По следу Сезанна - Питер Мейл

Зазвонил телефон, и Андре схватил трубку, уверенный, что это Люси с ее обычными предотъездными наставлениями по поводу денег, билетов, паспорта и чистых носков, и потому очень удивился, услышав неторопливый, отчетливый голос:

— Милый юноша, это Сайрес. Надеюсь, я не помешал вам. Я понимаю, что вы скорее всего заняты вечером, но, может, у вас найдется время встретиться и выпить со мной? Я тут кое-что разузнал. Думаю, вам будет интересно.

— Спасибо, Сайрес, это очень мило с вашей стороны. — Андре бросил взгляд на свалку на полу. — По правде говоря, у меня было назначено свидание с комнатой, полной мусора, но я его только что отменил. Где встретимся?

— Вы знаете «Гарвардский клуб»? Сорок четвертая, между Пятой и Шестой, дом номер двадцать семь. Спокойное местечко, и там хотя бы видишь, с кем разговариваешь. Для полутемных баров я, по-видимому, уже слишком стар. Встретимся в половине седьмого? Да, и боюсь, вам придется надеть галстук. Там любят галстуки.

— До встречи.

Андре потребовалось несколько минут, чтобы отыскать скатанный в комок галстук в кармане одного из пиджаков. Галстучная тирания нередко доставляла неудобства и раздражала его. Особенно памятен был эпизод, случившийся в безумно дорогом и претенциозном отеле в Далласе. Проснимав весь день интерьеры техасского палаццо, Андре к вечеру вернулся в отель, переоделся в свой лучший блейзер и, трезвый и приличный, спустился в бар, куда его отказались впустить на том основании, что снежно-белая грудь сорочки не была ничем украшена. Только после того как Андре нацепил дежурный галстук, предложенный ему администрацией — ядовитой расцветки и покрытый подозрительными пятнами, — ему разрешили зайти в бар, где он обнаружил двух чрезмерно оживленных мужчин с повязанными на шеи шнурками и женщину, одетую практически в одни драгоценности. Для довершения картины на голове у одного из мужчин красовалась ковбойская шляпа, что во всем остальном цивилизованном мире было бы сочтено вопиющим нарушением приличий. С тех пор Андре везде возил с собой многоцелевой, черный вязаный галстук, не мнущийся, не боящийся пятен и пригодный даже для похорон. Он тщательно завязал узел и отправился в знаменитый клуб гарвардских выпускников, предвкушая встречу с воротилами биржевого рынка и звездами юриспруденции.

Сайреса Пайна он нашел в коридоре сразу за вестибюлем, где тот внимательно изучал доску с объявлениями.

— Надеюсь, тут не вывешено запрещение впускать в клуб фотографов? — подходя, спросил Андре.

Пайн улыбнулся ему:

— Я надеялся найти что-нибудь вроде того, что двоих членов клуба исключили за попытку завлечь юную леди в турецкую парную. Да, были когда-то времена, — вздохнул он. — Увы, все в прошлом. Теперь тут вешают объявления о том, что организуются специальные ланчи для изучающих японский язык. Как дела, милый юноша? — Он взял Андре под руку и кивнул в конец коридора. — Бар там.

Бар в «Гарвардском клубе» напоминал о тех золотых временах, когда вместо цветочных горшков в воздухе висел табачный дым и никакие музыкальные автоматы и спортивные комментаторы не мешали спокойной беседе. Правда, тут имелись два телевизора — недавно установленные, к большому неудовольствию Пайна, — но в этот вечер их, к счастью, не включали. Кроме Пайна и Андре в баре было всего двое посетителей: один, углубившись в свои мысли, сидел у стойки, другой читал газету за столиком. Словом, ничто не мешало человеку спокойно и с удовольствием вылить.

Они устроились в углу, подальше от члена клуба, нарушающего блаженную тишину шорохом «Уолл-стрит джорнал». Пайн неторопливо отхлебнул свой скотч, кивком выразил одобрение и уселся на высокий барный стул. Андре наслаждался безмолвием. Стук, с которым бармен вернул на полку бутылку скотча, показался оглушительным грохотом.

— У меня такое чувство, — пожаловался он, — что здесь надо разговаривать шепотом или писать друг другу записки.

— Бог мой, ничего подобного, — возразил Пайн. — Здесь, можно сказать, очень оживленно по сравнению с тем местом, куда я иногда заглядываю в Лондоне. Знаете, один из этих действительно старых клубов. Еще Дизраэли числился членом, а может, и числится до сих пор. Вот я расскажу вам одну правдивую историю. — Он наклонился к Андре, и его глаза озорно блеснули. — Там в читальне действует очень строгое требование абсолютной тишины, а в двух креслах у камина два старейших члена клуба обычно предаются послеобеденным размышлениям. Так вот, как-то старый Каррутерс входит в читальню и видит, что еще более старый Смит уже сидит в своем кресле и как обычно спит, прикрывшись «Файнэншл таймс». Каррутерс устраивается в соседнем кресле, читает, дремлет, а потом уходит из читальни, чтобы выпить традиционный стаканчик джина. Через пару часов он опять заглядывает туда — история не сообщает нам зачем: возможно, забыл в кресле свою вставную челюсть — и видит, что Смит спит точно в той же позе. Странно, думает Каррутерс и трогает его за плечо. Никакой реакции. Он трясет Смита. Снова ничего. Наконец он снимает с лица у того газету, видит остекленевшие глаза и открытый рот и приходит к единственному выводу. «Бог мой! — восклицает он. Один из членов клуба умер! Позовите доктора!» И из дальнего угла комнаты до него доносится голос еще одного члена, дремлющего там в темноте: «Тише там, вы, болтун!»

Андре смеялся, а Пайн с удовольствием смотрел на него, кивая.

— Видите? По сравнению с тем, тут просто мюзик-холл. — Он отхлебнул виски и промокнул губы. — Теперь поговорим о деле. Скажите мне, когда вы в последний раз видели этого Денуайе, у вас не сложилось впечатление, что он собирается продавать своего Сезанна? Может, слеза в глазу, когда он смотрел на фотографию? Какое-нибудь невольно вырвавшееся замечание? Или звонок в «Сотбис»? Что-нибудь в этом роде?

Андре попытался припомнить вечер, принесший ему такое разочарование.

— Нет. Я уже говорил вам, мне показалось странным только то, что он нисколько не удивился. А если и удивился, то хорошо это скрыл.

— А он вообще скрытный человек? — Мохнатые брови приподнялись и тут же опустились. — Не хочу сказать ничего плохого о французах, но они, как известно, не делают тайны из своих чувств. Импульсивная нация. Любят драматические эффекты. Непроницаемыми их никак не назовешь. И это часть их обаяния.

— Скорее сдержанный, — задумчиво ответил Андре. — Думаю, так будет вернее. Возможно, дело в том, что я для него незнакомец, но мне все время казалось, что он пару секунд думает, перед тем как ответить или что-то сказать. Сначала думает — потом говорит.

— Боже, ну и оригинал, — покачал головой Пайн. — Что стало бы с миром, если бы все были такими? К счастью, в нашем бизнесе так редко кто поступает. — Он посмотрел на бармена и покрутил над стаканом пальцем, намекая на следующую порцию скотча. — Сегодня днем я позвонил некоторым людям и был с ними не совсем правдив, должен признаться. Сказал, что действую по поручению крупного коллекционера — имя, естественно, не называлось, чтобы не потерять комиссионные, — который хочет купить Сезанна. Клиент солидный и абсолютно порядочный, деньги может перевести в любую точку мира — словом, все обычные заверения. Спасибо, Том. — Пайн отхлебнул еще виски. — И вот сейчас начнется интересное. Обычно, когда забрасываешь в воду подобного червячка, клевать начинает далеко не сразу. Но только не на этот раз.

Пайн замолчал и пару минут проницательно смотрел на Андре. Похоже, результаты осмотра его удовлетворили.

— Буду с вами откровенен, — продолжал он. — Если тут намечается серьезная сделка, я хочу в ней поучаствовать. Я, знаете ли, не становлюсь моложе, и такие шансы выпадают не каждый день. А поскольку первые сведения я получил от вас, значит, и вам по чести и совести полагается доля.

За этим последовала еще одна пауза, во время которой оба мужчины внимательно изучали друг друга. Андре еще не понимал, что ответить, и, чтобы выиграть время, взялся за бокал. До этого мысль о деньгах не приходила ему в голову — он лишь пытался удовлетворить свое любопытство.

— А вы думаете, эта реально? Сделка, я имею в виду.

— Кто знает? Во всяком случае, я могу завтра же найти как минимум трех покупателей на картину, если она продается и если Денуайе поручит это мне.

— А вы думаете, она продается?

Пайн рассмеялся и тут же заслужил суровый взгляд задумчивого члена клуба.

— Вы увиливаете от ответа, милый юноша. Нам придется проделать кое-какую домашнюю работу, чтобы это выяснить.

— Нам?

— А почему бы нет? Я знаю эту кухню, вы знаете Денуайе. У меня сложилось впечатление, что вы вполне приличный молодой человек, а я и вовсе образец порядочности, хоть и сам об этом говорю. И две головы всегда лучше, чем одна. Так что у нас имеются вполне веские основания для сотрудничества. Давайте я закажу вам еще вина. — Он повторил свой жест пальцем, не сводя глаз с Андре. — Ну так что? Согласны? Может получиться довольно интересно.