Товар из зоны отчуждения - Александр Афанасьев

Ближе к центру начали попадаться полицейские. В черной форме, похожей на американскую, на автомобилях «Тойота Приус», они почему-то стояли на одном месте и осматривались по сторонам. В нормальных странах полиция патрулирует, а не стоит на одном месте…

По очереди.

Для начала Керр хотел поменять валюту, но получилось наоборот. Увидев вывеску, он зашел в магазин – это был магазин бытовой электроники. Там был примитивный набор телевизоров, компьютеров и прочей бытовой электроники, также продавали смартфоны. Все – Китай, нонейм.

На входе объявление: «Шановни покупци, ми говоримо тильки державной мовой. Слава Украине!»

Выбрав продавца, на вид помоложе и посообразительнее, Керр подманил его пальцем и показал десятиевровую купюру.

– Мне надо купить аппаратуру. Для съемки. Поможешь?

– Сейчас, подождите…

Как оказалось, русским продавцы тоже владели…

Парень из магазина уволился на день, и вместе со своим новым проводником Керр отправился на городскую электричку – полупустую, грязную и замызганную. Они вышли на Караваевых Дачах, там, где, как оказалось, был радиорынок.

Радиорынок представлял собой большой и красивый, но неухоженный дизайнерский торговый центр, остекленный панелями из золотистого стекла и окруженный самопальными палатками. Часть были просто сделаны из чего попало, часть – что-то вроде больших гаражей, отделанных профнастилом, с вывесками. Конечно, как и на всех рынках Киева, тут продавали все, но основную специализацию рынок все же сохранил.

– Что надо купить? – спросил продавец из магазина, когда они подошли к рынку.

– Камеру. Желательно go-pro, приличного качества. Бинокль или подзорную трубу. И операторский дрон.

– Ого! Дрон найти трудно, и стоит он дорого.

– У меня есть деньги.

Это было ошибкой.

– Вон там Тимоха должен торговать. Он еще в АТО их поставлял…

Они начали проталкиваться к нужному месту. Проталкиваться не потому, что на рынке было много народа, а потому, что у некоторых палаток и торговых мест собирались люди, в основном в форме, и было невозможно пройти. Вообще, одна из черт этого города, которую Керр подметил, – неуважение к другим людям.

Они подошли к двухэтажному то ли гаражу, то ли торговому месту – второй этаж был то ли жилым, то ли мастерской, с окнами. Весь фасад был завешан понятными только специалистам объявлениями, самое простое было «Радиодетали берем все, дорого», а дальше – не более понятно, чем китайские иероглифы. За прилавком, на который были выложены камеры и оптические прицелы, сидел человек в камуфляже, наголо выбритый. Керр заметил, что там, в глубине лавки, в темноте на стене висит портрет Гитлера.

Похоже, что если есть эта самая коса – те украинские националисты. А если голова выбрита наголо – это фашисты.

Но это же звиздец полный!

– Зиг хайль.

– Зиг хайль.

Керру снова стало не по себе – в который раз за день. Это как в фильме про вампиров… С виду нормальный парень, может, даже гламурный. И вот он открывает… пасть, и там клыки. И он хочет пить вашу кровь. Вот парень, аккуратный, в форме сетевого магазина по продаже электроники, он помогает покупателю купить телевизор. И вот он же час спустя буднично приветствует товарища: «Зиг хайль!»

Как это понимать?

Что за страна находится у них под боком и под боком у всей Европы?

Зиг хайль…

– Надо дрон. Операторский. Есть?

– Ты знаешь, сколько они стоят? На фига тебе?

– Ему. Он платит. У него деньги есть.

– Да? Ну… наверху есть один. Заходите…

Керр уже все для себя решил. И, заходя, он сознательно сблизился с бритым неонацистом, чтобы провести прием рукопашного боя. Вырубил нациста ударом под подбородок, им же и прикрылся, рука нащупала за спиной бритого продавца пистолет. Он выхватил, мгновенно оценил – ПМ. Может, и без патрона в патроннике, но вряд ли. И направил его на другого неонациста, продавца из магазина электроники.

– Заходи. И опусти жалюзи…

Нацизм…

Его страна сражалась с нацизмом. Полк 22 САС, в котором он проходил практику, состоялся как полк специального назначения именно в годы Второй мировой – основатели полка колесили по североафриканским пустыням, уничтожив на аэродромах немцев и итальянцев столько же самолетов, сколько и в воздушных боях. Полк участвовал в высадке союзников в Европе, вел активные боевые действия во Франции вместе с партизанами – маки, а бельгийский спецназ – это тоже 22 САС, просто его пятый батальон, который по окончании войны перешел в подчинение бельгийского правительства. Нацизм был злом, но у Карла Керра были свои мысли относительно нацизма. Он считал, что нацизм вызван… трусостью. Да, именно так – трусостью. Нацисты выдумали теорию про недочеловека именно из-за трусости и неспособности честно конкурировать. Нацисты были трусами и убивали тоже из-за трусости[54].

Жалюзи опустились вниз, отсекая их от рынка. Горел свет – старая, желтая лампочка накаливания.

Керр сильно толкнул потерявшего сознание неонациста на продавца из магазина.

– Забирай своего приятеля и слушай меня, козел. Мне не нравится Адольф Гитлер. И еще больше мне не нравятся те, кто ему поклоняется. Но я родился там, где честная сделка превыше всего. Даже если на той стороне неонацист. Поэтому я действительно хочу купить то, что назвал. И заплатить за это. Но сделка будет проходить на моих условиях, просекаешь?

…

– Не слышу.

– Я понял.

– Отлично. И этот пистолет я тоже намерен купить.

Оружие на рынке продавали почти открыто – правда, в другом месте…

Они подошли к торговцу уже втроем – к ним присоединился и торговец, разбогатевший почти на десятку евро за то, что продал пистолет, камеру, операторский дрон и бинокль российского производства. Торговец принужденно улыбался, потому что пистолет был у Керра – заряженный и готовый к бою.

– Слава Украине, Мотыль.

– Героям слава.

– Что невеселый такой?

– Голова болит.

Керр насторожился – это могло быть условным сигналом, а могло и не быть.

– А с тобой кто?

– Побратимы. Им купить надо.

– Что купить?

– Снайперскую гвинтивку…

Разговор они продолжили уже в кафе, которое было при рынке и кормило как продавцов, так и покупателей, если те того желали. В кафе подавали немудреную и быструю еду – вареники, бутеры с колбасой, китайскую лапшичку и картофельное пюре, чай и кофе. Из супов – упомянутая лапшичка и борщ с подозрительного вкуса мясом. Ну и наливали, разумеется, из-под полы. Заказы принимала и разносила готовое толстая деваха в замызганном фартуке, привычно принимая дежурные приставания.

– Ну, Слава Украине, что ли? – объявил торговец оружием.

– Героям слава.

Ели, внимательно, исподтишка наблюдая друг за другом. Быстрые взгляды были похожи на бросок змеи или игру ножа в опытных руках.

Покончив со своей порцией вареников, продаван вытер рукавом вислые усы и в упор уставился на Керра.

– Якой мовой розмолвляти будем? – поинтересовался он.

– По-английски, если не возражаешь, – ответил Керр.

– Английский я не знаю. Державную мову знаешь?

– Тогда можем по-русски.

– Можем-то можем. Только вот тогда получается, какой ты нам побратим, если мовой не розмолвляешь?

Продаван перевел тяжелый взгляд на бритого:

– Ты кого привел, Кузьм?

– Того, у кого есть деньги, – ответил Керр.

– Я не с тобой разговариваю.

– А я с тобой разговариваю. Пока…

Керру за свою карьеру журналиста приходилось говорить с самыми разными людьми. И сейчас ему не потребовалось щелкать курком пистолета или делать другие подобные глупости – внимание он привлек и без этого.

– Пока – разговариваю, – подтвердил Керр.

Продаван смотрел на неизвестного человека напротив себя и видел того, с кем не стоит связываться.

– А ты кто, друг, – сказал он по-русски, – объявись.

– Я с Закарпатья. Это все, что тебе надо знать.

Продаван задумался. Он и сам был опасным человеком – бывшим снайпером из батальона «Айдар», участвовал в боях за Мариуполь и выжил, а там мало кто выжил. В «Айдаре» были люди всякие, начиная от лошков, начитавшихся Шевченко, и заканчивая матерыми уголовниками. И если ты хотел выжить, ты должен был моментально определять, кто опасен, а кто нет. Сидевший перед ним человек не был уголовником, ухватки не те. И тем не менее он был опасен.

А Закарпатье… да, такое вполне возможно. После того как разрушенный войной Донбасс превратился в преддверие ада на земле, славу украинской Сицилии уверенно перехватило Закарпатье. Закарпатье не остров, но, как и Сицилия, оно имело свою, во многом отличную от Украины историю, свой этнос и свой язык – закарпатскую гвару[55]. Закарпатье отделяли от Украины горы, дорог туда почти не было, железка не работала, а сами закарпатцы не считали себя украинцами. Никакие заводы там не работали, и никакого способа заработка, помимо отхожего промысла и контрабанды, там не было. За пределами Мукачево, областного центра, всякая власть, кроме власти мафии, отсутствовала, передвигаться по дорогам было очень небезопасно. В контрабанде участвовали все, от полицейских и таможенников и заканчивая любым прохожим, который за пару десятков тысяч гривен охотно поможет перетащить два тюка из разгружаемой машины через границу. Основным предметом контрабанды были сигареты – их на Западной Украине делали на множестве фабрик, под известными европейскими и американскими марками и отправляли в Европу, наличие высоких акцизов делало сигаретный бизнес не менее прибыльным, чем наркоторговля. Еще там торговали оружием, наркотиками, в последнее время ходили слухи, что некоторые словацкие оружейные фирмы работают преимущественно на черный рынок Украины через Закарпатье. Еще там были рабы – в основном те, кто пытался нелегально перебраться в Европу и попался. Тут с этим проблем нет, чужого засекают мгновенно. Наказание было простым: попался – отработай билет. Нелегалы год или два работали в основном у таможенников, но иногда и просто по селам. За кормежку ходили за скотиной, работали по дому, строили дома. Отработал – их переправляли на ту сторону границы, тут без обмана. Но сначала отработай. От Закарпатья отступился даже Правый сектор с его отработанными методами «принуждения к Украине». Украина далеко, за горами, даже до Львова по горным дорогам – как до Луны. Найдут – охнуть не успеешь. Мафиози делали миллиарды и с ними считались даже в Киеве. Отделяться, кстати, они не собирались – если отделишься от Украины, не будет таможенного заработка.