Ч Р Метьюрин и его Мельмот скиталец - М Алексеев

И все же одним из наиболее важных источников Метьюрина для его "Рассказа испанца" явилась известная повесть французского писателя Дени Дидро "Монахиня", которой автор "Мельмота Скитальца" безусловно обязан как отдельными сюжетными мотивами, так и общей просветительской концепцией своего "Рассказа испанца", отличающей его от романов готической традиции, в которых нагромождение ужасов не подкреплено философской содержательностью и пафосом просветительского протеста.

Сходство между "Рассказом испанца" и "Монахиней" Дидро замечено было уже давно {Killen Alice M. Le roman terrifiant ou roman noir de Walpole a Radcliffe et son influence sur la litteraiure francaise jusqu'au 1840. Paris, 1924, p. 66.}, но лишь в 1930 г. итальянский англист профессор Римского университета Марио Прац опубликовал результаты своего тщательного сопоставления обоих произведений {Praz Mario. An English imitation of Diderot's La Religieuse (C. R. Maturin's Taie of the Spaniard). - Review of English Studies, 1930, vol. 6, N 24, p. 1-8.}. Итоги его исследования оказались весьма убедительными.

Повесть "Монахиня" написана была Дидро еще в 1760 г., но увидела свет лишь после смерти автора, в 1796 г. {May Georges. Diderot et la Religieuse. Paris, 1954, p. 21. Ранее, в 1780 г., Дидро, передавая рукопись "Монахини" швейцарскому журналисту Мейстеру, преемнику Гримма по изданию "Литературной корреспонденции" (где повесть была помещена в отрывках), писал об этой своей повести: "Не думаю, чтобы когда-нибудь была написана более ужасная сатира против монастырей" (Ibid., p. 35).} Полная обличительной силы, проникнутая пафосом протеста против насилия, чинимого католической церковью над монахами, обращенными в пожизненное рабство из религиозных побуждений, повесть Дидро могла появиться в печати только после революции во Франции 1789 г., когда она сыграла немалую роль в развернувшейся в те годы антиклерикальной пропаганде во французской литературе, в искусстве и даже в театре {Esteve E. Etudes de litterature preromantique. Paris, 1923, p. 90, 113-119. Один из очерков этого сборника посвящен характеристике французских пьес 90-х годов XVIII в., направленных против монастырей, среди них пьесе драматурга Монвеля "Жертвы, заточенные в монастыре" ("Victimes cloitrees", 1792). Именно к этой пьесе французская революционная пресса (журнал "Mercure de France", 1799, pluviose) возводила как к источнику упомянутый выше эпизод "Монаха" М. Г. Льюиса.}. Газета французских просветителей "Философская декада" 1797 г. так отзывалась о "Монахине": "Это своеобразное и увлекательное произведение остается памятником того, чем были некогда монастыри, возникшие из невежества и безумного фанатизма, - этот бич, против которого философы так долго и так тщетно протестовали и от которого французская революция освободила бы Европу, если бы Европа не упорствовала в желании совершить попятные шаги к варварству и животному отупению". В революционные годы "Монахиня" пользовалась во Франции популярностью, но впоследствии, во время Реставрации и позже, неоднократно подвергалась запрету цензуры (в частности, в 1824 и 1826 гг.).

В своей повести Дидро рассказывает печальную историю молодой девушки, которую жестокие родители насильно заточили в монастырь как незаконную дочь. В монастыре девушка становится жертвой развратной настоятельницы, монахинь мучительниц и садисток, потерявших всякую пристойность от однообразия жизни и практикуемого здесь систематического подавления всех человеческих чувств; наконец после длительной борьбы она бежит из обители в надежде начать спокойную и здоровую трудовую жизнь. Сюжетной основой повести для Дидро явился судебный процесс некоей Марии-Сюзанны Симонен, возбудившей иск к монастырскому начальству и требовавшей снятия с нее обетов, данных ею под угрозами при ее несильном пострижении. Это довольно громкое судебное дело сначала навело Дидро на мысль написать от имени Марии-Сюзанны несколько писем к воображаемому адресату; затем он превратил их в ее фиктивную автобиографию или исповедь, представляющую собою замечательный психологический документ: в нем дается история душевных переживаний героини, наивной, покорной, религиозной, у которой зарождаются сомнения в правомерности угнетения, которому она подвергается в монастыре; постепенно она вовсе освобождается от всяческих иллюзий, и ее ропот превращается в настоящий бунт против обмана, лицемерия и фанатизма.

Первая половина рассказа Алонсо Монсады (гл. V-VI), как указал М. Прац, написана под сильным влиянием исповеди Марии-Сюзанны Симонен, как ее вообразил себе Дидро в своей "Монахине". Метьюрин воспользовался не только основными очертаниями сюжета повести, но порою весьма близко следовал своему образцу, вплоть до того, что отдельные пассажи повести воспроизведены в романе почти дословно. Героиня Дидро очень подробно описывает гонения, которым она подвергалась в монастыре по повелению настоятельницы; воображению монахинь послушница Сюзанна представлялась чудовищем: "...они верили всему, что о ней рассказывали, и даже не смели проходить мимо двери ее кельи". "Они осеняли себя крестным знамением, встречаясь со мной, и убегали, крича "Отойди от меня, сатана! Господи, приди ко мне на помощь!"". "Моя келья больше не запиралась, и в нее входили ночью с оглушительным шумом, кричали, тащили мою постель, били окна, заставляя меня переживать всевозможные ужасы. Шум доносился до верхнего этажа, оглашал нижний. Не участвовавшие в заговоре говорили, что в моей комнате происходит что-то странное, что они слышат зловещие голоса, крики, лязг цепей и что я разговариваю с привидениями и с нечистой силой, что я, должно быть, продала душу дьяволу и что из моего коридора надо бежать без оглядки" {Все цитаты приведены по изд.: Дидро Д. Монахиня. Предисл. и прим. В. М. Блюменфельда. Л., 1938.}.

В главе VI Алонсо упоминает, что сам "епископ решил самолично расследовать беспорядки в монастыре" и что "вовсе не настоятель пригласил епископа для этого расследования", а сам епископ "решил взять дело в свои руки". Очень вероятно, что весь этот эпизод внушен Метьюрину очень сходным рассказом в "Монахине" Дидро, где говорится: "Старшим викарием был г-н Эбер, пожилой человек с большим житейским опытом, резкий, но справедливый и просвещенный. Ему подробно описали монастырские неурядицы; верно то, что неурядицы были велики, но если я и была им причиной, то вполне безвинной Обвинения были так сильны и многочисленны, что при всем своем здравом смысле г-н Эбер не мог не считаться с ними и не верить, что в них много правды. Дело показалось ему настолько важным, что он решил произвести расследование сам; он известил о предстоящем посещении монастыря и действительно прибыл" и т. д.

Даже внешний облик епископа, к которому приведен был Алонсо, имеет общие черты с викарием, описанным в повести Дидро. У Метьюрина читаем: "Лицо его производило такое же неизгладимое впечатление, как и все его существо Это был человек высокого роста, убеленный сединами и имевший величественный вид Это было мраморное изваяние епископата, высеченное рукою католицизма, - фигура великолепная и неподвижная" и т. д. Подобных аналогий в указанных произведениях Дидро и Метьюрина довольно много; мы не будем их перечислять; ограничимся лишь весьма правдоподобной догадкой, что одной фразой, вычитанной в тексте "Монахини", Метьюрин воспользовался для того, чтобы сильно и живописно изобразить пожар тюрьмы Инквизиции, благодаря которому спасается Алонсо, приговоренный к сожжению. "Я хочу спросить Вас, сударь, - говорит героиня Дидро, - почему наряду со всеми зловещими мыслями, которые бродят в голове доведенной до отчаянья монахини, ей никогда не приходит мысль поджечь монастырь? Совсем не слышно о сгорвших монастырях, а между тем при подобном событии двери отворяются и спасайся, кто может" (во франц. оригинале: "Dans ses evenements les portes s'ouvrent, et sauve qui peut"). Сравним в "Рассказе испанца" слова о монахах, которые предаются мечтам, "что землетрясение превратит монастырские стены в груду обломков, что посреди сада обнаружится вулкан и начнет извергаться лава. С тайной надеждой думают они о том, что может вспыхнуть пожар, двери отворятся настежь и "Sauve gui peut" будет для них спасительным словом". Наличие в тексте "Мельмота" этой французской фразы-восклицания ("Спасайся, кто может!") прямо указывает на источник, бывший в руках у Метьюрина, хотя весь возникший из фразы эпизод очень усложнен и сильно распространен.

Конечно, близость "Рассказа испанца" к "Монахине" не следует понимать буквально или преувеличивать: заимствовав у Дидро общие контуры сюжета, Метьюрин был самостоятелен в его разработке, аналитическом развитии и украшении существенными подробностями. Не забудем прежде всего, что у Дидро идет речь о молодой монахине, а у Метьюрина - о монахе, что у Дидро описан французский монастырь, а у Метьюрина - испанский, монастырь "экс-иезуитов" {Иезуиты были изгнаны из Испании в 1773 г., а восстановление ордена состоялось здесь через пять лет (1778). Очевидно, согласование дающихся в тексте "Мельмота" хронологических дат несколько затрудняло автора: пожар тюрьмы Инквизиции он неточно датировал 29 ноября 17... года (гл. XI, с. 253).}. Никогда не бывший в Испании, Метьюрин тем не менее дал очень правдивую и яркую картину испанской монастырской действительности, - да и не только монастырской, и он сделал это с помощью ряда книг, которые сам назвал в тексте; такими источниками был для него нередко цитируемый "Дон-Кихот" Сервантеса и книги английских путешественников по Испании (например, Дж. Диллона, упоминаемого в гл. XXXIV). К ним следует прибавить и несколько других, хотя они и не названы. Такова, например, как мы предполагаем, большая и обстоятельно документированная на основании архивных материалов книга Хуана Антонио Льоренте "Критическая история испанской инквизиции", впервые вышедшая в Париже на французском языке в 1817 г. и тотчас же внесенная в Риме в индекс запрещенных книг. Отсюда Метьюрин мог взять ряд очень важных подробностей о ходе судебных процессов Инквизиции, о постоянных формулах решений и приговоров святейших трибуналов, описания аутодафе, одежды приговоренных и т. д.