Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вот оно.
МЕЧТА?!
Февраль. Воскресенье. Мороз и снежок.
На темных ресницах белеет пушок.
Румянит лицо и хватает за нос
Веселый, здоровый, бодрящий мороз…
Сегодня на сердце столь много «такого»,
Что я растерялась, по правде, немного.
Сегодня внезапно и вдруг поняла,
Что в жизни я место свое обрела.
Я с прежней идеей покончу отныне —
Призвания нет у меня к медицине.
Мне медиком быть – значит вовсе не жить,
А только безвестно и жалко служить.
Простите меня, вы, орлы медицины,
Что так говорю я о вашей святыне.
Но только мне счастья у вас не найти,
Я сердцем иду по другому пути.
Как радостен путь тот для смелых душой,
Как крут и коварен для робких порой,
Как можно легко поскользнуться и сдать
И как тяжело до вершины достать!
Каков бы он ни был – я там все же буду!
Пусть трудно, пусть горько – о всем позабуду.
Пойду. Поскользнусь. Упаду. Снова встану,
И так шаг за шагом вершины достану.
Дороги иной мне не нужно искать —
Я твердо решила, что буду писать…
Решила (О Боже!) писателем быть,
Решила искусству всю жизнь посвятить.
И лучше умру, но с пути не сойду!
Я знаю, я верю, что счастье найду.
Служенью народу, Отчизне моей
Я сердце отдам до конца своих дней.
Я знаю, что труден мой путь и суров.
Ну что же? Девиз мой отныне таков:
«Начать, не страшась неудач и беды,
Не трусить, бороться, искать и найти».
«Найду!» – говорю я без страха и твердо.
«Дойду!» – добавляю с улыбкой и гордо.
Прощай, медицина – И ЧТОБ ТЕБЕ ПУСТО!
Великое, славное, здравствуй, ИСКУССТВО!
21 февраля
Понедельник
Не заглядывала сюда неделю, а новостей, причем хороших и интересных, накопилось уйма. Первая и самая главная из них – взята Старая Русса! Советские войска, преследуя отступающих гитлеровцев, вступили на территорию Эстонии… О Господи, спасибо, спасибо тебе! Я знаю – ты меня слышишь, мои молитвы доходят до тебя. Итак, ура, ура, ура!!
Вторая новость та, что я все вчерашнее воскресенье провела у… Зои Евстигнеевой. Вот так, как говорится, – не думала, не гадала… Моя поездка к ней в общей сложности прошла замечательно, было много интересных встреч, но об этом следует по порядку.
Примерно с прошлой среды я стала серьезно подумывать о том, не съездить ли мне действительно в грядущее воскресенье к Зое. Сима поддержала меня: мол, в прошлый раз ты сунулась со своей просьбой об «аусвайсе» к Шмидту в неподходящий момент: как раз была горячка в работе, к тому же он находился не в настроении. Мол, попытайся еще раз. Как говорится: попытка не в убыток.
В субботу утром я изложила Шмидту свою просьбу. Он, как и следовало ожидать, кисло поморщился: «Что у вас, у русских, за склонности – то и дело разъезжать по гостям. Лишь бы не работать!»
Пришлось напомнить ему, что у своей подруги, куда прошу пропуск, я не была еще ни разу и что воскресенье – нерабочий день.
– А если ты сбежишь? – Он пристально смотрел на меня. – Впрочем, с этим «аусвайсом» далеко не уйдешь – он действует только в пределах района Мариенвердер… Не вздумай к тому же опоздать на вечерний поезд!
Шмидт, хмурясь, выдал мне пропуск. Вернувшись с работы, я быстренько вымылась в кухне (как же не хватает мне сейчас душа!), приготовила все для завтрашней поездки и побежала к Бангеру, чтобы заверить свой «аусвайс» (деревенский вахмайстер снова в госпитале, Бангер временно замещает его). И тут чуть-чуть было все не сорвалось. Подойдя к воротам, увидела в глубине двора запряженную парой лошадей бричку. Бангер, в лисьей шубе, в теплой папахе, подсаживал в нее свою грузную супружницу. Поправив край завернувшегося полога, влез следом сам, взял в руки поданные ему Лешкой Бовкуном поводья. Я стремглав бросилась к бричке.
– Господин Бангер!
Недоуменно обернувшись в мою сторону, он опустил вожжи.
– Чего тебе? Вас ист лос?
– Господин Бангер. Извините, пожалуйста. Мне бы… Завтра я должна поехать… Вот… Господин Шмидт дал пропуск. К моей подруге. Пожалуйста, заверьте мне его. Извините…
– Раньше не могла явиться? – пробурчал Бангер и, отогнув полу шубы, полез в карман пиджака за очками и за ручкой. – Давай сюда твой «аусвайс». – Поставив подпись, сказал, возвращая мне бумажку, с недовольными нотками в голосе: – Господин Шмидт слишком либеральничает с вами, «восточниками». Сейчас не время разъезжать вам по гостям. Чего ты там не видала, у своей подруги?
Я, конечно, не стала встревать в спор с фюрером деревенского гестапо, просто вежливо поблагодарила его:
– Огромное вам спасибо, господин Бангер.
Бангер с женой укатили, а я еще немножко постояла, поболтала с Лешкой Бовкуном. Тут вышли из дома Клава с Ниной и принялись усиленно звать меня к себе. Мол, хозяев не будет до завтрашнего вечера и все их хоромы в полном нашем распоряжении. Сейчас должны подойти ребята. Можно завести патефон, у Бангера есть неплохие пластинки.
«Ладно, на полчаса или, в крайнем случае, на часок можно, – разрешила я себе, направляясь за Клавой и Ниной в дом. – А потом вернусь в свою кладовку и немножко пообщаюсь с дневником. Но только совсем немножко! Завтра утром надо поспеть на самый ранний, первый поезд».
Мои запланированные «полчасика-час» растянулись, однако, на весь вечер (наш Мишка даже прибежал искать меня, а затем тоже остался со мной). Я не пожалела о потерянном времени, потому что оно, время, как раз и не оказалось потерянным бесследно. Бывают же в жизни человека такие часы – к сожалению, их очень немного, – когда и ты, и твои случайные собеседники вдруг раскрываются друг перед другом с самой лучшей своей стороны, и когда внезапно возникает обоюдное чувство симпатии, что ли, высшего взаимного доверия.
Мы семеро (Миша подошел позднее) – Клава, Нина, я, Лео, Бель,
