Правила эксплуатации, или Как не выйти замуж - Марина Орлова

— Да ты что? — выдохнула я пораженно. Водяница кивнула:

— Мой тебе совет, Дарина — уезжай и ты. Нечего тебе здесь делать. Ты хоть и дурная, но порядочная: наших никогда за зря не обижала и извести не пыталась, только договаривалась и обещания выполняла честь-почести, — скосила она взгляд на ведерко, которое мне, судя по всему, возвращать не собираются. — Дурным духом веет, и ничего хорошего из этого тебе не принесет, если останешься. Люди страдают, лесные и водные — тоже. А ты посередке, между нашими мирками. Смекаешь? Тебя не сможет не затронуть.

— Мне некуда ехать, — неожиданно для самой себя призналась я. — Не к кому бежать…

Водяница скорбно замолчала, а в ее блеклых, неживых глазах я уловила практически молчаливое прощание.

— Водяной оставил сторожить границы несколько русалок, — вдруг произнесла Водяница. — Они будут следить за здешними водами, чтобы в случае опасности вовремя предупредить, если станет худо… — произнесла она и многозначительно замолчала.

— Попросить тебя позвать? — попыталась я угадать концовку, не понимая, к чему жена Водяного ведет.

— Нет, конечно, дуреха! — сварливо прикрикнула Водяница, уперев свободную руку в крутой бок. — Утопись! — вполне серьезно посоветовали мне, отчего голос у меня пропал вместе с мыслями, кроме нецензурных. — Только прежде девах позови. Они не съедят, я им наказ дам, потому не бойся. В случае чего помогут притопить, если самой духу не хватит. А там твое тельце и к нам с малечком доставят…

— Зачем? — глупо моргнула я, все еще осознавая услышанное. У них из лучших побуждений предлагать мне утопиться семейное что ли??? Или девиз по жизни: «В любой непонятной ситуации — топись! Удобно и практично!»? Посеклись кончики на волосах? Топись. Никто не берет замуж? Топись. Неведомая хворь изводит? Топись. Нет настроения, впала в хандру? Топись! Универсальное средство! Шикарный план, надежный, как моя крыша!

— А как иначе ты водной станешь, балда? — задала она мне вопрос, на который я едва могла что-нибудь придумать. В основном цензурное. Потому потерянно пожала плечами. — Короче, некогда мне. Надумаешь — знаешь, что делать, там и свидимся. Только русалок предупреди.

— Подожди, ты сказала «водной»? — нахмурилась я, опомнившись.

— Ну да, — подтвердила Водяница, выразительно вздохнув на меня, как на убогую.

— Но Ммавки-навки — нежить, а не Водный народ, хоть и живут в воде. Русалками и берегинями только возрождаются, — боясь запутаться в мыслях, рассуждала я, пытаясь вспомнить все, что мне рассказывали подруги-берегини. Говорили они в целом мало и неохотно, как и любые духи. А водные — и подавно были схожи с речными обитателями — рыбами. То есть, были почти немыми. Русалки вообще разговаривать по-человечески не умели — только шипят и визжат. Берегини все больше напевают мелодии и песни на незнакомых людям языках. Со мной тоже жестами изъяснялись, хотя несколько фраз все же выговорить смогут.

Так вот, из той информации я знала, что Водяной, это как наш Леший — не единственный и не такой сильный, как тот же Лесовик, но все равно могущественный дух. Мавки-навки — нежить, перерожденная из смертных утопленников. Русалки и берегини — разновидность духов. А Водяница… я ведь не в первый раз задавалась вопросом — кто она? И до недавнего времени считала, что такой же дух, как Водяной.

Но после недавнего диалога с Водяном, я поняла, что роль Водяницы непостоянна. И мне даже предлагали занять ее место. Но смертные могут переродиться только в нежить! Духи появляются иначе! Они же духи, им человеческое тело ни к чему для перерождения.

— Да-да, и что? — поморщилась Водяница, пока в моей голове проносились суматошные мысли. — Все, бывай. Меня наверняка мой малёчек заждался, а я тут с тобой лясы точу.

— Последний вопрос! — крикнула я вдогонку, прежде чем она нырнула и окончательно скрылась: — Как ты из смертной стала водной бессмертной?

Но на последнем слове Водяница все же с легким всплеском, грациозно скрылась под водой, а я осталась одна на берегу без ответа и даже без вонючего ведерка, отчего печаль и обида, странным образом, возросла. Печально опустила плечи, и уже было развернулась, чтобы вернуться домой, как услышала короткий ответ:

— А я никогда смертной и не была! Прощай, дуреха, быть может, свидимся!

И вот уже после этого лишь шелест камыша и легкий плеск воды развевали тишину, что обрушилась на меня с новой информацией, которая не укладывалась в голове. Так кем же она была при жизни?!

— Ага, свидимся, — мрачно покивала я. — Не раньше, чем утоплюсь, — ворчливо добавила, вспомнив ее напутствие.

***

Вернувшись домой, я тоскливо осмотрела криво прилаженную калиту на воротах, которая самым необъяснимым способом все же закрывалась. Но привередничать не хотелось: свою функцию выполняет — и ладно. Вообще, живя одна на отшибе, где помощи можно дождаться, разве что, в виде предложения утопиться, на все начинаешь смотреть иначе, и каноны красоты как-то перекраиваются, становятся… упрощенными, а предпочтения отдаются практичности. Тоже, упрощенной. Учитывая, что Володька сам проявил инициативу, то вообще замечательно, а то, что местами гвозди торчат… ну, будем считать это дополнительным звонком и защитой от любителей бездумно ломиться к лесной ведунье. Ударив так разочек кулаком по выпирающим гвоздям, быть может, в следующий раз будут более аккуратными и вежливыми.

Так же взгляд зацепился за странное перекопанное место недалеко от ворот. Место даже имело какой-то художественный вид в виде ромба в два метра на полтора, примерно. Стараясь не думать, кто и для чего это делал, но нежно надеясь, что не в магических целях. Порадовалась только, что на могилу с пригорком не похоже, и успокоилась.

Липа следовала за мной, кажется, прямо от берега, но я привыкла, что кошка часто сопровождает меня, потому только придержала для нее калиту, чтобы та успела зайти во двор.

Посмотрела на копошащуюся свору кур, которые, не унимаясь, клевали зерно и часть очисток и вздохнула: сердобольный Володя ссыпал все в одну огромную кучу, а не распределил равномерно. Петя же, величественно выпячивая грудь, надменно наблюдал за процессом с уступа и деловито кудахтал. Вздохнула вновь, но только плечами пожала, философски отметив, что, по крайней мере, вечером думать о кормежке скотины не