в губы. В этом поцелуе нет ни капли нежности, лишь нескрываемый голод и всепоглощающая страсть. Он кусает мои губы, посасывает язык. Я же просто следую за ним, будто до этого я и не знала, как надо целоваться, отдавая всю себя без остатка и теряя весь окружающий мир. Я растворяюсь в этом моменте нашего единения. Только мы. Здесь и сейчас. Без препирательств, без скандалов. Я хватаюсь за его волосы и притягиваю ещё ближе. Эван подхватывает меня за попу и прижимает к стене. Теперь нас разделяют лишь слои одежды, и я отчётливо могу чувствовать его возбуждение, которое упирается прямо в меня. С остервенением он исследует своим языком мой рот, а рукой пробирается под майку. Я громко ахаю, но он закрывает мне рот своим поцелуем. Я уже не знаю, где нахожусь, и правильно ли мы вообще поступаем. Кажется, мозг отключился, и мои руки действуют сами по себе. Я расстёгиваю на нём рубашку. Хочется быстрее ощутить её кожу на своей. Эван осторожно укладывает меня на кровать, снимая с себя рубашку, а я снимаю кардиган, оставаясь только в нижнем белье. Он голодным взглядом оглядывает меня с ног до головы и нависает надо мной словно хищный зверь.

— Ты прекрасна, так невинна и прекрасна, — шепчет он, нежно спуская бретель майки. Моё простреленное плечо всё ещё болит. Под ключицей рана заклеена широким пластырем. И поэтому Эван действует осторожно, боясь причинить мне боль. От его прикосновения по коже бегут мурашки. Спустив бретели майки, он наклоняется к моей обнажённой груди и прикусывает сосок. Потом проводит языком по нему нарочито медленно и дует. Я откидываюсь на подушки, закрывая глаза от наслаждения. Эван поднимается выше, целует меня в шею, а потом накрывает губы. Теперь в этом поцелуе больше нежности, медлительности, наши языки словно танцуют медленный танец, я легонько прикусываю его губу, а он гладит моё тело и грудь. Оторвавшись от моих губ, он покрывает моё тело своими горячими поцелуями, немного покалывая щетиной мою кожу, от чего я ещё больше возбуждаюсь. Он плавно спускается вниз, даря мне наслаждение своими нежными прикосновениями. Мне же хочется большего, хочется наконец ощутить его в себе, чтобы нас не разделяли никакие преграды.

Эван спускается вниз, поглаживает внутреннюю сторону моего бедра, а языком проводит дорожку от моего пупка ещё ниже. Когда его язык достигает цели, я уже не могу сдержать громкий стон. Это невероятные ощущения и я готова от одного этого касания взорваться оргазмом. А когда он начинает посасывать мой клитор, я чуть не лишаюсь рассудка. Я хватаюсь руками за простыни, отчаянно нуждаясь в якоре. Кажется, что я в любой момент взорвусь мелкими осколками. Я выгибаюсь ему навстречу, стараясь приблизиться ближе. Эван подхватывает мою попу руками и языком делает что-то невероятное. Я мечусь из стороны в сторону, закусив губу, чтобы не закричать, я на грани. Но тут всё прекращается, и я открываю глаза. Эван выпрямляется и достаёт из кармана своих джинсов презерватив. Ну конечно, он-то ко всему всегда готов, самонадеянный наглец.

— Так ты не извиняться пришёл, а меня соблазнить, смотрю, ты даже подготовился, — возмущаюсь я.

— Я всегда осторожен в таких ситуациях, — невозмутимо произносит он.

— Уходи, — говорю я, прикрываясь простынёй, — уходи, я сказала.

— Кажется, минуту назад тебя всё устраивало, что тебя так переубедило?

— Я сказала, уходи, всё это было ошибкой, я не хочу становиться твоим трофеем. Ты пришёл извиниться, так и надо было сделать. Но у тебя, конечно же, был двойной повод сюда прийти, вон даже подготовился. А я как дура, сразу же растаяла перед тобой. Уходи, Эван, и забудем всё, что сейчас произошло.

— В одном я с тобой согласен, ты дура, — гневно бросает он и, схватив рубашку с пола, вылетает из моей спальни, громко хлопнув дверью.

Всё как всегда, и почему с ним я не могу держать себя в руках? Растеклась лужицей под ним, и правда дура. Нельзя было позволять себя целовать, надо сохранить хоть какие-то остатки собственного достоинства. Ни друзей, ни любовников из нас не получиться, мы просто незнакомцы пусть так и остаётся. Ещё немного потерпеть, и больше я его никогда не увижу.

Декстер

Я выхожу на улицу и закуриваю. Руки у меня трясутся, так и хочется кому-нибудь врезать. Она сведёт меня с ума. Да и я тоже хорош, надо было извиниться и свалить оттуда куда подальше, а лучше вообще не приходить к ней в спальню. Только увидев её стройные ноги, я сразу же возбудился. Хотелось лишь одного: наклонить её и одним разом войти и заполнить её своей плотью. С ней мои мозги напрочь отказывают, включается только похоть, вожделение и страсть.

Выкурив одну сигарету, я достаю другую.

— Хочешь скорей себя загнать в могилу? Всегда думала, что могу потерять брата в перестрелке, а оказывается, он сам себя убивает никотином, — звучит недовольный голос за спиной.