Необыкновенный охотник (Брем) - Юрий Дмитриев

Брем остановился на Испании — стране, мало исследованной зоологами. Конечно, большую роль сыграли и письма Рейнгольда, который после окончания медицинского факультета Иенского университета уехал работать в Мадрид.

И вот Испания. Узенькие, каменные, залитые расплавленным солнцем улочки, широкие площади, шумные, веселые, темпераментные испанцы, черноглазые красавицы испанки в ярких и пестрых нарядах, бешеный рев толпы в цирке, где на арене тореро пронзает шпагой очередного быка, черные сутаны монахов и гордые идальго — все осталось позади. Добродушный длинноухий ослик, осторожно ступая по каменистой тропинке, не торопясь продвигается все выше и выше, в горы Андалузии. Брем не задержался в Мадриде и, едва познакомившись с испанской столицей, вместе с братом отправился в глубь страны.

…Эрнст Кейль с нетерпением ждал возвращения Альфреда из Испании. Он уже привык к Брему, полюбил его и очень хотел поскорее увидеть его снова. Однако у Кейля был и практический интерес: он рассчитывал, что Брем напишет несколько увлекательных очерков о своей поездке.

Да, конечно, Брем мог бы написать интересные очерки — о Мадриде и Андалузии, о Каталонии и стране басков, о людях, которые как бы поют, когда говорят, и словно танцуют, когда ходят. Он мог бы написать о кровавой корриде, когда обезумевшая толпа с ревом и одинаковым восторгом принимает меткий удар тореро, поразившего быка, и стремительный бросок окровавленного животного, поднимающего на рога допустившего малейшую оплошность человека. Он мог бы написать и о неизвестных еще науке птицах, например об открытом им новом виде жаворонка, который Альфред в честь сестры назвал «галерида Текла», и о знакомых ему с детства, но по-настоящему поразивших его воображение лишь в Испании соловьях. Здесь их было столько, что Альфреду иногда казалось: вся Каталония — сплошной соловьиный сад. Не было дерева, не было, казалось, ни одного кустика, откуда бы не раздавалась соловьиная песня. Нередко Брему встречались кусты, на которых гнездилось до десяти пар соловьев. Брем мог бы написать и об опасностях, которые подстерегали его в Испании. И не только тогда, когда, пробираясь по узким тропинкам, он каждую секунду рисковал сорваться в пропасть, и не только тогда, когда ураганы и ливни заставали его в горах.

Однажды, возвращаясь вечером в лагерь, Альфред уже издали увидал: там что-то неблагополучно. Осторожно приблизившись, Альфред понял, в чем дело, — на лагерь напали бандиты, о которых давно предупреждали местные жители. Один из бандитов держал под прицелом спутников Альфреда, остальные — их было пять или шесть — хозяйничали в палатках.

Раздумывать было некогда — Альфред прицелился и выстрелил в того, который караулил участников экспедиции. Бандиты, схватив оружие, бросились к товарищу, но перед ними вырос высокий чернобородый человек с карабином в руке.

— Стоять неподвижно! — приказал он, слегка поводя стволом карабина, и каждому из бандитов казалось, что именно в него целится этот бородач.

— Сними шапку! — приказал Брем бандиту, стоящему ближе всех.

Тот недоуменно снял свою широкополую шляпу.

— А теперь подбрось ее вверх! Быстрее! — крикнул Альфред, увидав, что бандит недоуменно переминается с ноги на ногу.

Бандит подбросил шляпу, но она, описав небольшую дугу, шлепнулась в кусты.

— Не так. Сильнее и выше. Вот ты! — указал он карабином на другого бандита.

Тот сорвал с головы такую же мятую широкополую шляпу и изо всех сил швырнул ее вверх. Брем вскинул карабин и, почти не целясь, выстрелил в шляпу. Затем отбросил разряженный карабин и выхватил из-за пояса пистолеты.

— Вы видели, как я стрелял, — сказал он спокойно, — и каждый, кто… — в ту же секунду Брем вскинул пистолет и выстрелил в стоящего с краю бандита — тот незаметно пытался вытащить из-за пояса оружие. Бандит закричал и повалился на землю, хотя Альфред знал точно — пуля лишь скользнула по его руке.

— Итак, каждый, кто попытается сделать лишнее движение, станет моей мишенью…

Бандиты стояли, боясь пошевелиться. Альфред позвал брата и велел ему отобрать оружие у бандитов: торчавшие из-за пояса пистолеты, ножи, валявшиеся в стороне ружья. Рейнгольд быстро выполнил приказ брата.

— А теперь, — Брем снова держал в руках свой карабин, который Рейнгольд успел перезарядить, — марш отсюда! Но сначала заберите вот этого, — Альфред указал на лежащего в стороне бандита, которого он ранил первой пулей.

Рана была неопасной, и бандит, поддерживаемый товарищами, быстро скрылся в темноте. За ним последовали остальные.

Лишь когда шаги их затихли вдали, Альфред опустил карабин и вытер со лба пот.

Это было одно из многих приключений, о которых мог бы написать Брем для «Садовой беседки». И безусловно, читатели встретили бы подобные очерки с восторгом.

Но об этом Брем писать не будет.

Он напишет о другом.

Это произошло в Мадриде. Альфред любил бродить по мадридским базарам — они привлекали его своей красочностью, веселыми выкриками продавцов, самыми необычными и неожиданными товарами. Вот и в тот день он бродил по базару, переходя от лавочки к лавочке, разглядывая выставленные в них нехитрые, яркие украшения, которые так любили сельские модницы, кинжалы и старинные шпаги, которыми торговали оружейники, глиняную посуду и яркие дешевые ткани. В другой части рынка Брем с удовольствием рассматривал длинные ряды торговцев овощами и фруктами: яркие горы гранатов и винограда, огромные кучи какой-то зелени типа салата и огненно-красные стручки перца… И вдруг — Альфред даже не поверил глазам — целый ряд занимали продавцы битой птицы. Но какой! Нет, это была не охотничья дичь, не куропатки или перепелки, не гуси или утки. Это были мелкие птички. Целые груды ласточек и зябликов, жаворонков, славок, мухоловок, соловьев, тех самых соловьев, пение которых еще так недавно слушал завороженный Брем.

Он быстро подошел к торговцам. Заметив его интерес, один из продавцов весело крикнул:

— Покупайте, господин, совсем ведь дешево! — и он назвал действительно очень незначительную сумму.

Брем ничего не ответил. Он подошел почти вплотную к груде мертвых птичек и взял в руки одну из них. Это была береговая ласточка.

— Неужели дорого? — удивился торговец, поняв по-своему молчание Брема.

— Зачем это все? — тихо спросил Брем.

Торговец удивился еще больше.

— Как это зачем? Для еды!

Брем осторожно положил обратно ласточку. Она была такая легкая, что, казалось, состояла из одних перышек.

— Это — для еды?

— Конечно, мяса мало, зато птичек много. И добывать их ничего не стоит, — весело говорил торговец, — покупайте, господин, не скупитесь.