Гибель Марса - Михаил Белозеров

  Наконец я увидел действие бластера БК. Как только боевая машина доползла то того места, где в реку спускалась широкая лестница и где друг на друга смотрели сфинксы - жалкие копии из ржавого марсианского гранита, тонкий белый луч пронзил нападающих. Одновременно раздался такой свистящий звук: "Буф-ф-ф...", словно лопнул автомобильный скат. Первый взрыв, конечно, не шел ни в какой сравнение с катастрофой над городом, но часть набережной и фасада Эрмитажа там, где был вход, превратились в груду камней. А от атакующих вообще ничего не осталось. В боевой машине начали взрываться боеприпасы. Периодически она окутывалась дымом, и во все стороны летели огненные осколки и сыпались искры. Когда рассеялся дым и осела пыль, мы увидели только горящий остов боевой машины и крохотные чадящие кучки того, что было людьми.

   Некоторое время мы оторопело молчали. Первым опомнился врач.

  -- Значит, не все так плохо, значит, есть кому навести порядок... -- заключил он, как ни в чем ни бывало поднимаясь и отряхивая брюки и пиджак, на которых проступали пятна от всех тех напитков, которые находились в буфете.

  -- Ага... -- сказал я с иронией, думая о том, что у каменов не все ладится, раз они подвергаются обстрелу.

  -- Не захватили они власть, -- радостно заключил пожарник. - Не смогли!

  -- Какая нам разница, -- сказал я, обнаруживая на буфетной полке уцелевшую бутылку коньяка. Кажется, это был марсианский "арарат". -- Будете? - спросил я у врача.

  -- Буду, -- кивнул он.

  -- Что значит, какая разница?! - гневно спросил пожарник.

  -- А то значит, -- я спокойно посмотрел на него, -- что нас убьют прежде, чем мы узнаем истинную картину.

  -- И то правда... -- неожиданно согласился врач.

  Он понимал меня лучше, чем пожарник, но пожарник был не так прост, как казалось. Я не мог сразу понять.

  В этот момент дверь буфетной со скрипом распахнулась и черномазый камен с русской фамилией Соломатин сказал:

  -- Старик, выходи!

  -- Налейте мне напоследок... -- попросил врач и, выпив, сказал: -- Надеюсь, еще увидимся.

  Мы остались вдвоем с пожарником. Он спешил напиться.

  -- Если придет один, я брошусь на него...

  -- Тогда не следует пить, -- сказал я с иронией.

  -- Я его голыми руками задушу...

  Он пил коньяк странным способом: вначале полоскал рот, потом процеживал сквозь зубы, только потом делал медленный глоток. Эта его странная манера привела к естественным результатам. Он стал засыпать. Хорошо хоть не полез драться. Несколько раз он вздрагивал, как лошадь, и таращил глаза. Последнее, что я от него услышал, была фраза:

  -- Вы специально меня напоили...

  Он упал лицом на прострелянную стойку и захрапел.

  И тут пришли за мной.

  -- Выходи...

  Соломатин повел меня на корму, где за кухней размещался большой зал и где у нас с Россом всегда был заказан столик с видом на Петропавловскую крепость. Знакомый сержант распорядился:

  -- Садитесь. У нас к вам дело.

  -- А где доктор? - спросил я, оглядываясь.

  Окна со стороны набережной были заложены мешками с песком. Все, что осталось целым: столы и стулья, было свалено у противоположной стены.

  -- Раненых осматривает, -- пояснил камен.

  Из кухни доносились мужские и женские голоса. Там гуляли.

  -- Да тише вы! - крикнул сержант.

  Камен выглянул и закрыл дверь.

  -- Кто устроил заварушку? - спросил я.

  -- Не знаю, -- пожал плечами сержант. - Мое дело маленькое.

  -- А этот взрыв? - допытывался я.

  Он развел руками.

  -- Понятно... -- вздохнул я.

  -- Мы передали ваши данные в штаб. С вами хотят встретиться.

  -- Кто? - удивился я.

  -- Представитель союзников. У него все выясните. Сейчас они прилетят. Хотите выпить?

  -- Водки и что-нибудь поесть.

  Он показал на стол. Я сел, выпил полстакана водки и съел несколько консервированных сардин в масле. Алкоголь не действовал. Он был неэффективен, как вода. Это была реакция после нескольких лет воздержания.

  -- Должен принести свои извинения, -- сказал сержант, -- я не знал, что вы большая шишка.

  -- Шишка... -- важно согласился я, макая хлеб в масло и цепляя вилкой сардину.

  -- Хорошо, нас специально инструктировали насчет союзников.

  -- Какая у вас задача? - спросил я, наливая себе еще водки и чувствуя, как ко мне возвращаются силы.

  -- Мы всего лишь одна из пятисот групп. Отвечаем за это район.

  -- А что будет с людьми в трюме?

  -- Еще раз проверим и после всей заварушки выпустим.

  Врет, понял я. Люди им без надобности. Иллюзия порядка. Отговорка для прессы.

  -- А политическая задача?

  -- Ну это очень просто - захват власти и ее удержание.

  Опять врет, подумал я. Продадите со зла планету все тем же астросам или их врагам. Должны же существовать у астросов враги?!

  -- А астросы?

  -- Астросы еще себя никак не проявили, -- поморщившись, сказал сержант. - С минуты на минуту ждем, когда они нас поддержат. Вот я как раз и хотел у вас узнать.

  -- Документы и телефон вернете, - попросил я, игнорируя его вопрос.

  -- Ах, да!.. - воскликнул сержант. - Соломатин!

  Соломатин куда-то сбегал и принес мои вещи. Я едва не поблагодарил его, но взглянув на его черную морду, чуть не поперхнулся - все-таки на Марсе негров было мало, и я к ним не привык, хотя сам когда-то, точнее на Земле, был черным, но мой великолепный загар пропал через пару месяцев после того, как я вернулся на Марс.

  -- Денег было больше, -- сказал я, показывая сержанту портмоне.

  -- Ну извините!.. - развел он руками, давая понять, что воровство соответствует политическому моменту.

  -- А зачем вам пожарник? - спросил я, включая телефон.

  На мониторе высветилось сразу десяток сообщений. Два от Катажины, три от Полины, остальные от Лехи и одно от... Луки. Его наглая физиономия возникла на экране, как напоминание о бренности мира. Странно, что за два года Лука совершенно не изменился, словно мы расстались вчера. Ало-красная "карапуза" была надвинута на брови, а тараканьи усы грозно шевелились. У меня даже возникло ощущение, что он жив - настолько Лука был реален. Но я-то знал, что это всего лишь следствие электроники. Даже голос теперь принадлежал не Луке, а синтезатору.

  Оказывается, о пожарнике забыли, хотя камены и отнеслись к нему с подозрением и явно хотели расстрелять вместе со всеми.

  -- Хороший парень, -- подсказал я, открывая письмо Луки.

  -- Ладно, -- согласился сержант. -- Приведи его сюда, -- приказал он Соломатину.

  Лука просил о встрече в двенадцать. Но отправил сообщение в половине двенадцать, то есть минут за тридцать до своей смерти. Я не мог точно сказать, во сколько рухнула высотка. Выходит, Лука послал сообщение из соседнего помещения в редакции, когда я беседовал с Юрой Дронским. В этот момент я, конечно, телефон выключил. И совершенно не помнил, было ли сообщение от Луки, когда я просматривал новости, находясь в угловом доме на Солянке. Кажется, я тогда даже не посмотрел письма. Непростительная небрежность. Впрочем, почему небрежность? Я обознался. Лука мертв. Это совершенно очевидно. Но почему я тогда злюсь на самого себя?! Лука мертв! Точка! Но даже если он мертв, его причастность к катастрофе становилась для меня все более очевидной. Ведь до сегодняшнего дня о Луке вообще не было ни слуха ни духа.

  В этот момент началась пальба. И очень серьезная. Сержант схватил свой бластер БК и побежал стрелять. "Буф-ф-ф...", потом еще раз: "Буф-ф-ф... и еще раз: "Буф-ф-ф..." работал бластер. Он работал так, потому что после каждого выстрела следовала секундная задержка, в течение которой бластер БК перезаряжался с таким звуком, словно в гигантскую воронку засасывалась вода. Соломатин и еще двое черномазых каменов строчили из своих пулеметов. На пол градом сыпались гильзы.

  С бутылкой в руках я пополз в самый дальний угол, где по моим расчетам можно было спокойно допить водку. Я не желал участвовать в войне. Мне претила она еще на Земле. Я видел, как умирали мои друзья, и мне не хотелось повторять все заново. Не проходило дня, чтобы я не вспомнил Мирона Павличко. Иногда я сожалел, что выстрелил ему в голову, иногда нет. Иногда я думал, что лучше бы он остался черным ангелом -- был бы своим среди врагов, но это не меняло сути дела - в войну я больше не хотел играть ни при каких обстоятельствах.

  На этот раз федералы взялись за дело основательно. Ресторан несколько раз основательно тряхнула. Мне показалось, что корму стало разворачивать по течению.

  Не успел я доползти до намеченного убежища, как раздался такой звук, словно кто-то что есть мочи рванул на груди рубашку, только так громко, что заложило уши. Я почувствовал, что меня приподнимает, а потом вминает в груду стульев и столов. Это длилось целую вечность. Головой я разбил пару столов и три стула. Сломал бы больше, но уперся в ступеньку подиума, которую только слегка погнул. Когда же взглянул вверх, то обнаружил, что крышу сорвало и что она стоит дыбом, покачиваясь, как крышка унитаза. Я вжался в пол. Если бы крыша упала внутрь, она бы раздавила меня, как таракана. В следующее мгновение она с грохотом рухнула в Неву-Москву-реку. Стрельба, достигшая кульминации, вдруг прекратилась. Я услышал, как о борт плещутся волны. Потом раздался знакомый звук, и в поле моего зрения вплыл желтый "гирвас". С одной стороны на меня глядел юмон Сорок пятый, с другой - мордатый комиссар Ё-моё. Оба, как близнецы, и оба скалились. С чего бы? У нас было шапочное знакомство. Мы даже не пили вместе. Комиссар крикнул: