Арт-рынок в XXI веке. Пространство художественного эксперимента - Анна Арутюнова

Довольно быстро стало понятно, что покупатели готовы платить не только за качество (подчас и вовсе не за него), а за историю, которая окружает то или иное произведение искусства. Доказательства тому несложно найти в истории аукционных домов – в 1996 г. с оглушительным успехом (34,5 млн долл. против ожидаемых 4,6) на Sotheby’s были проданы личные вещи Жаклин Кеннеди – книги, предметы мебели, украшения, рисунки художников, с которыми дружила первая леди, ручки, скатерти и покрывала – словом, вовсе не примечательные по сути предметы. Однако тот факт, что ими пользовалась Кеннеди, превратил их в коллекционные редкости с особым статусом: ручка была продана за 4 тыс. долл., крошечный рисунок Жаклин Дюэм – за 18 тыс. долл. (при эстимейте всего в 500–700 долл.), два рисунка близкого друга семейства Кеннеди Уильяма Уолтона, оцененные в пределах тысячи долларов, «ушли» за 30 и 35 тыс. Дилеры и эксперты в один голос объясняли успех аукциона «фактором Кеннеди», который сыграл роль своего рода добавленной стоимости.

В полную силу потенциал этого фактора проявился в посткризисное время, когда рутинные торги современного искусства, живописи импрессионистов и модернистов и старых мастеров не приносили аукционным домам прежних прибылей. Так, в 2009 г., в момент наибольшего падения заработков, Christie’s объявил о сокращении 300 рабочих мест и в том же году провел одни из самых запоминающихся торгов – трехдневную распродажу произведений искусства из собрания модельера Ив Сен-Лорана и его спутника Пьера Берже. На фоне невыразительных итогов других аукционов этот принес больше 443 тыс. долл. На работы Мондриана, Матисса и Бранкузи были установлены ценовые рекорды, а самым впечатляющим итогом стали 28 млн долл. за кресло Dragon ирландского дизайнера начала XX в. Эйлин Грей. Эксперты аукционного дома оценили его всего в 2,6–3,8 млн долл. В 2011 г. в Christie’s снова сделали ставку на громкое имя владельца распродаваемых лотов и выставили на продажу украшения, произведения искусства и наряды Элизабет Тейлор, которые в общей сложности принесли аукционному дому почти 157 млн долл. Торги стали знаковыми, определив развитие рынка на ближайшие годы, – это был первый крупный аукцион, прошедший в режиме онлайн (все лоты были проданы, включая 26 лотов стоимостью выше миллиона).

И аукцион коллекции Ива Сен-Лорана, и торги, посвященные Элизабет Тейлор, все же нельзя назвать обычными – и не только из-за того, что построены они вокруг знаменитостей, не имеющих прямого отношения к искусству. Каталоги этих торгов были объединены только именем знаменитых владельцев, в то время как выставленные на продажу предметы относились к самым разным областям культуры и искусства, а иногда даже быта. Однако успех подобных мероприятий заставил маркетологов задуматься о том, как можно создавать пресловутый «фактор Кеннеди» с нуля, не апеллируя к «звездам» из мира моды и кино. Решение нашлось довольно быстро – и первым его предложил аукционный дом Phillips.

Традиционно расписание аукционов основано на чередовании разных художественных эпох. Периодизация нередко весьма условная, но позволяет собрать каталог таким образом, чтобы искусство более или менее одного времени оказывалось под одной тематической рубрикой. Такая тактика прекрасно действует до тех пор, пока речь не заходит о современном и даже актуальном искусстве, вышедшем на первые роли аукционного бизнеса. Преимущество современного искусства, за развитием которого можно наблюдать здесь и сейчас, превращается в головную боль для аукционов, которые не могут из финансовых соображений поместить в один каталог работы чрезвычайно успешных художников и совсем еще неизвестных. При этом именно современное искусство, как наиболее спекулятивный раздел рынка, сулит наибольшую прибыль, именно оно привлекает большинство новых покупателей, а значит, здесь должны быть сосредоточены маркетинговые силы аукционов. Неудивительно, что сразу после кризиса Phillips, чтобы нарушить монотонность расписания торгов, вводит тематические аукционы современного искусства. Для них придумываются простые названия, больше напоминающие ключевые слова. Так, в 2009 г. Phillips проводит торги «Музыка», «Латинская Америка», NOW (посвященный искусству XXI в.). А в 2010 г. придумывает совершенно новую для аукционной сферы тактику – кураторские торги.

«Меня всегда интересовала идея кураторского аукциона, работы для которого отбираются не по принципу их рыночной стоимости, а благодаря их художественному качеству, исторической важности, связи с другими работами. Теперь я хотел бы развить эту идею, собрав небольшую “коллекцию” из моих любимых произведений моих любимых авторов. Результат этих усилий – автопортрет, близкое к оригиналу изображение моей жизни как поклонника искусства, коллекционера и арт-консультанта» – такими словами описывал торги Carte Blance арт-дилер Филипп Сегало, которому Phillips поручил составить свои первые кураторские торги. Расчет был в том, что Сегало – известная в западном мире искусства фигура – привлечет своим авторитетом внимание коллекционеров, сумеет, благодаря своему авторскому взгляду, вдохнуть новую жизнь в рынок современного искусства, потерявший доверие покупателей после кризиса 2008 г. Перенесение акцента с самих работ на фигуру эксперта, собравшего их, должно было увеличить привлекательность лотов для покупателей – ведь теперь это был не просто очередной Уорхол, а Уорхол, специально отмеченный экспертом.

Впрочем, в Уорхоле – а вернее, в некоторой предсказуемости выбора – и крылась проблема. Сегало, действительно, представил немало интересных работ, однако обещанной новизны в торгах не оказалось. В числе авторов были хорошо известные по аукционной лихорадке докризисного времени – Такаси Мураками (его работы были проданы выше эстимейта), Субодх Гупта, чья картина «ушла» ниже предварительной оценки, Маурицио Каттелан с двумя скульптурами, проданными в пределах эстимейта, Жан-Мишель Баскиа (автопортрет 1982 г. тоже не вызвал особого энтузиазма у публики и «ушел» в пределах эстимейта за 4,5 млн долл.). Самым главным событием вечера, лишь усилившим впечатление о преувеличенных ожиданиях, стала продажа шелкографии Энди Уорхола «Мужчины в ее жизни». Работа, действительно, важная – одна из ранних шелкографий 1962 г., где за основу взяты газетные снимки Элизабет Тейлор. Однако для кураторского хода работа явно слишком коммерчески ангажированная. Приглашение стороннего эксперта, тематические торги, ставка на авторский выбор специалиста – все это свидетельствует о попытках аукционного дома создать «фактор Кеннеди», некий эксклюзивный повод, который выделит определенный аукцион на фоне более рутинных и регулярных торгов современного искусства.

Торги Carte Blanche должны были стать серийными, однако после 2010 г. Phillips так их и не повторил. Но идея авторского аукциона, собранного экспертом, не умерла – понадобилось четыре года, прежде чем кураторские торги рискнул провести Christie’s. В мае 2014 г. состоялся аукцион If I Live I’ll See You Tuesday (или «Если я буду жить, увидимся во вторник»); его подготовил специалист Christie’s по современному искусству Лоик Гузе. Соответствуя духу и букве кураторского века, о котором пишут исследователи и свидетели художественного процесса, Гузе в отличие от Сегало сделал ставку не на личные предпочтения, а на кураторскую идею. Она заключалась в том, чтобы связать обычно разрозненные произведения современного искусства не только хронологически, но и по смыслу; показать работы, в которых проявлялась бы мрачная сторона искусства последних 50 лет. И хотя большинство имен художников, представленных в каталоге, вновь не удивили новизной, многие лоты, действительно, отвечали поставленной Гузе цели. Аллюзии на смерть сквозили в давшей название аукциону картине-афоризме Ричарда Принса, в работе Энди Уорхола «Электрический стул», в экспрессионистской живописи Марка Гротьяна, в объекте с наручниками и ружьями Кэди Ноланд, в ранних картинах Дэмьена Хёрста, заполненных изображениями дохлых мух. Другая задача Гузе заключалась в том, чтобы дать простор произведениям, которые обычно не вписываются в жесткие коммерческие рамки вечерних (самых ответственных и прибыльных) аукционов современного искусства, работам художников, вышедших на авансцену в 80‑90‑е годы, но вытесненных на второй план поп-артом, лондонской школой во главе с Фрэнсисом Бэконом и абстрактными экспрессионистами.

Хотя Christie’s не обошелся без подстраховки – 13 из 35 работ были выставлены на торги с гарантией, что означает, что неизвестная третья сторона пообещала продавцу определенную сумму в независимости от того, каким будет исход торгов, аукцион оказался неожиданно успешным. Торги принесли почти 135 млн долл. (вместо ожидаемых 70) и 16 новых ценовых рекордов (в том числе на работы Мартина Киппенбергера, Ричарда Принса, Питера Дойга, Томаса Шютте). На поверку кураторский аукцион оказывается лишь способом красиво упаковать работы более или менее известных авторов. В этом инициатива Сегало не слишком отличается от задумки Гузе. Но, приняв во внимание тенденции последних пяти лет, Christie’s сделал правильный для себя вывод – и подтвердил многочисленные указания исследователей – о сближении мира искусства с миром шоу-бизнеса. Так, не последнюю роль в успехе аукциона сыграл сам Лоик Гузе, молодой харизматичный специалист, который одинаково часто становится героем сводок об арт-рынке и светских мероприятиях. Фактически сам эксперт постепенно превращается в звезду и самолично становится причиной возникновения «фактора Кеннеди». Специально к торгам был снят промо-ролик, больше похожий на видеоклип для MTV. В нем профессиональный скейтбордист Кристофер Мартин разъезжает на скейте по просторному хранилищу Christie’s, выделывая разные трюки; в те моменты, когда он проезжает очередной топ-лот предстоящих торгов, камера картинно замирает, видео замедляется, ловко продуманные мизансцены подчеркивают общий мрачноватый настрой, который стремился передать Гузе своей подборкой. Эффект усиливается благодаря использованию в видеоклипе музыки группы AWOLNATION, играющей электронный рок. Ролик, размещенный на сайте Christie’s и разошедшийся по социальным сетям, вызвал шквал критики у американских художественных обозревателей, но, судя по итогам аукциона, понравился более молодой и состоятельной аудитории, завлечь которую и рассчитывал аукционный дом.