Орден Желтого Дятла - Монтейру Лобату

Примирение состоялось немедленно, причем Эмилия ухитрилась тут же выпросить у тетушки Настасии ее любимую булавку — синюю с голубкой. У тетушки Настасии было три таких, с голубками: одна синяя, другая зеленая, а третья какая-то пестренькая. Эмилия уже давно мечтала о такой булавке, ну так сильно мечтала, как только может мечтать кукла, — очень уж ей эти голубки нравились, такие нежные, милые!.. 

Глава 5.

Жоан представь себе.

После перемирия тетушка Настасия заперлась в кухне, чтоб спокойно и не торопясь вырезать брата Буратино. Примерно через час она появилась на веранде со своим шедевром.

— Готово! Не так чтоб больно хорош, но, по-моему, видный! — сказала она, явно любуясь произведением своего искусства.

Послышалось общее разочарованное «ах!» Нет, просто невозможно было вообразить себе что-нибудь более уродливое, чем этот несчастный деревянный человечек: руки росли у него прямо откуда-то из середины туловища; ноги как-то не стояли и разъезжались в разные стороны; нос изображался спичкой, а голова — о! — голова была похожа на помятый плод кажу и была приделана к туловищу кривым гвоздем, который еще к тому ж вылезал из спины — обязательно наколешься!

Педриньо расстроился:

— Какой ужас, тетушка Настасия! Да ты какого-то уродца сделала! Позор для нашей семьи!

— А дерево сильно стонало, когда ты делала человечка? — спросила Носишка.

— А и вовсе молчало… — сказала тетушка Настасия огорченно.

— Ничего не понимаю! — разволновался Педриньо. — То есть бревно так стонало, когда я его рубил, а этот кусок дерева молчит как мертвый! Здесь что-то кроется.

Граф, читавший свою «Алгебру» в уголке, услышав такие слова, замигал и вмешался в разговор, высказав следующую научную точку зрения:

— Я держусь того мнения, что, для того чтобы брат Буратино ожил и получил дар речи, надо на него дуть. В древних сказаниях индейцев Бразилии часто встречается такой мотив: когда подуешь на мертвое тело, то оно оживает. Я держусь того мнения, что…

— Я тоже держусь… — подхватила Эмилия, которая в эту минуту вошла, — по-моему, если сильней подуть, то Жоан Представь Себе обязательно оживет.

Все повернулись к ней в страшном изумлении:

— Что это за такой Жоан Представь Себе? Что ты еще выдумала, Эмилия?

— Жоан Представь Себе — самое лучшее имя для брата Буратино, — уверенно отвечала кукла.

— Почему?

— Жоан — потому, что так у нас в Бразилии зовут многих мальчиков. А Представь Себе — потому, что все уж тут придется себе представлять… Представь себе, что он совсем не урод. Представь себе, что у него на спине нету гвоздя. Представь себе…

— Довольно, Эмилия. Имя очень подходит, — сказала Носишка, искоса глядя на брата Буратино, — ты права. Лучшего имени и не придумать.

Все нашли, что так оно и есть и что Эмилия — лучшая «выдумщица имен» во всем мире.

— В таком случае… — начала Эмилия.

— Я знаю, — прервала Носишка: — ты хочешь, чтоб тетушка Настасия сразу же дала тебе булавку, которую ты у нее выпросила.

Старая негритянка сокрушенно вздохнула и вытащила булавку из своего передника:

— Бери, разбойница… И до чего ж ты разбойница стала, страсть! Когда-нибудь попросишь очки и зубы донны Бенты, господи, помилуй нас!..

Эмилия захлопала в ладоши и побежала показать булавку своей любимице — бесхвостой лошадке. Впрочем, лошадка теперь только так называлась «бесхвостая», а вообще-то у нее уже был шикарный хвост из петушьих перьев… Эмилия очень ее любила и целый день с ней играла в прятки, в лошадки, в пятнашки… И все-таки на сердце у Эмилии было неспокойно: она боялась, что обман в конце концов раскроется и Педриньо отберет лошадку. Единственное средство избежать этого несчастья было оживить Представь Себе. Но деревянный человечек упрямо не желал оживать. Педриньо, по совету ученого графа, три дня подряд на него дул, так что щеки заболели, и все напрасно. Эмилия тоже старалась помочь беде: она как-то раз подошла к Представь Себе, когда рядом никого не было, и сказала ему:

— Оживай, дурачок! Я тебе говорю, лучше оживай, а не то Педриньо тебя выбросит. Ну, хочешь, я тебе подарю свой красный передник с карманом? Хочешь?

Но Представь Себе оставался холодным и бесстрастным. Ни угрозы, ни обещания — ничто не могло вывести его из этого тупого безразличия…

В один прекрасный день Педриньо потерял терпение:

— Довольно! Довольно! У меня скоро лицо распухнет от этого дутья, а ты хоть бы пискнул, чучело несчастное! Иди ты к черту! — и, схватив деревянного человечка за ногу, забросил его на шкаф.

Эмилия присутствовала при этой сцене и поняла, что начинаются осложнения… И в самом деле, вечером того же дня Педриньо спросил у нее:

— Где лошадь?

Эмилия вся напряглась, как воин, готовый к битве:

— А тебе какое дело?! — Это был прямой вызов.

— Давай сюда мою лошадь! — грозно сказал Педриньо, и лицо у него стало прямо как у Синей Бороды.

— С «твоей» лошадью я, прости, незнакома, а до «моей», говорю, тебе дела нет.

— Я обещал лошадь, если твоя идея окажется гениальной, а из нее ничего не вышло. Так что неси лошадь.

— Не принесу!

Педриньо вскипел. Он назвал ее летучей мышью (ну есть ли худшее оскорбление!) и хлопнул пару раз куда надо.

О! Что тут началось! Эмилия заорала: «На помощь! Синяя Борода хочет меня убить!» — и так разревелась, что все сбежались, думая, что произошло нечто ужасное.

— Этот Синюшая Бородища меня побил и назвал летучей мышью! — рыдала Эмилия. Все были на стороне Эмилии, даже донна Бента:

— Такой большой мальчик, целый мужчина, — и бить маленькую тряпичную куклу! Ну где это видано? Если ты будешь так себя вести, я отвезу тебя в детский дом, слышишь?

Педриньо надулся и замолчал, а Эмилия, чувствуя себя победительницей, отправилась к своей лошадке и долго шептала ей чтото на ухо.

Через некоторое время противники случайно столкнулись, и Педриньо сказал:

— Ну, ты за это поплатишься, гаденыш!

— Людоед!

— Летучая…

— Лучше не повторяй, а то я как закричу, так бабушка сразу отправит тебя в детский дом!

Педриньо подумал, что она и вправду способна закричать, и ушел во двор, очень сердитый, не зная, чем бы заняться, чтоб успокоиться. Сначала хотел идти рыбу ловить, да потом передумал и, взвалив на плечо свой топорик, направился в лес. Лучше всего в лесу… Сколько разных, не похожих друг на друга деревьев в бразильском лесу! Посмотришь на всю эту красоту — и весь твой гнев как рукой снимет! Педриньо побродил с полчаса по лесу и уже возвращался домой, как вдруг наткнулся у дороги, за домом, на говорящее бревно. Интересно, застонет оно опять или нет? Или, может, скажет, почему Представь Себе молчит так упорно… Педриньо взмахнул топориком и прислушался. Ни звука. Ударил снова — бревно молчало как убитое… Еще раз, и еще, и еще — даже не пискнет!.. «Да как это может быть? — подумал мальчик. — Если оно теперь молчит, то почему же тогда стонало? Здесь что-то нечисто»…

Он несколько раз обошел вокруг бревна, внимательно его изучая. Ага, вот дупло какое-то… Он заглянул в дупло и нашел там очень странный предмет, напоминающий шляпу с полями. Он вытащил предмет при помощи изогнутого сучка, и — вот так так! — это действительно была шляпа, и притом шляпа графа!

— Ух! — воскликнул Педриньо нахмурясь. — Я говорил, что тут дело нечисто… Граф был в дупле, это ясно. Но для чего? Странно… Впрочем, ничего странного: он и стонал, а не бревно вовсе. То-то мне показалось, что голос был похож на графа. Но зачем он это сделал? Какой ему смысл был меня обманывать? А-а, я знаю! Это Эмилия его подговорила… Она боялась, что я у нее лошадь отберу, вот и сговорилась с этим ученым. Тоже мне ученый! Болван! А я-то хорош: расставили мне, чертенята, западню, а я и попался…

Педриньо был скорее растерян, чем обижен. Подумать только: он, самый храбрый мальчик во всей округе, да он я книг читал больше, чем его товарищи, — и вдруг какая-то тряпичная кукла и какой-то кукурузный граф его вокруг пальца обвели! Каково?

— Я это так не оставлю! — сказал он громко. — Я их выведу на чистую воду!

Глава 6. Чудеса

Покуда там, у дороги, Педриньо обдумывал план мести коварной кукле, Носишка решила пойти прогуляться по саду: она часто гуляла так в мягкие летние вечера, и всегда со своей маленькой подругой. Сегодня, однако, Эмилия что-то закапризничала.

— Сегодня я не могу, — сказала она: — я даю уроки лошадке, бедняжка даже алфавита не знает, совсем неграмотна, ужас!

Носишка не любила гулять одна и стала искать себе компанию. Но никого поблизости не было. Единственный, кто попался ей на глаза, когда она грустно обвела взглядом комнату, был злосчастный брат Буратино, которого Педриньо в сердцах забросил на шкаф.