Расплата за наивность - Галина Романова

Телефон-автомат был за углом. Быстро набрав окровавленными пальцами Надькин номер, Алка замерла в ожидании.

— Алло! Говорите, — сонный голос подруги вывел ее из оцепенения.

— Наденька… — не выдержав, она опять зарыдала, не в силах продолжить.

— Быстро и по пунктам! — скомандовала Надежда, заранее зная, что только так приведет Алку в чувство.

— Колю подстрелили! Били сначала, а потом… — всхлипывала и заикалась она. — Он весь в крови! Я не знаю, что делать!

— «Скорую» вызвала?

— Нет… Нельзя ему в больницу… Они опять придут и добьют его. Надюнчик, миленький, спаси его! Я знаю, ты можешь! Умоляю тебя! — Алка опять горько заплакала.

— Не реви, — подруга засопела в трубку, что было явным признаком приближающихся слез. — Ты где сейчас?

— У его дома.

— В общем, так! Никуда не уходи. Жди меня. Я приеду, — Надежда повесила трубку.

Последующие сорок минут были самыми длинными в жизни Алки. Она вздрагивала от шума каждой проезжающей машины. Когда та проходила мимо, она взбиралась на пятый этаж, подносила зеркальце к изуродованному лицу брата и, убедившись, что он все еще дышит, вновь шла на улицу. Если бы у нее впоследствии спросили, сколько раз совершила она такое восхождение за эти долгие минуты ожидания, вряд ли Алка ответила бы вразумительно.

Надькина старенькая «копейка» осторожно въехала во двор. Алка со всех ног бросилась к подруге и, вцепившись в нее двумя руками, потащила наверх.

Подруга осторожно осмотрела Кольку и, с состраданием глядя на замершую в изголовье зареванную подругу, обронила:

— Нести надо… Сможешь?

— Конечно! — она энергично закивала головой.

— Ну, Колюнь! Прости, если что не так! — с этими словами Надежда подхватила Кольку под мышки могучими руками. — Бери за ноги, живо! Да не стой ты столбом, твою мать…

Алка суетливо схватила брата за ноги, и они начали спускаться. Идти было тяжело, пот катился по их лицам градом, но ни одна не подумала остановиться и отдохнуть.

На улице, осторожно положив Кольку на землю, они обессиленно привалились к машине.

— Ладно, хорош курить, — прохрипела Надежда. — Надо устроить ему ложе в машине да сматываться отсюда.

Переднее сиденье она разложила быстро, настелила одеял, но когда они начали втаскивать туда Кольку, им пришлось попотеть.

— Надь! А вдруг он умрет? Чего мы его так ковыряем-то? — голос у Алки сорвался, и из глаз опять потекло.

— Если будешь стоять столбом и сопли лить, умрет непременно! — гаркнула Надежда на подругу. — Давай помогай мне, живо!!!

Наконец Кольку кое-как разместили. Надежда завела машину и тихонько тронулась со двора.

— Ой! Надь… постой! Я сейчас! — не глядя на ошалевшую подругу, Алка выскочила из машины и что есть силы помчалась к пустырю.

Вернулась она минут через пять с пакетом в руках.

— А это что за взрывное устройство?

— Дома увидим, — она устало пожала плечами. — Стасика одного оставила?

— Дура я, да? Соседка дежурит.

— Господи! Надюш, что бы я без тебя делала-то? Как ты думаешь, он выживет? — Алка озабоченно вглядывалась в лицо брата, вернее в то, что сейчас отдаленно напоминало его лицо.

— На все воля божья! Сердце потихоньку стучит. — Аккуратно объехав рытвину на дороге, она продолжила: — Одно ранение навылет. Со вторым хуже. К тому же, мне кажется, два ребра у него сломаны.

— А куда мы сейчас едем-то? — Алка озабоченно крутила головой во все стороны, заметив, что подруга проигнорировала поворот к своему поселку.

— Увидишь, — обронила Надька и больше не раскрывала рта всю дорогу.

Минут через двадцать они подъехали к одноэтажному зданию в каком-то населенном пункте. Большими буквами над входом значилось «Больница». Надька вышла из машины и скрылась за покосившимися дверями.

«Да! Тут спасут… Здесь наоборот угробят», — с тоской глядя на царившее запустение, думала она. Но выбирать не приходилось.

Вскоре появилась Надежда, но не одна, а со здоровенным мужиком, который вез каталку, и маленьким сухоньким старичком, семенившим рядом с этой крупной парой, как воробышек. Они аккуратно положили Кольку на каталку и скрылись в том же направлении. Алку, собравшуюся было рвануть за ними, подруга резко осадила:

— Здесь ждать будем!

— А чего ждать-то?

— Не знаю, — пряча глаза, она уселась в машину и устало опустила голову на руль. — Сейчас Иван Иванович его осмотрит, выйдет и все скажет.

Иван Иванович появился минут через пятнадцать и озабоченно засопел:

— Необходимо оперировать!

Надежда вцепилась в его сухонькую ручку:

— Я знаю, что вы сможете! Спасите его, Иван Иванович, миленький!

— Муж, что ли, твой? — он с уважением воззрился на нее. — Я не господь бог, милочка. Крови он много потерял. Одна надежда на сердце — оно у него крепкое. Вот так-то, девоньки…

Потоптавшись, он, пряча глаза, промолвил:

— Ты это… Надежда… Сама понимаешь, неприятности мне ни к чему… Я, конечно, помогу, сделаю все, что в моих силах. Потом не обессудь… Заберешь его отсюда. Лекарства и рекомендации я тебе дам. Заезжать буду. Но оставить его здесь не могу.

Он виновато развел руками и, все так же не глядя, удалился в свою цитадель.

Операция шла часа три. За это время подруги почти не разговаривали друг с другом, только время от времени поглядывали на часы и горестно вздыхали. Алка ненадолго задремала. Проснулась оттого, что Надежда, положив ее голову себе на грудь, гладила по волосам и тихонько плакала.

— Надь, ты чего? — хриплым спросонья голосом спросила Алка.

— Ничего, — она хлюпнула носом. — Натерпелась ты! На пять жизней хватит. Ты хоть ела что вчера?

— Не-а.

— Эх, наказать бы тебя. — Отстранив от себя и внимательно вглядываясь в ее лицо, Надежда строго молвила: — Никуда больше тебя не отпущу! Поняла?

Алка согласно закивала головой, но знала, что врет. Как бы не так! Если в этом пакете то, о чем она думает, то все только начинается! А за Кольку эти суки ей ответят сполна…

Иван Иванович появился вновь, когда стало светать. Его тщедушная фигурка появилась на пороге и медленно двинулась к машине.

Подруги замерли, боясь обронить хоть слово. Он постучал костлявым пальцем по стеклу и поманил их выйти.

— Жить будет! — Он устало потер глаза. — Сердце у него бычье! Да и все остальное, я скажу….

Иван Иванович захихикал, поглядывая на покрасневшую вдруг Надежду.

— Сейчас идемте со мной, научу капельницы ставить. Митрофаныч довезет его на «Скорой». Я к вечеру подъеду, когда стемнеет. Рисоваться каждый день тоже не след, сами понимаете…

Надежда согласно закивала и не заметила, как подруга ее вдруг стала заваливаться на бок — еле успели подхватить.

Очнулась Алка от того, что кто-то совал ей в нос вату с нашатырем и ворчал:

— Нервные все стали — спасу нет. Сидят на диетах-то, а потом в обморок падают.

Митрофаныч — а это был он, — увидев, что Алка открыла глаза, подхватил ее как ребенка под коленки и понес к машине «Скорой помощи». Колька уже был в машине. Грудь вся перепеленута бинтами. Трубки капельниц тянулись к обеим ключицам. Иван Иванович хлопотал рядом с ним, как наседка. Удобно устроившись у него в изголовье, молча указал Алке место рядом с собой:

— Садись. Учить буду! Надежде я все уже рассказал, она на своей машине поедет, дорогу показывать будет.

Доктор не смолкал во время езды, подробно описывая, каким должен быть уход. Алка внимательно слушала, время от времени переспрашивая.

Подъехав к дому, Надежда метнулась в дверь, приказав им знаками не выходить пока из машины. Через несколько минут она вышла с заспанной соседкой и, обхватив ту за плечи, повела провожать.

На устройство Николая в Надькиной спальне ушло еще добрых полчаса. Когда все было закончено, Алка буквально валилась с ног, поэтому вполуха слушала, о чем беседовала подруга с Иваном Ивановичем.

А прислушаться-то надо было, ох как надо!..

Последующие дни проходили в бесконечных хлопотах. Подруги меняли друг друга у постели раненого, попутно занимаясь воспитанием Стасика и поддержанием порядка в доме. Вернее, последним все больше занималась хозяйка дома, потому как Алка почти все время после дежурства спала. Сначала она считала это нормальным, объясняя сильным нервным перенапряжением, но потом стала замечать за подругой странные вещи…

Однажды, после перевязки, Алка влетела в кухню и только раскрыла рот, чтоб спросить про мазь для Колькиных синяков, как заметила, что Надежда, отколов какую-то ампулу, вылила ее содержимое в тарелку, из которой обычно Алка ела. Был у нее такой бзик: любимая ложка, тарелка и т. д. Затем сразу же бухнула туда половник борща. Повернулась и уставилась на Алку заискивающим взглядом:

— Тебе чего, Ал? Перевязку сделала? Как он?