Внимание, смертельный номер! - Марина Серова

– А почему он вас оставил в своей квартире? – спросила я.

– А я у него уже месяц тут живу. Со своей супружницей я поругался, вот решил у Генки перекантоваться, – объяснил Аркадий.

– А парень, который мне дверь открыл, он кто? – спросила я.

– А-а, Андрюха. Это племяш мой. Тоже с бабой своей поцапался, ну куда ему теперь идти? Бабы такие злыдни! Ой, извините! – опомнился алкаш.

– Куда мог поехать Геннадий Каравайников? – спросила я.

– Да откуда же я знаю? – Аркадий пожал плечами. – Он нам ничего не сказал.

– Родственники у него имеются? – продолжала я свой допрос.

– Ну… вроде того. Мать, кажется, есть. Про отца ничего не знаю, Генка не рассказывал. Да, жена у него еще была.

– Где она живет, вы знаете? – спросила я.

– Откуда мне это знать? – пожал плечами Аркадий.

– Ну, может быть, знаете адрес матери Геннадия? – Я продолжала выуживать информацию о месте пребывания Геннадия Каравайникова.

– Ваще не в курсе, – покачал головой мужчина.

Я поняла, что больше мне тут делать нечего. От мужчин, которые оказались в квартире Геннадия Каравайникова, вряд ли можно было узнать, где он сейчас может находиться.

Я вышла из квартиры и только сейчас вдохнула полной грудью, потому что сделать этот вдох ранее не представлялось возможным. На площадке рядом с соседней квартирой я увидела пожилого мужчину с пуделем на поводке. Собака нетерпеливо дергала поводок.

– Сейчас, сейчас, Гошик, хороший ты мой, сейчас пойдем с тобой на улицу, понимаю, что ты засиделся. Потерпи немного, сейчас пойдем, – приговаривал пенсионер, проворачивая ключ в замке.

– Здравствуйте, – поздоровалась я с ним.

– И вам доброго вечера, – отозвался он.

– Скажите, вы не видели вашего соседа, Геннадия Каравайникова? – спросила я.

– Как не видел? Очень даже видел! Мимо меня сегодня бежал как угорелый. Чуть с лестницы не сбил! – сообщил пенсионер.

– Я была сейчас у него в квартире. Там находятся похмельные граждане, говорят, что его друзья-товарищи, что Геннадий сам их пустил в свою квартиру, – сказала я.

Мужчина вздохнул:

– Ну что тут можно сказать? Пьянство, оно никогда до добра не доводило. Вот и жена Гены, считайте, что ушла от него. Хотя, кажется, официально они не развелись.

– А вы не подскажете, где она проживает? – спросила я.

– Почему же, подскажу. Улица Весенняя, там частный дом ей от матери остался. Дом под номером пять. Раньше, когда Геннадий куролесил с пьяных глаз, так Екатерина Михайловна от него туда съезжала на время. Достойная женщина, но вот с мужем не повезло.

– Могу я вас попросить? Позвоните, пожалуйста, вот по этому номеру, – я протянула мужчине свою визитку, – когда Геннадий появится дома. Я частный детектив, Татьяна Иванова. А вас как зовут?

– А я Григорий Владимирович. А он что-то такое совершил, что вы его разыскиваете? – спросил мужчина.

– Нет, ничего особенного, просто мне необходимо его увидеть и поговорить, – обтекаемо ответила я.

– Хорошо, я обязательно вам, Татьяна, позвоню, – заверил Григорий Владимирович.

Я вышла из подъезда и задумалась. Прошел практически день, а у меня не было не только никакой мало-мальски пригодной версии относительно убийства Владислава Расстрельникова, но и хотя бы самой малюсенькой зацепки. Собственно, версий-то как раз было несколько: либо Расстрельникова застрелил заказчик убийств по какому-то ему известному поводу, либо Владислава убил кто-то, кто разузнал о его гонорарах за заказные убийства. Это – если принять за основу версию, что Расстрельников являлся наемным убийцей. Другая версия состоит в том, что Владислава кто-то очень ловко подставил, представив дело так, что он является киллером.

Правда, со слов Марианны Мануковской, осветитель Геннадий Каравайников зачем-то поднимался наверх в день убийства Расстрельникова. Но этот факт еще ни о чем таком не свидетельствует. Мало ли зачем Каравайников мог подниматься наверх? Возможно, что-нибудь проверить перед началом представления. В конце концов, Каравайников является сотрудником цирка. Он может посещать любые помещения и ни перед кем не отчитываться.

С другой стороны, дома его сейчас не оказалось, и, по словам его дружка, Каравайников решил скрыться, опасаясь полиции. Опять же это ни о чем не говорит. Возможно, Геннадий натворил что-нибудь такое, за что его могли привлечь органы правопорядка. Ну, скажем, ввязался в бытовую ссору или в драку. Вот и боится теперь.

И все же необходимо дать ответ на вопрос, кто мог получить выгоду от смерти Владислава Расстрельникова. Если исходить из того, что Владислав был киллером и выполнял заказные убийства, то его хозяину, то есть тому, от кого исходил приказ на убийство. Но этот факт еще не доказан. Кроме того, не исключено, что некто имеет намерение пустить следствие по ложному следу, представив дело таким образом, что Владислав Расстрельников – наемный убийца.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что наличие профессиональной винтовки в грим-уборной Расстрельникова и его убийство никак не пересекаются, то есть эти два факта существуют как бы порознь. В пользу этого говорит то, что Владислав Расстрельников был убит из газового пистолета, переделанного под боевые патроны. Стало быть, работал дилетант. Но самое главное, с какой целью Расстрельников стал бы держать профессиональное оружие у себя в грим-уборной? Его легко могли обнаружить… А если на это и был сделан расчет? Подбросить винтовку и свалить все убийства, произведенные из нее, на Владислава Расстрельникова.

Я понимаю, конечно, что Расстрельников мог и впрямь быть киллером. Все-таки это довольно удобно: ездишь вместе с цирком, в реквизите не то что винтовку, гранатомет можно провезти. Но не нравится мне эта версия! Он известный артист, реализовавшийся. Жених богатой дамочки, пусть и стервозного характера. Симпатичный, приятный в общении. Зачем ему связываться с кровавыми деньгами? Вот никак я не могу представить его в этой роли! Однако факты – упрямая вещь. И против них не попрешь. А факты таковы, что артист цирка застрелен во время своего выступления и что в грим-уборной Владислава Расстрельникова найдена винтовка с оптическим прицелом.

Что мне делать дальше? Я решила съездить к жене Каравайникова, благо адрес у меня был. Вот только в доме царили тишина и темнота,